Дао — путь без пути - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 24
Наука — это информация. Если один человек сделал открытие, его можно сообщить всякому. Учёные ищут знания, лежащие снаружи, поэтому и научиться им можно снаружи, но религию надлежит открывать каждый раз заново. Как любовь: миллионы людей любили до вас, но пока вы не полюбите, вам не узнать, что это такое. Нельзя сказать: «Миллионы любили до меня, зачем заниматься этим снова? Зачем заниматься этим старьём? Миллионы людей любили до меня, остались их дневники, можно достать их письма, можно открыть книги и узнать.» Нет, надо полюбить, надо открыть все самому. Пока вы не узнали все сами, это никогда не будет знанием. Религия подобна любви, она не похожа на науку. Эйнштейн открыл теорию относительности — все, никому не нужно её переоткрывать. Открытие, на которое учёный затратил пятьдесят лет, можно узнать за пять минут. В религии же все по-другому. То, что открыл Будда, Лао-цзы, вам предстоит открыть снова. Конфуций пошёл по ложному пути.
Конфуций в даосских притчах жуток.
"… Конфуций, бывший на пути в Вэй, увидел его в отдалении. Обернувшись к ученикам, он сказал: «С этим стариком стоит поговорить».
Почему в сто лет заниматься унизительной работой — и все же петь! «Подойдите и спросите, в чем причина его счастья, почему он счастлив, почему он поёт?» Чтобы можно было вывести закон, открыть тактику, с помощью которой можно стать счастливым.
"Надо кому-нибудь пойти и выяснить, что он может сказать ".
Пойти вызвался Цу-кань (один из первых учеников Конфуция). На краю межи он дождался Лин-лея. Глядя ему в лицо, он вздохнул: «Неужели ты ни о чем не жалеешь? И все же ты поешь, подбирая зёрна»."
«Неужели ты ни о чем не жалеешь?» — на взгляд ученика Конфуция этому человеку нечему радоваться. Ему бы плакать, это было бы логично. Ему бы сетовать и причитать по логике вещей. Столетний старик, ожидающий смерти, подбирает зёрна — чего же больше, чтобы чувствовать себя несчастным? Но он распевает, ему бы быть глубоко несчастным, это было бы логично.
Это нелогично, но даосы нелогичны. И я хотел бы, чтобы вы стали нелогичны; только нелогичным людям везёт на счастье, логичные не бывают счастливы, не могут быть счастливы, они с самого начала пошли не в ту сторону. Все имеет причину, думают они, и счастье должно иметь причину, но в этом их коренная ошибка. Для счастья не нужно никакой другой причины, кроме понимания. Для счастья понимание — не причина, понимание только высвобождает его; оно в вас. Понимание просто снимает покров — и вот он здесь; тот, кого вы любите, — в вас, его нужно только высвободить. Снятие покрова — не причина, «причину» нужно создавать. Снятие покрова означает, что оно уже здесь, но вы были слишком глупы, чтобы высвободить его.
Этот конфуцианский подход к жизни надо понять, потому что многие из нас оказались бы в компании Конфуция. Конфуцианцы — весь логичный, интеллектуальный Запад. Конфуцианский подход основан на мысли, что истину можно изучить, все дело в том, чтобы изучить; если вы учитесь хорошо, вы узнаете, что такое истина. Нет, даосы говорят, что истину надо пережить, прожить, изучить нельзя. Истина должна быть испытана на себе, нельзя узнать её, узнавая о ней все больше и больше. Чтобы достичь истины, вам предстоит пройти через не-знание, вам предстоит дочиста отмыть своё сознание. Все узнанное становится препятствием. Надо снова стать несведущим, снова стать непонимающим, надо отбросить всю чепуху, которую вы тащите с собой, называя её знанием. Не зная ничего, вы полагаете, будто что-то знаете, и в этом будто все дело. Вас спрашивают: «Знаете ли вы Бога?» «Да», — говорите вы. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что говорите? Вы что, в самом деле знаете? Но делая вид, что знаете, кого вы обманываете?
Здоровенный верзила вваливается в бар (мне очень нравится этот анекдот) и рявкает:
— Есть здесь Донован?" Молчание. Снова рявкает: «Есть здесь Доно-ван?»
Минута молчания, затем вперёд протискивается человечек:
— Это я.
Ударом в челюсть верзила швыряет его через стойку, снова сбивает с ног, пинает ногами, завязывает узлом, вышвыривает на улицу и уходит. Через четверть часа человечек возвращается:
— Щенок! Как я его одурачил, ведь я же — не Донован.
Кого вы дурачите? Вы дурачите только себя и больше никого. Хорошенько выясните, что вы знаете и чего — не знаете. П-Д.Успен-ский в одной из важнейших своих книг «Третий орган» пишет:
«Прежде всего ищущему надо решить, что он знает и чего он не знает — это прежде всего. Как только это решено, все становится ясно». Знаете ли вы Бога? Знаете ли вы себя? Знаете ли вы, что такое любовь? Знаете ли вы, что такое жизнь? Но человек продолжает делать вид, что знает; знать, что не знаешь, очень мучительно; знание, что ты ничего не знаешь, бьёт по "я". "Я" притворяется. "Я" — величайший притворщик на свете, он строит важную мину: «Да, как же, конечно, знаю». Есть такие вот знатоки, говорящие: «Бога нет», и есть знатоки, говорящие: «Бог есть», но оба они знатоки. Что до их знания, то теист и атеист стоят друг друга. Пройдите по Индии, спросите любого и вам ответят: «Да, Бог есть». Спросите в России, и вам ответят: «Бога нет»; но и те и другие «знают», в этом все дело.
Верующий и неверующий — не полярности, они не враги, они партнеры в одной игре, оба делают вид, что знают. Настоящий человек понимания не будет делать вид, что знает; тогда возможно однажды узнать. Начните в неведении, и тогда вам, может быть, посчастливится узнать. Начните со знания и можете быть уверены — вам не узнать никогда.
Конфуцианец пытается учиться, даос пытается не учиться.
Лин-лей не замедлил шагов и не прервал песню. Цу-кань не отставал от него, пока тот не взглянул на него и не ответил: «О чем я должён жалеть?»
Сначала он даже не прервал песни, чтобы послушать, о чем спрашивает этот человек; даосам не интересны любопытные. Они считают, что любопытство никуда не ведёт, любопытство — это болезнь, любопытства недостаточно, любопытство — это не вопрошание.
Лин-лей не замедлил шагов и не прервал песню.
Он не обратил внимания на этого любопытствующего человека, спрашивающего его: «Почему ты поешь? Что у тебя есть, чтобы радоваться?», потому что если бы это был настоящий вопрошающий, он не набросился бы на него так неожиданно, он бы ждал, он бы приблизился к Мастеру, сел рядом с Мастером, он бы ждал.
У даосов стало нормой: если человек приходит к Мастеру, ему следует ждать, пока Мастер не спросит, пока не убедится, что вами дви-жет не любопытство, что в вас горит вопрошание, что вы пришли не случайно, что ваш поиск не так себе тёпленький, а напряжённый, что вы горите, что вы готовы взорваться. Только тогда Мастёр спросит: «Зачем ты пришёл? В чем твоё вопрошание?»
Немыслимо прийти к Мастеру и задать такой дурацкий вопрос! Вопрос «почему ты счастлив?» — дурацкий вопрос. Вопрос глуп, это «почему» бессмысленно. Несчастного можно спросить, почему он несчастен, но бессмысленно спрашивать счастливого, почему он счастлив. Больного естественно спросить, почему он болен, вопрос уместен, но спрашивать здорового, почему он здоров, — бессмысленно. Здоровье — это то, что должно быть. О сошедшем с ума можно спросить, почему сошёл с ума, но нормального не спросишь: «Почему ты нормален? Как это у тебя получается?» — это бессмысленно. Подходя к счастливому, на самом деле счастливому человеку, лучше глядеть во все глаза, чем мешать себе завесой вопросов. Надо ждать Мастера, надо помогать Мастеру, надо впитывать энергию, текущую вокруг Мастера, надо вкусить празднество, происходящее здесь; надо вкусить его присутствие, позволить ему проникнуть в ваше существо; надо стать губкой, чтобы напитываться присутствием Мастера, — это и было бы ответом.
Как это ни глупо, но я сталкиваюсь с тысячами таких людей. Я часто езжу по стране, даже на вокзалах… Я спешу на поезд, он уже отправляется, а кто-то бежит за мной и спрашивает:
— Нет, в самом деле, скажите, Бог есть? Есть ли Бог?
Я спешу (поезд уже отходит) и говорю: