Смерть на холме Монте-Марио - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 15

Хеккет не поленился подняться и снова пройти в спальню. Вернувшись, он уселся на свое место и буркнул:

– Вы правы. Она успела здесь побывать.

– Вот это и мне интересно. После убийства горничная не входила в номер, иначе она бы обнаружила труп. Тогда кто вернул коробку спичек и почему он это сделал?

– Не знаю, – раздраженно сказал Хеккет, – но меня больше интересует, кто убил женщину, чем вопрос – кто положил коробку спичек в пепельницу. Может, это сделала сама Лабунская. Чисто машинально.

– Вы же ее видели. Она бы не стала расставлять вещи по своим местам вместо горничной. И не говорите, что она курила. Она не курила. А ее муж курил сигары и пользовался своей золотой зажигалкой, я ее у него видел.

– Вы ищете не там, где нужно. Думаю, все и так ясно. Мистер Торчинский заранее договорился с дамой о встрече. Я видел, какими взглядами они обменивались. Не видеть подобных отношений мог только ее муж. Так вот, договорившись о встрече, певец поднялся сюда. Вы помните, как официант уронил бокал? Лабунская махнула рукой и задела официанта. Может, она сделала это не случайно. Я стоял довольно далеко от нее, но вы были рядом и могли видеть, как это произошло. И если они заранее договорились, то это был прекрасный способ избежать вопросов и под благовидным предлогом уйти с вечеринки. Они встретились с Торчинским и, видимо, повздорили. Или он заранее просчитал, что убьет надоевшую ему женщину. Что и произошло. И не нужно считать, что это дело такое запутанное. Кроме Лабунской, карточки от лифта были у ее мужа и Торчинского. Муж при нас отдал свои карточки Обозову и почти все время сидел рядом с нами, а Торчинский имел эти карточки и поднялся наверх раньше Лабунской. По-моему, все и так ясно.

– Тогда как вы объясните тот факт, что его нет на пленке? И его не увидела дежурная, когда он появился в коридоре?

– Может, он воспользовался другим путем, – пояснил Хеккет, – может, он умнее, чем мы думаем. Вы ведь сами сказали, что убийца умнее, чем мы полагаем.

Дверь открылась, и вошел комиссар Террачини. Он вернулся с кассетой, которую изъял у сотрудников службы безопасности. Дронго и Хеккет сидели в гостиной, терпеливо ожидая его возвращения. Комиссар положил кассету на стол и сел рядом с экспертами.

– Ничего хорошего, – в сердцах сказал Террачини, – все было так, как рассказала сеньора Куацца. Никого постороннего. Последними на этаже появились сеньор Дронго и сеньор Обозов. Я думаю, нам нужно допросить Обозова. Извините меня, сеньор Дронго, но, возможно, были моменты, которые вы не заметили. Я понимаю, что вы известный эксперт, но иногда лучше поговорить с разными людьми, которые на одни и те же события смотрят по-разному. Подобные мнения всегда субъективны, зато независимы.

– Согласен, – кивнул Дронго, – можно позвать Обозова и переговорить с ним. Если хотите, я даже выйду из гостиной, чтобы вам не мешать.

– Не нужно на меня обижаться, – устало вздохнул комиссар, – я только хочу установить истину. Каким образом неизвестный убийца мог попасть в номер сеньоры Лабунской, и кто это был? Ответив на первый вопрос, мы, возможно, сможем ответить и на второй.

Из спальной комнаты вынесли носилки с телом. Все мужчины, сидевшие в гостиной, невольно встали. Один из криминалистов, проводивших осмотр места происшествия, подошел к Террачини.

– Мы закончили, комиссар. Проведем патологоанатомическую экспертизу и еще раз все проверим. Но думаю, почти убежден, причина смерти – механическое сдавливание горла.

– Ясно, – сказал комиссар, – можете уезжать. Мы останемся здесь и побеседуем с остальными участниками этого «банкета».

Когда носилки вынесли, Хеккет сел на свое место и недовольно сказал:

– Не люблю покойников, даже если при жизни они были очаровательными женщинами.

– Позовите Обозова, – приказал комиссар, – он, кажется, сидит в соседнем номере.

Обозов появился в гостиной через минуту. Он уже успел несколько отойти от первоначального шока. Его изжеванное морщинами лицо превратилось в застывшую маску. Обозов вошел в комнату и, кивнув комиссару, сразу прошел к стулу, стоявшему рядом со столом, словно уже знал, куда именно нужно сесть.

– Разрешите? – спросил Обозов.

– Садитесь, – кивнул комиссар и включил диктофон. – Вы давно работаете с сеньором Лабунским?

– Непосредственно пять лет, а до этого мы были знакомы. В общей сложности – более десяти лет.

– У вас всегда были хорошие отношения?

– Если мы работаем вместе столько лет, значит, отношения были нормальными, – рассудительно заметил Обозов.

– А какие отношения были у сеньора Лабунского с супругой?

– Нормальные, – ответил Обозов, – иногда они ссорились, иногда спорили. Но в общем отношения были нормальные. Как у любых супругов.

– У вас есть жена? – улыбнулся комиссар.

– Нет. Мы разведены больше десяти лет, – ответил Обозов и, заметив улыбку на лице комиссара, кивнул. – Конечно, в семейной жизни многое бывает. Но не обязательно доводить до развода. У нас был именно такой случай. А если люди живут вместе, значит, они хотят жить вместе. Сеньор Лабунский – очень состоятельный человек, и по нашим законам супруга не всегда получает такие деньги, как в западных странах. У нас нет брачного контракта. Тем более у них не было детей. Поэтому Лабунскому не нужно было убивать свою жену. Если она ему не нравилась, он мог с ней развестись. Кстати, она тоже была довольно состоятельным человеком, хотя и не такой богатой, как ее муж.

– Вы, кажется, юрист по профессии? – уточнил комиссар.

– Да. Я руководитель юридической службы.

– Сеньор Лабунский рассказал нам, что именно вам он доверил свои карточки и разрешил подняться в его номер.

– Да, – кивнул Обозов, – сначала он поднялся сам и забрал договор, чтобы уточнить один из его пунктов. Потом он передал мне договор и ключи, и я поднялся в его номер.

– Но до этого в номер поднялась сеньора Лабунская?

– Поднялась, – подтвердил Обозов, – она испачкала платье и решила переодеться. Она ушла чуть раньше. А мы поднялись следом.

– Вы сказали «мы», сеньор Обозов. Значит, вас было двое?

– Мы поднялись вместе с мистером Дронго. – По-английски Обозов говорил с сильным акцентом, делая паузы, но довольно четко выговаривал все слова.

– Очень хорошо, – кивнул Террачини. – Вы можете рассказать более подробно, желательно по минутам, весь ваш путь наверх и возвращение в ресторан?

– Конечно, могу. Я взял договор и две карточки, которые передал мне Лабунский. Они и сейчас со мной.

– Вы можете их нам показать?

– Конечно.

Обозов достал из кармана две пластиковые карточки. Одна была от кабины лифта, другая служила ключом к входным дверям апартаментов. Комиссар взял обе карточки, повертел в руках и вернул их Обозову.

– Продолжайте, – разрешил он.

– Я успел вбежать в кабину лифта, где уже находился мистер Дронго, и предложил ему подняться со мной.

– Это вы сами предложили?

– Да, я вставил карточку и нажал кнопку десятого этажа. Мы поднялись, и я попросил мистера Дронго пройти со мной, чтобы оставить текст договора в сейфе. Потом мы вместе пошли за его мобильным телефоном.

– Очень интересно, – нетерпеливо перебил его комиссар, – получается, что вы чего-то боялись и вам нужен был свидетель.

– Нет, – сказал Обозов, посмотрев на Дронго. – Нет, – повторил он, – я ничего не боялся, и мне не нужен был свидетель. Просто я предложил мистеру Дронго пройти вместе со мной.

Он не стал говорить о напряженных отношениях между супругами и своем подозрении о возможной встрече Торчинского с Екатериной Лабунской. А Дронго также не стал ничего уточнять. По взаимному согласию они решили не вспоминать столь неприятный инцидент.

– Вы всегда ходите в паре с другими мужчинами? – спросил комиссар.

– Нет. Но поскольку дело касалось такого договора, я хотел подстраховаться, – ответил Обозов, – я думал, будет лучше, если вместе со мной будет такой известный эксперт, как мистер Дронго. Мы прошли по коридору, я открыл дверь. Мы вошли в гостиную, и я сразу повернул в кабинет. Обычно сейфы стоят у входа, рядом с вешалкой, но в наших апартаментах сейф находится в кабинете. Я прошел туда, открыл сейф и положил документы. После чего вернулся обратно и увидел, что мистер Дронго говорит с Катей Лабунской. Затем она вошла в спальню и закрыла дверь. А мы ушли. Вот собственно и все.