Гибель Айдахара - Есенберлин Ильяс. Страница 45

– Я дам тебе много золота и скота… – вновь сказал Кенжанбай и пристально посмотрел в глаза сотника. – А ты что-нибудь придумай… Неужели твой ум иссох и перестал быть изворотливым?

Сотник не обиделся, а задумался.

– Есть один выход, но…

– Говори.

– Хан не может знать в лицо сына Акпанбета… Если на его месте окажется другой ребенок того же возраста, тогда…

Это была спасительная, но и страшная мысль. У кого можно было отнять или попросить ребенка, чтобы подменить им маленького Тастемира? Кенжанбай не мог пойти на такое. Но если погибнет сын Акпанбета, то навсегда погаснет огонь в его очаге. Батыр вспомнил друга живым, его голос, его жесты, вспомнил, сколько раз тот спасал его от смерти, а на глазах навернулись слезы.

– Торопись батыр. Думай. У тебя совсем мало времени… – вкрадчиво сказал сотник.

– Хорошо. Ты разобьешь здесь походный лагерь и велишь своим людям отдыхать. На рассвете я привезу тебе мальчика, которому будет столько же лет, сколько Тастемиру.

– Смотри, батыр. Сдержи слово… Не забудь и об остальном…

Кенжанбай не ответил. Конь его уже мчался по степи в сторону родного аула.

На страшное решился батыр. В его юрте росли сыновья-близнецы Жанузак и Кунузак. Одного из них решил отдать он на смерть ради сына друга.

В эту ночь осуществил задуманное Кенжанбай. Так в его юрте вместо Жанузака появился Тастемир. На рассвете роды аргын и кенегес ушли в Дешт-и-Кипчак, навсегда покинув Орду Мамая.

Минуло время, и два мальчика выросли у батыра, превратились в стройных и сильных джигитов. Они уже знали страшную правду о прошлом, но все равно называли друг друга словом «брат» и Кенжанбая – отцом.

И сегодня на поле битвы они стояли рядом и, не отрывая глаз, смотрели на Кенжанбая, который вызвал Едиге на поединок. Когда же стало ясно, что тот не струсит и не откажется скрестить свой соил с соилом их отца, названые братья соскочили с коней на землю, навесили на шею пояса, упали на колени и, воздев к небу руки, попросили помощи у всевышнего.

– Аксарбаз! Аксарбаз! – кричали они, давясь слезами. – О аллах, исполни наше желание! Возьми наши жизни, но спаси отца нашего, Кенжанбая! Спаси!

Джигиты знали, что нет в степи лучшего стрелка из лука, чем их отец, но в бою на коне не было лучшего воина, чем Едиге. И все-таки они молили аллаха о чуде, забыв, что чудес не бывает. А может, прости всевышний не услышал их молитвы?

Мчались навстречу кони, и развевались по ветру их густые гривы… Более ловким оказался Едиге. Его соил опустился на бедро Кенжанбая. Дрогнуло тело батыра, но он удержался в седле, хотя перестал чувствовать ногу, по которой пришелся страшный удар.

И вновь, подобно урагану, налетел Едиге, и снова чуть промедлил Кенжанбай. Новый удар пришелся по второму бедру батыра, и он, припав грудью к луке седла, тяжело вывалился из него.

И, уже лежа на земле, Кенжанбай видел, как легко спрыгнул с коня Едиге, как неторопливо подошел к нему. На грудь навалилась тяжесть, и у самого своего лица он сквозь застилающий глаза туман увидел пыльный сапог врага. Сбросить его, оттолкнуть не было сил. И еще слышал Кенжанбай, как терлось друг о друга железо – это Едиге вынимал из ножен саблю, чтобы добить его.

Сразу же пришло облегчение, и не было иной мысли, кроме мысли о том, чтобы скорее все кончилось и чтобы больше не видеть ничьих глаз.

– Батыр! Прощенья! Прощенья! – закричали воины из родов аргын и кенегес.

Едиге занес было саблю над головой Кенжанбая, но вдруг опустил ее.

– Живи пес! – с презрением сказал он. – Мы все-таки когда-то росли вместе.

– Будь ты проклят! – отрывая свое тело от земли, прохрипел Кенжанбай.-Лучше умереть, чем пережить такой позор!

Но Едиге уже не слышал его слов. Нахлестывая коня, он мчался к своему войску.

К поверженному Кенжанбаю подскакали джигиты, перебросили его неподвижное тело через седло и увезли с поля битвы. Не знали они, что делают это напрасно. Воин, переживший такой позор, уже не жилец на свете. Не прошло и года, как Кенжанбай умер от тоски и горя.

Но это будет потом. А сейчас сошлись два войска, и зазвенело злое железо, и первая кровь брызнула на сырую увядшую траву. Низко плыли над землей тяжелые облака, опускались на плечи сражающихся воинов белыми клочьями тумана, словно укрывая их саваном.

И записал в тот год русский летописец со слов знающих людей короткие слова об этой кровавой битве, как напал «некий царь, именем – Темирь-Кутлук, и бысть им бой велик и сеча зла. И одоле царь Темирь-Кутлук царя Тохтамыша и прогна, и сяде сам на царстве Волжском Большиа Орды, а Тохтамыш царь побежа к Литовским странам».

Победив Тохтамыша, Едиге провозгласил новым ханом Золотой Орды своего давнего товарища по походам, ведущего свой род от великого Чингиз-хана, Темир-Кутлука. Сам же он стал при нем эмиром, в подчинении которого находилось все войско.

И Едиге, и Темир-Кутлук, как и все предыдущие правители Золотой Орды, верили, что им предопределено судьбой и богом вновь сделать ее сильной и могучей. И они пошли той же дорогой, которой до них следовали другие, – стали укреплять войско.

Тохтамыш ушел в литовские земли со своим аулом, со всеми многочисленными родственниками и домочадцами. В Киеве как самого близкого друга встретил его сам князь Витовт.

Не дружба и бескорыстие руководили поступками тех, кто повелевает народами, а выгода. О ней же думал и Витовт. В последние годы великое княжество Литовское окрепло, набрало силы. Пользуясь распрями между русскими князьями, Витовт отобрал у них часть земель на востоке, завоевал Курляндию, Польшу, и взор его обратился теперь в сторону Золотой Орды. Пользуясь тем, что после поражения Мамая на Куликовом поле Орда, по сути дела, постоянно пребывала в раздробленности и схватки между претендентами на ее трон не утихали, литовский князь совершил два похода в степь. В год коровы (1397) он доходил до реки Дон, а в следующем году пожег и пограбил аулы кочевников в верховьях Днепра. Серьезного сопротивления Витовт здесь не почувствовал, а потому уверовал, что легко сможет расправиться с Золотой Ордой. Тохтамыш ему нужен был, чтобы осуществить задуманное. Оказав помощь бывшему хану, вернув ему отнятый соперниками трон, князь рассчитывал подчинить себе Орду и использовать ее для борьбы с русскими княжествами.

Темир-Кутлук и Едиге без труда разгадали замысел Витовта и поняли, какую опасность может представлять для них Тохтамыш, если его поддержит литовский князь. Потому тотчас же в Киев были отправлены послы, и велено им было требовать у Витовта выдачи Тохтамыша как злейшего врага нового хана. Послание было суровым, составленным из слов твердых и жестких.

Но это не испугало великого литовского князя, и он, приняв подарки, присланные Темир-Кутлуком, ответил новому хану дерзко и с вызовом. В своем послании он писал, что друга своего Тохтамыша не выдаст, а со всем своим огромным войском пойдет на татарские земли и, победив царя Темир-Кутлука, заберет его богатства. «…И посадим в Орде на царстве его царя Тохтамыша, и на Кафе, и на Азове, и на Крыму, и на Азтаракани, и на Заяицкой Орде, и на всем Приморье, и на Казани; и то будет все наше и царь наш».

Едиге и Темир-Кутлук начали готовиться спешно к войне, с тревогой поглядывали на русские княжества. Как поведут они себя, что предпримут? Но Москва выжидала. Ни Литве, ни Орде не желала она усиления, так как они оставались ее врагами. Русь давно уже никому не кланялась и никого не боялась. Лишь изредка приходилось ей малой кровью отбрасывать со своих пограничных владений бродячие татарские отряды, ищущие добычи.

Измотанная, обескровленная бесконечными внутренными войнами, Орда в это время хотела только одного – чтобы Литва и Русь не объединились, не пошли на нее общими силами.

Едиге в короткое время сумел собрать большое боеспособное войско. Теперь под знаменем нового золотоордынского хана Темир-Кутлука было двести тысяч воинов-всадников. Для прежнего величия Золотой Орды – ничтожно мало, но для того, чтобы начать все сначала, – хватит.