Год 2150 - Александер Тия. Страница 31
Глава 9
Не попробуешь — не узнаешь
Я проснулся свежим и бодрым и обнаружил, что проспал почти десять часов. На столе лежала записка от Карла, где говорилось, что обедать дома он не будет, но во второй половине дня вернется пораньше. Я решил как можно скорее записать все в свой дневник.
Карл вернулся к четырем часам и первым делом спросил о моем сне. Я сказал ему, что он все может прочитать в моем дневнике, а я собираюсь прогуляться по свежему Воздуху, потому что весь день просидел взаперти. Он сказал, что это хорошая идея, и сел читать мой дневник, а я надел пальто сапоги, меховую шапку, обвязался теплым шарфом и был готов выйти на мороз и снег.
Пройдя несколько шагов по сугробам свежевыпавшего снега и задрожав от минусовой температуры, которая усугублялась приличным ветром, я понял, что никто в 2150 году так не оценит их «управляемый климат», как я. Затем я стал думать обо всех долгих веках, когда человек боролся со всякими капризами природы в поисках еды, крова и защиты от диких животных и своего же брата человека. Сколько еще нам потребуется времени для того, чтобы научиться сотрудничать и победить хотя бы эту проблему? Сотрудничество всегда было решением всех проблем, ответов на все вопросы. В узком микро-понимании мира человек может получить блага, только соперничая с другими людьми, — он должен выйти из этого соревнования победителем и оставить соперников в проигрыше. Этот конфликт, это соперничество, это отсутствие сотрудничества неизбежно влечет за собой разделение отдельных людей и целых стран на две группы — «имущих» и «неимущих».
Очнувшись от задумчивости, я увидел, что прошел дальше, чем планировал, и студенческий клуб остался в квартале позади. Я пересек улицу и пошел обратно. В клубе я отогрелся в компании сотни собравшихся здесь студентов. Большинству было от девятнадцати до двадцати двух лет, но было здесь и несколько моих ровесников, может быть, даже старше. Я подумал, как отличались эти студенты от «учащихся» 2150 года. Физические различия в росте и внешности были очевидны, но меня больше занимали различия психологические.
Лица студентов 1976 года выражали весь букет качеств, свойственных взрастившей их культуре: страх, подозрительность, агрессивность, невежество, отчужденность, безразличие… Тем не менее почти все они достигли в своем развитии такого уровня, что стали намного дружелюбнее и открытее своих родителей, и ауры у студентов тоже были ярче и четче, чем у взрослых американцев.
«Ух ты! Я вижу ауры!» — обрадовался я. Но тут же подумал, что, наверное, я со всеми моими внутренними тревогами и предубеждениями XX века выгляжу для людей 2150 года примерно так, как эти студенты для меня. Эта мысль вызвала у меня горькую ухмылку. Я отправился домой и зашел по пути в супермаркет — пополнить наш запас яи и бекона.
Несмотря на метель, в магазине было полно народу. В женщинах средних лет и в пожилых мужчинах уже не было энергии и веселости студентов. Те же страхи и неуверенность в себе, но здесь они не компенсировались радостью и дружелюбием. Эти люди были похожи на бесцветные изношенные автоматы, проложившие себе привычную узкую колею, которая с каждым годом все углубляется и вскоре станет их могилой.
Микро-человек создает себе узкие и жесткие жизненные рамки, чтобы избежать неудач. Но в итоге они лишь доказывают ему, что он не в состоянии справляться с миром за пределами его добровольной психологической тюремной клетки.
Я шел между полками, заставленными продовольственными товарами, погрузившись в свои мысли, и тут девочка лет четырех-пяти выбежала из-за угла, споткнулась о мою ногу и упала.
Не думая, я машинально поднял разревевшуюся малышку, взял ее на руки и начал утешать. Плач утих, и только тут я вполне осознал, что держу на руках тепло укутанную маленькую девочку. В ответ на мою широкую улыбку она тоже начала мне застенчиво улыбаться, но тут откуда-то набежала очень уставшего вида женщина с тонкими губами и прищуренными от злости глазами. Она грубо вырвала у меня ребенка и завопила:
— Как ты смеешь хватать мою девочку своими грязными руками! Ах ты маньяк!
— Но, мадам… — начал я, — я всего лишь…
— Я знаю, что ты «всего лишь», — громко объявила она, прижимая ребенка к себе. — Ты приставал к моей девочке! Это растление малолетних! Я все это видела. Но знай, что в этой стране на таких, как ты, найдется управа!
Ее пронзительный визг привлек внимание многих других покупателей, которые смотрели на меня с подозрением.
Мать девочки продолжала выкрикивать проклятия и угрозы в мой адрес, и я чувствовал, что уже не смогу сказать ничего разумного в свое оправдание. Все, что я мог делать, — это смотреть на нее и на ее отвратительную ауру, Аура была похожа на ужасный ярко-красный огонь, покрытый тошнотворными желто-зелеными пятнами.
В этот момент в зале появился менеджер магазина. Оценив ситуацию, он схватил меня за рукав и потащил в подсобные помещения. На ходу он обещал покупателям, что во всем разберется и отправит меня куда следует.
Когда мы оказались в его кабинете, я показал ему свой аспирантский билет и в который уже раз объяснил, что просто хотел успокоить ребенка. Тем не менее менеджер все еще смотрел на меня с подозрением. В конце концов, очевидно просто не желая связываться с полицией, он выпустил меня через черный ход, но предупредил, чтобы я здесь больше не появлялся.
Этот инцидент очень наглядно продемонстрировал разницу между 1976 и 2150 годами. В микро-мире 1976 года каждый незнакомец представлял собой потенциальную угрозу кражи, изнасилования, убийства или какого-нибудь другого страшного преступления. Поскольку микро-человек порой не понимал своих собственных мотивов, он всегда боялся злых намерений других людей. Если бы только они могли увидеть мою ауру или прочитать мои мысли, они бы поняли мои намерения и не стали бы меня бояться. Но, лишенные таких способностей, они судят о других только по внешним признакам и все видят через призму своих собственных страхов, тревог и вины.
Интересно, как бы повернулось дело, будь я длинноволос, бородат и одет в потертые джинсы, столь популярные среди нынешних студентов. Наверное, я бы уже сидел в тюрьме без всякой надежды убедить пожилого судью или жюри присяжных, что я не сексуальный маньяк, не анархист и не коммунист.
Я пошел домой так быстро, как только позволял мой протез, решив, что на сегодня с меня хватит микро-людей и их супермаркетов. Холодная горечь природы лучше дикой паранойи микро-человека.
Вернувшись домой, я автоматически закрыл за собой дверь на замок. Боже мой, подумал я при этом, мне ли говорить о «паранойе микро-человека»?
Увы… В 1976 году я не чувствовал себя в безопасности и безумно тосковал по чудесным девственным пейзажам, счастливому спокойствию и любящей доброте Дельты 927, от которой меня отделяло 174 года.
Когда я уселся на любимый стул с твердой спинкой, Карл отложил мой дневник и спросил, что случилось. Когда я рассказал ему о своих ощущениях в студенческом кафе и приключениях в супермаркете, он мрачно улыбнулся и сказал:
— Я смотрю, твои Макро-способности не так помогают тебе здесь, в 1976 году, как в твоем мире-2150. А может, — тут он сделал паузу и внимательно на меня посмотрел, — они вообще в 1976 году не действуют?
Это уже относилось к нашему договору о проверке на реальность всего, что со мной происходило в мире-2150. Смогу ли я, проснувшись в 1976 году, продемонстрировать Макроспособности, которым научился в «иллюзорном» будущем?
Я уже видел ауру, но совсем забыл о телепатии или избегал ею пользоваться.
Я посмотрел на свой дневник, лежавший на столе рядом с Карлом. Смогу ли я телепортировать его к себе, используя ПК? Может быть, стоит попробовать сначала какой-то более мелкий предмет? Нет, лучше не упрощать эту проверку — даже если я смогу только столкнуть дневник со стола на пол, это уже будет доказательством моего ПК.
Я представил себе, как мои руки дотрагиваются до дневника, — но ничего не произошло.