Проклятые книги - Бержье Жак. Страница 22

Точно так же вполне очевидно, что не должны разглашаться и алхимические тайны. Если можно на газовой горелке изготовить водородную бомбу, во что лично я верю, лучше не обнародовать способ её изготовления.

И в периоды конфликтов вполне можно жить при условии, что разрушения, которые могут повлечь за собой эти конфликты, будут носить ограниченный характер. Если же каждая группа несогласных или каждая недовольная маленькая страна сможет в знак протеста разрушить Париж и Нью-Йорк, нашей цивилизации долго не протянуть.

Не будем забывать о том, что сегодня любой человек может с минимальными затратами оборудовать для себя лабораторию, о какой Кюри или Пастер могли бы только мечтать. Некоторые люди уже производят у себя дома ЛСД или ещё более опасный наркотик фенилциклидин.

Если бы сейчас кто-нибудь узнал секрет Филиппова, он наверняка смог бы найти в продаже по отдельности все детали, необходимые для изготовления аппарата, и без всякого риска для себя взорвать несимпатичных ему людей, находящихся от него на большом расстоянии.

Лично у меня есть свой собственный список людей и строений, которые кажутся мне омерзительными и которые я хотел бы ликвидировать. Но если бы каждый мог добиться своей цели при помощи украденной на стройке взрывчатки и кустарного аппарата Филиппова, нам трудно было бы выжить.

Говорят, существуют списки слишком опасных изобретений. Один из таких списков, составленный французскими военными, включает в себя не менее 800 названий. Если кто-нибудь опубликует его, он побьёт рекорд по части проклятых книг.

Можно также представить себе рукопись, о которой говорил Фред Хойл, содержащую в себе не описания опасных изобретений, а опасные идеи из тех «пяти строчек», которые способны изменить мир. Если кто-нибудь сделает это, он сможет посвятить свою рукопись памяти Михаила Михайловича Филиппова.

ДВОЙНАЯ СПИРАЛЬ

Книжку профессора Джеймса Д. Уотсона «Двойная спираль» легко найти в любом книжном магазине. Его французский перевод был выпущен издательством «Robert Laffont». Существуют также несколько английских изданий в твёрдом переплёте и карманное издание в мягкой обложке.

Почему я выбрал это сочинение для того, чтобы завершить свой рассказ о проклятых книгах? Потому что оно два раза едва не исчезло из оборота: сначала никто не хотел его издавать, потом его усиленно хотели замолчать.

И ещё потому, что история этой книги проливает свет на природу цензуры, на мотивы запретов и даже на природу самой науки.

Начнём с личности автора. Профессор Джеймс Д. Уотсон родился в Чикаго в 1928 году; в 1950-м он получил докторскую степень в Индианском университете, затем работал в Копенгагене и Кембридже, где сделал выдающиеся открытия в области наследственности. В 1962 году он разделил Нобелевскую премию с профессорами Френсисом Криком и Морисом Уилкинсом за открытие молекулярной структуры «наследственной» кислоты ДНК. Молекула этой кислоты образует двойную спираль.

(Заметим – и это наблюдение принадлежит лично мне, не надо его приписывать профессору Уотсону, – что эта спираль до странности напоминает кадуцей, древний символ медицины.)

Это открытие обычно называют одним из самых выдающихся открытий нашего века. Оно привело к расшифровке генетического кода и проложило путь для контроля человеческого разума над наследственностью и мутациями.

По поводу исследований подобного рода, объединённых под именем молекулярной биологии, Фред Хойл написал: «Через двадцать лет физики, которым не выдумать ничего, кроме безобидной водородной бомбы, будут работать на свободе. Но молекулярных биологов упрячут за решётку».

Рассказ об этом великом открытии, написанный одним из его авторов, должен был, естественно, иметь огромный успех. Но отрывки из книги, напечатанные в «Atlantic Monthly», вызвали смятение. А когда рукопись прочли целиком, смятение перешло в ярость.

Дело в том, что профессор Уотсон не стал церемониться ни с кем и ни с чем. В его книге научная среда нисколько не напоминает собрание благородных умов, занятых поисками истины, она похожа скорее на разбойничий притон, где все подстраивают друг другу всевозможные гнусные каверзы. Можно подумать, что речь идёт о партии большевиков или мафии, а не о науке, какой мы привыкли себе её представлять.

Высказывания такого рода – не новость. Жорж Дюамель и Жюль Ромен уже писали нечто подобное. Но гениальный учёный, нобелевский лауреат такое выбалтывает впервые. Кроме того, книга заканчивается вовсе не образом благородного шествия истины, а портретом профессора Уотсона, отправляющегося позабавиться с девицами в Сен-Жермен-де-Пре!

На издателей оказывали всевозможное давление. Безуспешно. Тогда учёные сговорились не писать на неё рецензий. Один выдающийся учёный объявил в серьёзном английском журнале «Nature»: «Вам легче будет уговорить пастора написать рецензию на порнографическую книгу, чем найти учёного, который согласится поговорить о „Двойной спирали“.

И всё же книга имела успех. Вышло американское издание, затем английское в переплёте у Вейнденфельда и Никольсона в 1968 году, «Penguin Books» в 1970-м, французский перевод, переводы по всему миру.

«Двойную спираль» надо прочесть. Поэтому я не стану приводить слишком длинные цитаты из этой книги. Скажу только, что профессор Джеймс Д. Уотсон вполне справедливо замечает:

«Вразрез с распространённым представлением, которое поддерживают газеты и матери учёных, очень многие из учёных не просто ограниченные зануды, но к тому же законченные идиоты».

Это напоминает мне слова одного моего прославленного друга, который после собрания Нобелевского фонда, где присутствовали восемнадцать нобелевских лауреатов, сказал мне: «Процент кретинов среди нобелевских лауреатов такой же, как везде».

Впрочем, в «Двойной спирали» встречаются не одни лишь кретины. Там есть и бесчестные люди, которые борются за власть, подкидывают арбузные корки под ноги тем, у кого возникают новые идеи, и ставят личную неприязнь выше интересов науки. Единственное, что для них имеет значение, – это финансирование и награды.

Что касается молодого профессора Уотсона – в год, когда он сделал своё открытие, ему было двадцать пять лет, – он не скрывает, что больше всего его занимали в то время прелестные девушки, работающие в Англии за стол и кров.

Я знаю многих учёных, которые с удовольствием свернули бы шею профессору Уотсону, но сделать это, к несчастью, уже поздно. Попытки задушить книгу провалились, и Уотсон получил возможность высказаться откровенно. В предисловии сэр Лоуренс Брэгг, выдающийся специалист по рентгеновским лучам и сын учёного, открывшего преломление рентгеновских лучей, попытался спасти положение: «Те, о ком идёт речь в этой книге, – пишет он, – должны читать её, настроившись на прощение. Ситуация нередко бывала более сложной, а побуждения людей, с которыми Уотсону приходилось иметь дело, – менее коварными, чем ему казалось».

Вполне возможно. Это не отнимает у книги её обезоруживающей откровенности. О своём коллеге Френсисе Крике Уотсон пишет так: «Я никогда не замечал у него каких-либо проявлений скромности». И дальше опять о Крике: «Он говорит быстрее и громче всех других, и достаточно услышать его голос, чтобы с лёгкостью определить его местонахождение в Кембридже».

Некоторые портреты такого рода явно доставили всем удовольствие, но, воспользовавшись языком рекламы, скажем, что репутации науки, имиджу учёных был нанесён такой удар, от которого им нелегко будет оправиться, если вообще удастся это сделать.

В другое время или при других политических обстоятельствах или другом строе книга никогда не вышла бы, а Уотсон оказался бы в концентрационном лагере, как это произошло в СССР с генетиком Вавиловым.

Уотсон походя разрушает множество штампов. К примеру, миф о коллективной работе: двое-трое учёных без особого оборудования и без высоких дипломов (Френсис Крик даже не был доктором, когда вместе с Уотсоном открыл структуру ДНК) совершили одно из величайших открытий всех времён.