Шестиглавый Айдахар - Есенберлин Ильяс. Страница 19

Кто-то обо всем этом помнил и хотел повторить то, что однажды уже было. Но кто?

По приказу хана была проверена вся дворцовая стража, все, кто так или иначе мог иметь доступ к сосудам с вином. Поиски были напрасными. Молчали, страшась за свои жизни, девочка Кундуз и ее мать, видевшая, как дворцовый бакаул влил в вино сок ядовитого цветка – кучелябы.

Два вопроса мучили Сартака – кто отравил вино и кто предупредил об этом орусутов? Выходит, нет единства в Орде, и даже во дворце есть такие, кто может в любой момент пожелать его смерти. «Неужели в случившемся замешан Саук? Он не любит орусутов, но едва ли хочет мне зла? Если бы он знал, что вино отравлено, Саук не решился бы его пить. Визирь хитер как лиса и потому нашел бы уловку, придумал повод, чтобы отказаться от роковой чаши…»

Молодой туленгит, отведавший вина, пролежал день и ночь без сознания. Дворцовый лекарь, вливавший ему в рот настои трав и молоко, сказал: «Его счастье, что он выпил так мало. Конец его был близок». Значит, где-то есть злобный и коварный враг. А здесь, в Орде, затаился и ждет своего часа человек, который в нужный момент исполнит его волю. У того, кто садится на трон Золотой Орды, всегда были враги. Сильна, богата Орда, и для завистника это лакомый кусок.

Сартак долго думал и решил, что единственный, кто мог бы надеяться занять его место, – это хан Берке. Возможно, ниточка заговора тянется к нему. Но в Орде как будто нет его людей, разве что бакаул, который когда-то бежал от него, но он ненавидит Берке, да и за годы, что живет при дворе, много раз имел возможность отравить хана.

Настораживало то, что Берке тоже давно поддерживал хорошие отношения с князем Александром. Ему выгодна была ссора Орды с орусутами.

С наступлением весны хан Сартак вместе со своими приближенными покинул город Сарай и откочевал на джайлау. А когда подсохла земля и реки вернулись в берега, Сартак отправился в Каракорум, чтобы приветствовать великого хана Менгу и посоветоваться с ним о делах Золотой Орды.

Как было заведено исстари, проезжая через улусы, которыми управляли потомки великого Чингиз-хана, посещал их ставки. Не захотел он увидеть только Берке. В душе хана неприязнь сменилась ненавистью к брату отца, а подозрения превратились в уверенность.

Узнав, что Сартак миновал его владения, разгневанный Берке с сотней нукеров догнал караван хана Золотой Орды у переправы через Яик.

– Из потомков Джучи в Орде я самый страший! – сказал он, едва скрывая ярость. – Почему же ты позоришь меня перед другими, почему не заехал ко мне, чтобы посоветоваться про то, о чем будешь говорить с великим ханом Менгу в Каракоруме?

Сартак в упор посмотрел на Берке.

– Действительно, вы старший среди потомков Джучи… Но вы мусльманин, а я христианин… Было бы великим грехом смотреть в лицо такого мусульманина, как вы…

– Вот как! – Берке передернулся от ненависти. – Тогда прощай!

Он поднял к небу указательный палец, и на нем ярко блеснул перстень с крупным бриллиантом. Бакаул Сартака в страхе закрыл глаза ладонью.

– Прощай! – с угрозой повторил Берке и вскочил на иноходца, которого подвел к нему нукер.

Сартак не ответил. Он долго смотрел вслед Берке, пока его отряд не исчез в дрожащем степном мареве.

В этот же день караван хана и сопровождающая его тысяча отважных туленгитов переправились через Яик, и Сартак повернул своего коня в иртышские степи.

Через два дня они достигли берегов Иргиза и решили остановиться на дневку. Сартаку сделалось плохо, начался кровавый понос. Хан пожалел, что не взял с собой лекаря. С каждым часом ему становилось все хуже и хуже. Спустя двое суток, не приходя в сознание, хан Золотой Орды христианин Сартак скончался.

Хан Берке, вернувшийся после встречи с Сартаком в свою ставку, был мрачнее тучи. Сойдя с коня и бросив повод нукеру, он вошел в свой шатер, расстегнул украшенный золотом и дорогими камнями пояс, накинул его на шею в знак печали и заголосил:

– Уа! Аллах! Если вера пророка Мухаммеда справедлива, то пусть твой гнев и твоя месть падут на голову неверного Сартака, порочащего ее!..

Хан выкрикивал проклятия долго и громко, так, чтобы люди, бывшие вблизи ставки, могли его слышать.

Аллах как будто не спешил исполнять его желание. Прошел день, второй, третий… И вот на рассвете через ставку пронесся на коне гонец, держа в руке черное знамя. Он кричал:

– Люди! Скончался хан Золотой Орды Сартак! Горе нам!…

Мусульмане, слышавшие причитания Берке, говорили между собой:

– Наш шах истинный приверженец веры. Аллах услышал его и покарал Сартака. Свершилось возмездие!

Берке отныне был твердо уверен, что пришло его время сесть на трон Золотой Орды, но великий хан Каракорума Менгу вновь обошел его и сделал ханом младшего сына Бату – Улакши.

Не прошло и полгода, как на одном из пиров юный хан скончался, выпив отравленное вино.

Глава третья

Бывший бакаул хана Сартака Сары-Буги стоял на обрывистом берегу Итиля. Глубоко внизу, величественная и спокойная, катила, свивала в тугие жгуты свои волны река. Под синим небом, насколько хватал глаз, лежала степь в ярких цветах. От прохладного ветра клонились к земле высокие ковыли. Стремительные, как черные молнии, ласточки то взмывали в бездонную синь неба, то падали к самой воде. Сары-Буги неотрывно смотрел на волны великого Итиля. Душа его ликовала, но, глядя на неподвижную фигуру монгола, никто бы не угадал, какая буря чувств бушует сейчас в нем.

Неделю назад самые знатные и уважаемые люди подняли Берке на белой кошме – он стал ханом Золотой Орды. Исполнилась его давняя, заветная мечта.

Новый хан сразу же послал к Сары-Буги своего человека. Туленгит, который пришел к бакаулу, почтительно прошептал:

«Великий хан сказал, что когда-то его брат Бату в пылу ярости велел казнить бахадура Кара-Буги – храброго и верного воина Золотой Орды. Настало время успокоить его дух, и пусть для этого наша милость обратится на младшего брата погибшего, на единственного брата – Сары-Буги. Я думаю, – глаза туленгита горели завистью, – хан сделает тебя управителем аймака или назначит начальником тысячи».

Тонкие губы Сары-Буги от воспоминаний растянулись в улыбке, раскосые глаза превратились в крошечные щелки, зубы хищно ощерились, и он негромко, хрипло рассмеялся.

…Бату отдал Кара-Буги на растерзание орусуту… Нет, Сары-Буги ничего не забыл – он не старая баба, выжившая из ума. Ведь это Берке предложил наказать брата тысячью ударами и говорил, что за его проступок Кара-Буги, как мусульманин, будет вечно гореть в аду. А разве тысяча ударов – это не ад? Нет, совсем не жалость проявил Берке… А как, с каким презрением смотрел тогда на брата Сартак? Разве все это можно забыть?

Больше десяти лет пришлось ждать своего часа, прежде чем наступил миг мести… Нет, не ради заслуг Кара-Буги призывает его хан. Давно забыты подвиги брата при взятии Отрара и Харманкибе… Потомки Чингиз-хана крепко помнят только плохое. Не прошлое заставляет их быть добрыми… Все слова о подвигах Кара-Буги это для туленгита, чтобы он разнес славу о доброте хана среди людей. За сегодняшние заслуги должен вознаградить Берке-хан своего верного раба. Получив Золотую Орду, земли которой не обойти и за шесть месяцев, неужели хан не сделает его управителем улуса, равного шестидневному переходу? Сделает. Потому что Сары-Буги знает великую ханскую тайну…

Лицо бывшего бакаула вдруг побледнело, улыбка исчезла с губ, а душа наполнилась страхом. Сары-Буги услышал, как дрожит земля, как над степью катится зловещий гул. Он резко повернул голову. Гул ширился, рос, и привычное ухо монгола уловило топот копыт. Глаза Сары-Буги расширились от ужаса. Из-за крутой излучины Итиля несся прямо на него бесчисленный табун лошадей.

Бывший бакаул бросился к низине, где паслись стреноженные кони и стояла его юрта. Там были его жена и два малолетних сына. Но путь оказался отрезанным. И с той стороны, вздымая до неба пыль, сотрясая воздух тревожным ржанием, катилась живая лавина. Сары-Буги успел заметить, как мчится впереди табуна темно-чубарый жеребец Берке, никогда не знавший ни узды, ни волосяного аркана и легко справлявшийся с любым волком…