Заговоренный меч - Есенберлин Ильяс. Страница 43
Сейчас вслед за главным караваном все шли и шли к Таласу аулы, Белая Орда становилась государством, но пока лишь государством на верблюдах — без земли и собственной столицы.
Распустив совет, с самыми доверенными людьми остался хан Моголистана Иса Буга. С Шейх-Мухаммедом, Сеитали и главным наибом Кастек-бием ему не нужно было притворяться. Радость наполняла ханскую душу. С приходом воинственных казахских родов сразу разрешались многочисленные проблемы…
Долго и подробно обсуждали они создавшееся положение. Решено было поселить казахов по всей горанице Моголистана с Синей Ордой и тимуридами вдоль рек Чу, Сарысу, Талас и Бадам, а также отдать им северные склоны гор Козыбас и Каратау. Боевым щитом станут служить они против Абулхаира и эмира Абдусаида, и не будет более преданных защитников, чем они.
Но это еще не все. В качестве платежа за полученные земли и пастбища казахские роды будут выделять полностью вооруженные отряды и на другую границу — с Китаем и Ойротским ханством, если вспыхнет там война. Так что выгода от них для Моголистана будет двойная.
Придя к такому решению, Иса Буга послал навстречу казахским султанам самых знатных людей, как делают это по отношению лишь к близким родственникам. С распростертыми объятиями встретил он их на пороге своего дворца. Целый месяц провели Джаныбек, Керей и приехавшие с ними бии и батыры в непрерывных пирах, ели и пили из одной чаши с ханом Моголистана. Условия его были приняты казахскими султанами без возражений, и вскоре первая тысяча отважных джигитов из прибывших была направлена на китайскую границу — на самый опасный участок ее, к Джунгарским воротам. Возглавил этот отряд старший сын Джаныбека, султан Джадик. Прибыв на место, он за счет джигитов из местных казахских родов увеличил свое войско до пяти тысяч всадников и быстро выгнал просочившиеся за эти «ворота» китайские отряды. После прибытия такого же войска во главе с другим сыном Джаныбека — Камбар-батыром ойротский правитель вынужден был заключить мир с Моголистаном.
Казахские аулы были так расселены по всей северо-западной границе Моголистана, что в случае набега со стороны Абулхаировой Орды и Мавераннахра они могли в несколько дней выставить конное ополчение. Часть батыров и джигитов постоянно находилась в дозоре.
«Что же, на границе с Китаем живут те же казахи, хоть и из других племен, — думал султан Джаныбек. — Пусть убедятся они, что у них всегда найдутся защитники. Это только ускорит их присоединение к нам!.. Ну а что касается границы с Абулхаировой Ордой, то мы сами не хотели отделяться от нее…»
Султаны Джаныбек и Керей лично занимались нелегким делом расселения аулов и распределения между ними земли и пастбищ. И хотя при этом строго учитывалось количество переселенцев, львиная доля, как водится, доставалась биям и многочисленной султановой родне.
Тем временем к султану Жунусу приехал сын правителя восточной Кашгарии Абдрашид-султан, тоже джагатаевского рода. Сам Жунус обычно с охотой принимал таких знатных родичей, рассчитывая на их помощь в борьбе за престол Моголистана. В связи с неожиданным появлением казахов на границе он прекратил подготовку к походу на Алмалык и проводил время в пирах и веселье с приехавшим гостем. Но на свою беду Абдрашид увидел как-то дочь Жунуса, красавицу Султан, и влюбился в нее. Так как виды на нее уже имел сын эмира Абдусаид, да и любил ее Жунус больше других дочерей, то он предоставил все на усмотрение девушки.
Султан сама пришла посмотреть на влюбленного кашгарца и рассмеялась ему прямо в лицо. «Не то что лечь с ним в одну постель, но пройти мимо него мне противно!» — заявила она отцу и потом повторяла эти слова среди приближенных Жунуса. Ничего нет удивительного, что они дошли до Абдрашида.
Ругаясь на чем свет стоит, уехал обиженный гость в свою Кашгарию. А девушка продолжала потешаться над ним среди подруг, не зная, какие шутки иногда проделывает жизнь…
Как только уехал кашгарец, эмир Абдусаид позвал султана Жунуса к себе в Бухару, куда он переехал на время из Самарканда. А едва тот выехал, как направленный моголистанским владыкой сын Джаныбека султан Касым налетел на восточную окраину Ферганского оазиса и угнал три тысячи коней, принадлежащих Жунусу.
Ни одного настоящего джигита не нашлось, чтобы погнаться за похитителями. Лишь одна пятнадцатилетняя Султан вскочила на коня и бросилась в погоню с пикой в руке. На переправе через Талас появилась она перед джигитами Касыма, и те чуть не попадали с коней от удивления, увидев воинственную девушку. Опьяненные легкой добычей, они стали издеваться над мужчинами из Жунусова рода, которые забились от страха в норы, а в погоню за угнанными лошадьми отправили одну из своих дочерей. Сам султан Касым тут же сочинил и пропел ей куплет:
Скажи свое имя, тебя я прошу!
Не скажешь — ни с чем я тебя отпущу…
Как глуп тот вожак-жеребец, что позволил
тебе отбиться.
Скажи, о скажи, ты чьего косяка кобылица!..
Девушка сверкнула глазами в сторону рослого красивого султана и запела в ответ:
По речи красивой узнала, что ты султан
И привык на всякой кобыле скакать
по кустам!
Но я жеребенок Жунуса, и даже во сне
Не видела живой поклажи на своей спине!
Все наши мужчины вчера ускакали на той,
Не то б не удался в ночи столь гнусный
разбой!
Неужто способен, как тать, настоящий султан
Беспомощных грабить — ответь ты мне сам!
Сюда прискакала стать жертвою за отца.
Верни достояние наше во имя творца!
Не сделай султана Жунуса посмешищем
для врагов;
Посмейся над дочкой его, коль на это готов!
— О благоуханный цветок, никем до сих пор не сорванный со стебелька! — воскликнул султан Касым. — Я не в силах отказаться от твоего предложения и готов полюбоваться тобой даже ценой трех тысяч лошадей!
Что уж было между ними в белом шатре, который приказал Касым разбить на берегу Таласа, одному богу известно. Во всяком случае, девичьих слез не было слышно, зато не раз звонкой трелью в ночи раздавался счастливый женский смех.
А наутро щедрый молодой батыр приказал гнать обратно трехтысячный табун. Стоя на коне, плакала при расставании Султан. Печальны были и джигиты, лишившиеся такой богатой добычи. Не смея прямо укорять султана, они тем не менее сложили песню об этом событии, которая намного пережила их.
Без огня и кремень ни к чему,
Лукавая коза — обуза пастуху.
И щедрость Касеке воистину безмерна:
Три тысячи коней за поцелуй, наверно!
Обманчива судьба, как рыжая лиса,
Для нас, что только слышали той ночью
соловья.
Неужто у певицы лоно золотое,
Коль трели достались такой ценою!
Какой-то легкомысленный джигит на привале не удержался и спел султану Касыму эту песню. Тот лишь усмехнулся, но по дороге домой он во главе все тех же джигитов прихватил пасущиеся неподалеку табуны одного из многочисленных пограничных султанов, так что джигиты остались не внакладе. Касым умолял их никому не рассказывать о случае с Султан, ибо потерявшая девственность султанская дочь вместе с этим так же теряет свое достоинство, как и обычная смертная. Джигиты дали обещание молчать, но кто-то не удержался, и все песни об этом дошли до нашего времени…
Вскоре Жунус решил отдать свою дочь в жены андижанскому эмиру Шейх-Омару, сыну Абдусаида. В это время в Мавераннахре с разрешения хана Абулхаира гостила его жена Рабиа-султан-бегим. Как ей было удержаться, чтобы не вмешаться в сватовство! С пышной свитой поехала она за невестой в Яссы, забрала Султан и направилась с ней в Андижан.