Отчаяние - Есенберлин Ильяс. Страница 25

Зато на востоке степи сильнее сгущались тучи. На бульдога, вцепившегося в горло и не отпускающего свою жертву, были похожи джунгарские контайчи. И бульдог этот медленно, настойчиво, с каждым летом все ближе добирался до главной вены на шее страны казахов. Не только казахи, но все другие народы вокруг чувствовали смертельную угрозу. За джунгарскими контайчи двигался древний и страшный враг. Уходили в недоступные джунгарам горы киргизские кочевья, свертывали свои дела узбекские и таджикские купцы, потеснились каракалпаки, вынужденные дать место отступавшим казахским аулам. Среднеазиатские ханства притихли, почувствовав угрозу нашествия на свои оазисы. А джунгарские контайчи теперь уже поглядывали и на сибирские города…

Но российские дипломаты внимательно следили за всем, что происходило в великой степи на юго-восточных пограничных линиях. Крайней осторожностью отличались их действия. Казалось бы, в это тяжелое для страны казахов время, когда с востока на нее навалилась джунгарская беда, на западе — в устье Волги — в лице калмыцких ханов поджидала другая, с севера донимали набегами башкирские мурзы, а на юге ни на день не прекращалась вражда со среднеазиатскими ханствами, самое время было для какой-нибудь другой державы вмешаться в дележ и отхватить себе наиболее лакомую часть пирога… Так бы, очевидно, и поступили допетровские русские политики. Но, начиная с Петра, России суждено было играть более значительную роль в делах Востока. И пути этой большой политики скрещивались с путями других великих держав уже на четырех океанах. Здесь, в сердце Азии, они были намечены явственными, четкими пунктирами. Пока что Россия ждала развития событий, укрепляя торговые и дипломатические отношения со всеми странами этого района.

Батыр Богембай резко повернул коня назад. Косматый гнедой жеребец — от порога до красной стены юрты длиной, — тяжело кренясь и сдерживая ход, сделал полукруг и понесся обратно, выбрасывая из-под каждого копыта комья земли, равные величиной площади походного костра. Лишь ветер свистел в пустой степи да с каждым скачком богатырского коня гулко отзывалась и словно охала земля…

Вон он, Шуно-Дабо, джунгарский багадур, тоже заметил казахского батыра и таким же мощным рывком руки поворачивает своего белого косматого великана-коня. На полном скаку проносятся они друг мимо друга, едва не коснувшись стременами. В клубах пыли поднялись и опустились тяжелые дубины-палицы с окованными железом головками. Тяжкий стук, будто две гранитные скалы столкнулись в небе, послышался в степи, и далеко отлетели сломанные дубины.

А батыры уже снова поворачивают коней. Никто не видит этого поединка, но тем неистовей схватка. Снова мчатся они навстречу друг другу, взметая пыль, но теперь уже не палицы в их руках, а тяжелые сверкающие мечи-алдаспаны. Гром ударов и скрежет раздался при их сближении. Но теперь уже не разъехались батыры, а закружились один возле другого, высекая искры. Когда же притупились старинные мечи, батыры снова разъехались и натянули луки, стремясь достать стрелами вражескую плоть. Но и это никому из них не удалось. Равными по силе и мужеству оказались они.

Уже дважды можно было подоить кобылу за то время, что сражались они. Батыры устали, пот заливал глаза, тяжко поднимались руки в железных доспехах. Да и кони еле несли своих тяжелых всадников. Тогда они слезли с лошадей и бросились друг на друга с кинжалами. Вскоре и кинжалы выпали из стиснутых противником рук, и они принялись голыми руками душить один другого…

Совершенно обессиленные, они лежали рядом на голом холме. Потом, ни слова не говоря, один из них поднялся и поплелся к своей лошади. То же сделал и другой. Батыры не смотрели друг на друга, пока не поднялись в седла и не отвернули друг от друга лошадей. Только отъехав на несколько шагов, они разом, как по команде оглянулись.

— Богембай-батыр, совесть наша осталась чиста… — сказал Шуно-Дабо. — Поединок наш был честным, как в древних песнях. А впредь пусть будет так, как кто сумеет. Берегись, не попадайся мне больше один в степи!..

— Да уж и ты не удивляйся, если застану тебя врасплох! — ответил Богембай-батыр.

И они разъехались в разные стороны.

Они давно знали друг друга — казахский батыр Богембай из канжигалиевской ветви рода аргын и джунгарский багадур Шуно-Дабо. На два конных перехода друг от друга стояли их стойбища. И вот уже несколько лет, с тех пор как, по рассказам людей, шуршуты стали теснить джунгар где-то на востоке, Шуно-Дабо что ни лето начал появляться на казахских выпасах. Как подлинный багадур, он чаще всего ездил в одиночестве. И так же в одиночестве угонял он целые табуны лошадей у казахов, а при случае увозил и пленных. На перехват таких одиноких багадуров и уезжали надолго в пограничную степь смелые казахские батыры. Три раза встречались в чистом поле Богембай-батыр и Шуно-Дабо, и все безрезультатно. Теперь они решили отказаться от древних правил, по которым противник предупреждается о вызове на бой. Подобно зверям, решили они охотиться друг за другом.

Лишь через пять лет снова свела их судьба… Большое казахское ополчение скрывалось в бесчисленных оврагах поймы рек Арысь и Бадам. На горе Орда-басы, неподалеку от главных сил неподвижно стояло несколько всадников. Впереди на белом аргамаке сидел снова приведший свое войско для борьбы с джунгарами хан Абулхаир. Он прекрасно понимал, что если сомнут окончательно джунгары сейхундарьинские и приаральские казахские кочевья, то земли Младшего жуза будут взяты в тиски. С одной стороны на них навалились бы приволжские калмыцкие ханы, с другой — конница самого контайчи.

Сразу за ханом Абулхаиром сидел на своем верном гнедом батыр Богембай. Внизу, у подножья, с подсменными конями в поводу, ждали сигнала двадцать ханских гонцов. В этот день здесь и произошла знаменитая битва, в которой казахам опять удалось разгромить джунгарского контайчи. Решающего значения эта битва тоже не имела, но на некоторое время все же ослабло давление джунгар на казахские земли.

Битва при Бадаме была кровавой и яростной. Многие тысячи воинов полегли с обеих сторон. Обе стороны все хотели перехитрить друг друга, и один за другим высылали в бой спрятанные в засаде отряды. Схватка превратилась в большую кровавую мясорубку…

Вот тогда на левом берегу Бадама и встретились в последний раз батыр Богембай с нойоном Шуно-Дабо. В песне-сказании о их битве рассказывается, что казахский батыр своим шестигранным копьем пробил железные доспехи и кольчугу джунгарского багадура, нанеся ему в грудь смертельную рану. Но белый конь вынес багадура из битвы и переплыл с ним бурную студеную реку. Недалеко от противоположного берега умирающий нойон оглянулся назад. Его старый враг казахский батыр Богембай стоял там, опершись о лук. Не смотря на условия между ними, батыр не стрелял, так и не пожелав нарушить древние правила боя. Потом нойон Шуно-Дабо посмотрел на свой берег и закричал от предчувствия смерти. На берегу стоял его племянник Галден-Церен с кованой палицей в руке. И когда умный конь достиг берега и багадур Шуно-Дабо сполз с коня, будущий контайчи Галден Церен раскроил ему череп. Бурные волны реки понесли тело прославленного джунгарского багадура ногами вперед в Казахскую степь…

Галден-Церен проводил глазами плывущее тело того, кто по праву должен был стать главным джунгарским контайчи после смерти престарелого Сыбан Раптана.

— Нет тебя больше на моей дороге! — промолвил он и повернул коня от реки.

Не успел он отъехать и на выстрел из лука, как ему встретился другой нойон.

— Смотри, Галден-Церен, вон скачет конь Шуно-Дабо без хозяина! — закричал он. — Где же храбрый нойон Шуно-Дабо? Неужели закатилась его звезда?!

— Не думаю, — холодно ответил Галден-Церен. — Может быть, славный джунгарский конь оказался вернее своего господина!..

Так впоследствии и появилась легенда о том, что в Казахской степи скрывается до поры до времени законный претендент на бунчук контайчи. Из века в век рассказывает ее в калмыцких и алтайских кочевьях…