Путь мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 41

Но насколько я сам понимаю, эти стены символизируют ум, и внутри... внутри нет никакой статуи. Внутренняя пустота символизирует сознание.

И отсутствие фундамента символизирует то, что у ума нет основания; ты можешь его отбросить в то самое мгновение, как решишь это сделать. Он ни на чем не основан. Он просто цепляется вокруг сознания, приклеивается к нему, но у него нет никакого основания.

Великое философское прозрение было переведено на язык архитектуры, а эти идиоты говорят о дерущихся богах и о том, что этот храм выскользнул у них из рук и упал на Землю. Они уничтожили весь смысл. Но люди, создавшие этот храм, наверное, обладали прозрением. Должно быть, потребовались великие усилия, чтобы построить его без всякого фундамента. Это гигантская структура, и она просуществовала почти пятнадцать веков.

Есть мозг, который появляется каждую жизнь, новый, свежий; это часть тела. Есть ум, который существует вечно, как жизнь. Пока ты не становишься просветленным, он продолжает цепляться к тебе. Это просто пыль всех тех жизней, что ты прожил, воспоминания, которые ум высвобождает, когда ты умираешь. И эти воспоминания остаются приклеенными к сознанию. Они становятся толстым слоем.

Медитация - это способ вырыть колодец в этом толстом слое и достичь вод сознания. Поэтому у медитации есть начало, но нет конца.

Любимый Ошо,

Через несколько дней я собираюсь посетить своего восьмидесятилетнего отца, которого я не видел семь лет. Он очень настаивает на том, чтобы со мной увидеться, но в то же время очень несчастен оттого, что я саньясин. Как дать ему чувствовать себя счастливым, не становясь при этом лицемером?

Не ехать... это единственный способ! Прежде всего, ехать в Европу в условиях ядерной радиации опасно; нет смысла. Во-вторых, делать его несчастным, когда он умирает в возрасте восьмидесяти лет, нехорошо. Если ты приедешь как саньясин, он будет несчастнее, чем, если ты вообще не приедешь.

Семь лет ты не ездил. Если ты приедешь как не-саньясин, ты будешь несчастен, потому что почувствуешь себя лицемером, и скорее всего, обнаружится, что ты только притворяешься не-саньясином. Так зачем донимать старика? И неясно, умрет он или нет. Насколько я знаю, чем дольше человек живет, тем меньше вероятность смерти. Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то умирал в возрасте ста двадцати, ста тридцати лет? Чем дольше человек живет, тем меньше возможность смерти!

Он уже пропустил нужное время, чтобы умереть, - он опоздал. Правильное время - семьдесят лет; он на десять лет опоздал. Поэтому не беспокойся. Пусть только эта история с радиацией окончится, и ты можешь ехать. Смерть никогда не бывает такой определенной. Нет никакой гарантии, что в восемьдесят лет он умрет, просто мы можем испугаться, что он умрет.

Но если ты решишь ехать, оставайся саньясином, чтобы не нужно было быть лицемером. Он может вспылить. Прими это радостно. Сиди в молчании, скажи своему отцу:

- Скажи все, что всегда хотел сказать. Злись или, если хочешь дать мне пощечину, дай - но только не причини себе вреда, ты слишком стар. Я могу сам дать себе пощечину за тебя.

Сделай это шуткой; заставь его смеяться.

Будь с ним, но не очень серьезно, не так, словно он вот-вот умрет, и ты из-за этого приехал. Скажи ему:

- Мой мастер говорит, что ты уже десять лет как опоздал - ты упустил время, а когда человек пропускает свою очередь, она не останавливается ради него. Очередь движется вперед.

Теперь, если кто-то другой задержится, и в очереди появится промежуток, может быть, у твоего отца появится какой-то шанс; иначе умереть никак невозможно. Поэтому не будь грустным и не делай грустным его.

Сначала он будет злиться. Сначала он скажет тебе, что ты все сделал неправильно. Согласись со всем, но скажи ему:

- Я просто твой сын, и я не могу быть лицемером, потому что я знаю, что это заденет твою гордость - что твой сын лицемерит. Поэтому я пришел таким, как я есть. И я готов принять твой гнев или любое наказание, которое ты считаешь для меня уместным.

Учение моего мастера в том, что когда человек умирает, нужно позволить ему покончить со всеми его желаниями, поэтому, если это твое желание, ударь меня. Не умирай с такими глупыми желаниями, потому что они снова приведут тебя в глупую жизнь; у тебя снова будет такой же сын, как я, - может быть, снова я, - который станет саньясином.

Все кончится за полчаса; дольше это продолжаться не может.

Тогда помоги ему медитировать. Скажи ему:

- Это не имеет ничего общего с саньясой. Ты можешь медитировать. Особенно это хорошо, потому что ты стар и упустил свой шанс умереть, на десять лет опоздал. Это поможет тебе стать молчаливым, стать мирным. И если придет смерть, в тебе не будет никакого страха ее.

Помоги ему делать випассану - простейшую вещь. Скажи:

- Просто лежи и наблюдай за дыханием.

Тебе нужно решить. Самое лучшее - не ехать, потому что я не думаю, что он догонит свой поезд так скоро. Но если ты боишься, что он догонит поезд, езжай. Но будь саньясином. И не нужно бояться. Просто скажи:

- Я тот же человек, только немного лучший. Твой сын не сбился с дороги.

Скажи ему, что ты делал, и спроси, что в этом плохого.

И сделай снова возможной близость. Сядь рядом с ним и помоги ему медитировать. Нет никакой проблемы, если ты едешь радостно, и он видит, что ты счастлив, что путь, который ты выбрал, сделал тебя радостным, более независимым, дал тебе определенную цельность - что он не поработил тебя, что он сделал тебя более свободным, чем ты когда-либо был.

Он будет счастлив. Он старый француз, а французы всегда любили свободу. Все, что ты делаешь, французы делали веками, в этом нет никакой проблемы. Ни один француз в действительности не христианин; у них нет для этого времени. Сначала нужно разобраться со всеми подружками. К тому времени, когда тебе восемьдесят, пора идти домой, не в церковь.

Поэтому расскажи ему хорошую новость. И скажи ему:

- Возвращайся поскорее и снова стань французом; это хорошее место. И я последую за тобой, так что нет никаких проблем. Христианство или саньяса, в своей основе я француз. Я на самом деле приехал не ради тебя, а ради своей подружки.