Путь мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 113

В России у меня есть мои люди, но они должны оставаться в подполье; чтобы медитировать, им приходится встречаться в подвалах. Они никому не собираются причинять вреда. Я не террорист, я не насильственный человек; вся моя философия состоит в ненасилии. Они просто сидят в молчании, но коммунистическое правительство Советского Союза не может этого потерпеть: «Что вы делаете?»

КГБ преследует саньясинов; они нашли, по меньшей мере, двести человек. Мучая одного человека, они узнавали имя другого... бесконечный допрос, угрозы. У них отняли книги, у них отняли малы и оранжевую одежду, потому что я против марксистского коммунизма.

Марксистский коммунизм просто равномерно распределяет бедность, а равномерное распределение бедности не является и не может быть целью человеческой эволюции. Каждый должен быть богатым - и это возможно. Не нужно никаких революций: все, что нужно, это глубокое понимание, что пока не богат каждый, беден и ты.

Ты можешь быть богатым - но если ты окружен бедными, какой смысл в богатстве? Ты можешь быть здоровым - но если ты окружен больными, мертвыми, трупами, какой тогда в твоей жизни смысл? Можешь ли ты ее праздновать? Можешь ли петь песню? Тебе будет ужасно стыдно.

Таким образом, все, что нужно, это глубокое понимание, что сейчас доступны средства к тому, чтобы увеличить благосостояние и остановить демографический взрыв; может существовать общество, которое богато. Я всецело за богатое общество. Но я против того общества, которое во имя равенства просто распределяет бедность.

Семьдесят лет прошло со времен русской революции, но Россия по-прежнему бедна. Что там изменилось? Изменилось лишь одно: место богатых заняла коммунистическая клика, люди, стоящие у власти. Классы не исчезли: появился новый класс, у которого больше власти, чем когда-либо было у богатых. И страна превратилась в концентрационный лагерь. Под именем красивых слов возникла уродливая действительность. Страна похожа на концентрационный лагерь, и люди бедны. Нет речи, ни о какой справедливости, нет никакой свободы выражения и мышления.

Я осудил это. Естественно, Коммунистическая Партия выпустила против меня книги, и они опубликованы в России.

В Америке у меня была прекрасная коммуна из пяти тысяч человек, живущих радостно без тени классовой борьбы. Не было ни одного нищего. За пять лет не родилось ни одного ребенка. Они тяжело работали, они медитировали, а по ночам танцевали, играли на флейтах, играли на гитарах. Это была мечта, претворенная в реальность.

И мы преобразили целую пустыню, которую купили. Это было не маленькое место; в нем было сто двадцать шесть квадратных миль... огромная пустыня. Мы построили плотины, у нас были свои автобусы, свои машины - все свое. У нас была своя больница, своя школа, свой университет.

И что случилось с Америкой? Почему их так тревожили мы, оазис в пустыне? Ближайший город находился на расстоянии двадцати миль. Мы не интересовались никем другим. Мы наслаждались собой.

Они встревожились, потому что люди стали приходить и смотреть. Слово стало распространяться. Если эти люди могут преобразить пустыню - она лежала мертвой пятьдесят лет, и никто не пытался ее купить, - если они могут создать оазис, производительный, способный обеспечить пять тысяч человек овощами, фруктами, молоком, яйцами, всем необходимым...

И не было необходимости, ни в какой диктатуре пролетариата; это был настоящий коммунизм. И для меня настоящий коммунизм всегда означает, что он соединен с анархизмом; иначе он не настоящий. Если коммунизм и анархизм соединены воедино, это реально. Коммунизм поможет стать богаче; анархизм поможет стать свободнее, добиться большей свободы. В конце концов, не будет нужно никакого правительства. И у нас не было никакого правительства. У каждого была своя ответственность.

Американские политики встревожились, потому что мы создавали прецедент, который мог оказаться опасным: он мог воспламенить умы миллионов людей. Даже в этой богатейшей стране мира, тридцать миллионов человек - нищие, живущие на улице, без дома, без одежды, без еды, без работы. А Америка продолжает выбрасывать миллиарды долларов на глупые проекты.

Только сейчас взорвалось несколько ракет, а каждая ракета означает миллиарды долларов. Они вкладывают все силы в ядерное вооружение. Не могу себе представить, кого они хотят убить, потому что уже сейчас Америка и Советский Союз вместе имеют достаточно ядерной энергии, чтобы убить каждого человека семь раз. Не думаю, что каждый окажется Иисусом Христом и воскреснет семь раз, чтобы принять новые меры. Истина в том, что даже Иисус Христос не воскресал ни разу; природа не меняет своих законов.

Коммуны испугались, потому что она была именно тем, о чем думали все великие анархисты мира, такие как Князь Кропоткин и другие, - что придет день, когда не нужно будет никакого правительства. И это был коммунизм, потому что не было никаких классов, но это не значит, что все были равны. В этом я снова не согласен с коммунизмом. Людям должны быть даны равные возможности расти, но люди не равны. У них разные таланты; есть гении, есть музыканты, есть ученые. Личность каждого уникальна.

Люди не равны, - сейчас это установленная психологией истина, и все воззвания к равенству людей лишены под собой почвы, - но им должны быть даны равные возможности. Для чего? - равные возможности быть неравными, равные возможности быть уникальными, быть самими собой, быть теми, кем бы они только ни могли быть.

Я пригласил американских политиков: «Прежде чем что-нибудь решить, вы должны прийти и посмотреть». Но у них не хватило храбрости даже прийти и посмотреть, какой прекрасный оазис пришел к жизни. И если мы можем создавать такие оазисы по всему миру, во многих местах, они станут моделью для грядущего общества, для грядущего человечества.

В коммуне не использовались никакие деньги. Даже если у тебя были с собой миллионы долларов... они были бесполезны. Ваши потребности были удовлетворены, но деньги как средство обмена просто больше не использовались внутри коммуны. Можно было пожертвовать их в коммуну, потому что коммуна могла их использовать во внешнем мире; но я осознал, что как только деньги выходят из употребления, внезапно человек, у которого есть миллионы, и человек, у которого ничего нет, становятся равны - в финансовом, экономическом смысле. Неважно, что у них есть, важно, кто они такие.