Осознание - де Мелло Энтони. Страница 33

Жить не значит заседать в парламенте, быть крупным предпринимателем или великим филантропом. Все это не обязательно будет жизнью. Жить — значит избавиться от всех препятствий и по-детски наслаждаться каждым мигом земного существования. Птицы небесные ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы — вот жизнь. Я начал с утверждения, что люди спят, люди мертвы. Мертвецы заседают в парламенте, мертвецы занимаются бизнесом, мертвецы обучают других мертвецов; проснитесь! Поклонение Богу должно помочь вам пробудиться, иначе не имеет смысла поклоняться. Мы все безнадежнее — вы тоже думали об этом — теряем молодежь. Они ненавидят нас; они не желают взваливать на себя вины и страха больше, чем уже есть у них. Проповеди и нравоучения им, больше не интересны. Но о любви им узнавать интересно. Как стать счастливым? Как жить? Как испытать все то чудесное, о чем говорили мистики? Понимание — вторая важная вещь. В-третьих, не надо себя ни с чем отождествлять. Сегодня кто-то задал мне вопрос: «Бывает ли у вас плохое настроение?» Ну конечно, бывает. У меня случаются приступы депрессии. Но они длятся очень недолго. Честное слово. Что я для этого делаю? Во-первых, я не отождествляю себя с этими приступами. Если меня охватывает отчаяние, то вместо того, чтобы напрячься и разозлиться на себя, я осознаю свое отчаяние, разочарованность или что-то иное. Во-вторых, я признаю, что очаг этого чувства — во мне самом, а не в другом человеке — не в том, от кого я не получил письма, например; испытываемое мной чувство — объект не внешнего, а внутреннего мира. Пока я тешу себя мыслью, что обида или разочарование пришли ко мне откуда-то извне, я чувствую себя вправе цепляться за негативные эмоции. Не думаю, что все люди подвержены подобным переживаниям: за обиду или разочарование может цепляться только глупец, только спящий.

В-третьих, я не отождествляю себя со своими эмоциями. Я и мои чувства — далеко не одно и то же. Я не одинок. Я не расстроен и не разочарован. Разочарование посетило вас, и вы за ним наблюдаете. Вы бы удивились, если бы узнали, как быстро оно проходит. То, что стало доступно осознанию, не может не измениться; облака непрестанно плывут по небу. Когда вы осознаете происходящее с вами, вам откроются и причины зарождения плывущих по небу облаков.

У меня на примете есть дивное высказывание А. С. Нейла, взятое из его книги «Саммерхилл»; по моему мнению, это изречение следует высечь где-нибудь на видном месте золотыми буквами. Немного истории. Вероятно, вы знаете, что педагогический стаж Нейла составляет ни много ни мало сорок лет. Основанная им школа несколько отличается от стандартных учебных заведений. Он набирал группу ребятишек и ничем не стеснял их свободу. Если кто-то хотел научиться читать и писать, — отлично, он обучал ребенка грамоте, если же малыш такого желания не испытывал — это тоже было отлично. Вы могли делать со своей жизнью все что угодно при условии, что ваши действия никак не ущемляют свободу другого человека. Не мешайте ближнему быть свободным — все остальное ваше личное дело. Нейл говорил, что самые трудные его воспитанники оказались выходцами из монастырских школ. Конечно, все это происходило очень давно. По словам автора «Саммерхилл», прошло полгода, прежде чем эти ученики смогли избавиться от подавляемых в течение долгого времени гнева и обиды. Шесть месяцев они бунтовали, пытаясь изменить заведенные в школе порядки. Немало хлопот доставила одна девушка, пристрастившаяся ездить на велосипеде в город, — она убегала от класса, от школы, от всего на свете. Однако в один прекрасный день они перестали бунтовать и проявили желание учиться; дошло даже до того, что однажды они возмутились: «А почему это мы сегодня не учимся?» Но посещали они только те предметы, которые были им интересны. Они изменились. На первых порах родители опасались отдавать детей в подобную школу. «Вы выступаете против всякой дисциплины. Как же вы сможете чему-то научить детей? — удивлялись они. — Ребенка ведь необходимо учить и наставлять». В чем же секрет успеха этой школы? Нейл занялся самыми трудными детьми, теми, на кого окружающие махнули рукой; через шесть месяцев всех этих подростков было невозможно узнать. Послушайте, что Нейл говорит, — это ошеломляющие, святые слова: «В каждом ребенке живет Бог. Наши попытки втиснуть малыша в общепринятые рамки делают из Бога сатану. В мою школу записываются маленькие дьяволята — они ненавидят весь мир, они стремятся разрушать, они грубы, лживы, вороваты и раздражительны. Через шесть месяцев это уже здоровые и счастливые дети, не совершающие ничего дурного». Эти удивительные слова принадлежат человеку, чью школу регулярно инспектирует Британское министерство образования, посещают директора школ, а также все те, кто берет на себя труд до нее добраться. Поразительно. Такой был у него дар. И это невозможно запланировать — нужно от рождения обладать определенными душевными качествами. На лекциях для директоров школ он говорил: Приезжайте в Саммерхилл — вы увидите, что ветви фруктовых деревьев прогибаются от зрелых плодов, которые никто не обрывает. Ни у кого не возникает желания посягнуть на частную собственность. Детей хорошо кормят, и в их душах нет ни гнева, ни обиды. Приезжайте в Саммерхилл — вы не найдете там ни одного ребенка с физическими недостатками, у которого была бы кличка (всем известна жестокость детей к заикам). В Саммерхилле вы никогда не услышите дразнилок в адрес заик. В наших детях нет жестокости, поскольку они не видят проявлений жестокости по отношению к себе. Прислушайтесь к священным словам откровения. Такие люди живут среди нас. Что бы там ни твердили ученые, священники и богословы, есть и были на земле люди, которые чурались распрей, зависти, злобы, войн и вражды! Они живут и до недавнего времени жили в моей стране — грустно говорить об этом в прошедшем времени. Некоторые мои друзья-иезуиты жили и работали среди таких людей, которые, как уверяли мои друзья, просто неспособны были украсть или солгать. Одна монахиня рассказывала, что в тех северо-восточных индийских племенах, где она работала, люди никогда не запирали дом на ключ. О воровстве и лжи там даже не слышали; так продолжалось до тех пор, пока племя не узнало миссионеров и индийских чиновников.

В каждом ребенке живет бог. Наши попытки втиснуть малыша в общепринятые рамки делают из бога дьявола.

В одном чудесном фильме итальянского режиссера Федерико Феллини есть такой эпизод: брат-наставник сопровождает группу мальчиков 8—10 лет, направляющуюся на пикник или экскурсию. Они идут по взморью; учитель с тремя-четырьмя воспитанниками замыкает процессию. Им встречается женщина средних лет — проститутка. «Привет», — говорят ей школьники. «Привет», — отвечает она. «Кто ты?» «Проститутка», — отвечает она. Мальчики весьма туманно представляли значение этого слова. Один из учеников, немного более эрудированный, чем остальные, сказал: «Проститутка — это женщина, которая может кое-что сделать за деньги». «Она и нас послушает, если ей заплатить?» — спросили его товарищи. «Послушает, почему бы и нет?» — ответил школьник. Тогда они вручили незнакомке имевшиеся у них деньги: «А вы сделаете кое-что за эти деньги?» «Конечно, детки. Чего бы вам хотелось?» Единственное, на что у ребят хватило фантазии, — это предложить женщине раздеться. Она разделась. Мальчики принялись рассматривать ее тело: им никогда еще не доводилось видеть обнаженную женщину. Так и не придумав, какое еще желание загадать, они спрашивают: «А вы могли бы нам станцевать?» «Конечно!», — отвечает женщина. Ребята становятся в круг, поют и хлопают в ладоши, женщина танцует — все смеются от радости. Монах все это видит. Он спускается к морю, кричит на женщину и заставляет ее одеться. Звучит голос за кадром: «В этот миг были осквернены дотоле чистые и прекрасные детские души».

Трудности подобного рода нередки. Я знаю одного индийского миссионера-иезуита, настроенного весьма консервативно. Как-то раз он пришел на мой семинар. Два дня, на протяжении которых я развивал эту тему, он тяжко страдал. Вечером второго дня он подошел ко мне и сказал: «Тони, невозможно описать, как я мучаюсь, слушая тебя». «Что тебя мучит, Стэн?» — спросил я. «Ты заставил меня вспомнить о вопросе, о котором я вот уже двадцать лет стараюсь не думать. Это страшный вопрос. Он встает передо мной снова и снова: А не осквернил ли я души тех, кого обратил в христианство?» Тот иезуит совсем не походил на ваших либералов, это был ортодоксальный, благочестивый, набожный и консервативно настроенный христианин. И вот он почувствовал, что причинил вред счастливым, простым, бесхитростным и полным любви людям, сделав их христианами.