Заговоренный меч - Есенберлин Ильяс. Страница 68

Но что значил мир, заключенный в то время между ханами? Не прошло и месяца, как вновь по дорогам Туркестана пылили кони, пылали мирные селения и кровь лилась потоком. Все происходило, как предугадал султан Касым. Мухаммед-Шейбани снова двинулся к Яссам. Но по дороге он получил известие о нахождении в Хан-Таге своего бежавшего из плена брата Султан-Махмуда. Он повернул все войско в сторону Хан-Тага, и вскоре братья-"барсы" встретились.

Вслед за этим Мухаммед-Шейбани молниеносным рейдом захватил Сауран и предал жестокой казни тех, кто открыл ворота султану Касыму и выдал ему Султан-Махмуда. У многих были отобраны скот и имущество, а жены и дети проданы в рабство. Только после этого братья вновь осадили Яссы. На этот раз город пал, и Мухаммед-Шейбани добрался наконец до своего тестя Мухаммед-Мазит-тархана. Но родство обязывало, и вместо казни несчастный хаким был только забит в колодки и отправлен в Отрар.

Как волки из разных стай, ворвавшиеся со всех сторон в одно стадо, рычали, озирались, следили друг за другом ханы, эмиры, хакимы. Ташкентский правитель вдруг с ужасом понял, что наступила его очередь. Мухаммед-Шейбани недвусмысленно смотрел в сторону Ташкента. Правитель принялся лихорадочно искать себе союзников среди своих родственников — могольских эмиров. И, посоветовавшись между собой, могольские эмиры решили запросить помощи у казахского хана. Бурундук искренне обрадовался их посланию. Плюнув от удовольствия в ладони, он воскликнул:

— Ну, теперь повоюем!

Потом, подняв над головою Коран и соприкасаясь грудью, они дали клятвы о вечной дружбе и верности друг другу. А султан Касым был грустен. Ничего доброго не предвещала эта война казахам…

Вместе с могольскими ханами пришлось выступать на завоевания Туркестанского вилайета, который уже почти полностью принадлежал Мухаммеду-Шейбани. Первым делом хотели захватить Яссы, но там в это время находился сам Мухаммед-Шейбани с большим войском, и тогда повернули к Отрару. Бессмысленная была эта война и велась беспорядочно.

Отрар тоже не удалось захватить. Там уже сидел младший сын Абулхаира. Выросший в волчьем выводке без особых усилий постигнет тонкости волчьего дела. Он жестоко расправился с теми, кто лишь заговорил о сдаче города, отстоял его.

Пришлось разношерстному объединенному войску двинуться на Сайрам, чтобы хоть как-нибудь оправдать эту войну. По дороге начались грабежи, насилия и угон скота у мирного населения. В свою очередь, Мухаммед-Шейбани послал летучие отряды в степь Дешт-и-Кипчак, которые начали грабить и вырезать казахские аулы. Занятое осадой Сайрама, войско не могло защитить всю страну…

С обеих сторон кровь лилась рекой, смешиваясь со слезами. Сотни городов, селений и аулов были преданы огню, десятки тысяч юношей и девушек оказались проданными в рабство. На невольничьих рынках всего Востока можно было увидеть бритые казахские головы. И случилось так, что рядом продавались рабы, захваченные Бурундуком в Туркестане…

В кровавый ад превратилась казахская степь. И тогда клич прокатился по ней из конца в конец, и все от мала до велика сели на коней. Позабыты были родовые и племенные распри. Народ возглавили многочисленные безвестные батыры. Одним из них был знаменитый Одноглазый батыр, о котором слагали песни. Грозою для грабителей и захватчиков стали отряды народного ополчения. Подобно израненному тигру боролся народ за свое существование. Только теперь поняли люди то, что раньше понимали лишь отдельные дальновидные вожди и народные жырау-прорицатели. Без сильного единого государства не останется на земле казахов…

И вдруг по степи пошла недобрая весть о том, что хан Бурундук помирился с Мухаммедом-Шейбани. Мира ждали, но не теперь, когда народ встал на борьбу за свое существование. Не было человека в степи, который бы не понимал, что Мухаммед-Шейбани желает лишь получить передышку, перегруппировать свои силы и тогда уж навалиться на степь Дешт-и-Кипчак. Именно теперь, опираясь на разгневанный

народ, можно было раз и навсегда преградить дорогу в степь Абулхаировым «барсам». Но Бурундуку не было никакого дела до народа. Во многом сам вызвавший эту войну, он вдруг предпочел помириться с коварным врагом.

Величайшим ханом в истории стал считать себя недалекий Бурундук. И более сильные умы спотыкались на этом. Где уж тут было устоять простоватому степному султану, волею судьбы сделавшемуся вдруг ханом огромного степного государства! А Мухаммеда-Шейбани он посчитал равным себе. По его мнению, два таких властителя ближе друг другу, чем какой-то там народ. Импрам — масса — ничего не значит в сравнении с ханом!..

А Мухаммед-Шейбани принялся с новой силой восстанавливать Абулхаирову Орду. Все понимали, что как только увенчается успехом его мечта, казахам несдобровать. Руководимая напыщенным Бурундуком, Белая Орда не сможет устоять перед окрепшим Мухаммедом-Шейбани…

Но не только ослепление властью было причиной такого поведения хана Бурундука. В глубине души он понимал, что казахские вожди и батыры, не говоря уже о простых кочевниках, все больше склоняются к султану Касыму. Вещие слова Темир-бия продолжали звучать у него в ушах.

«Моя дружба с Мухаммедом-Шейбани быстро заткнет крикливые глотки всем этим недовольным! — думал он. — Теперь они побоятся переходить на сторону Касыма и будут беспрекословно выполнять мои веления. Чуть что, и конница Мухаммеда-Шейбани придет в степь мне на помощь. Да и моя конница всегда поможет ему справиться со своим импрамом! А чтобы скрепить нашу дружбу, я приложу свою грудь к груди Абулхаирова „барса“ и стану ему сватом!..»

Так и сделал Бурундук. Самую красивую из своих дочерей — Гулбаршын он отдал в жены «барсу» Султан-Махмуду, которого недавно взял в плен и хотел казнить и который бежал из плена ценою жизни Саян-батыра. Другую дочь — Жаухар отдал младшему сыну Абулхаира, правителю Саурана. Сорок дней продолжалось веселье в ханской ставке, после чего Бурундук отправил обеих дочерей — одну в Отрар, другую в Сауран.

За каждым шагом султана Касыма следили теперь соглядатаи Бурундука. Безоглядно раскрыв объятия лютым врагам, Бурундук продолжал негласно обвинять Касыма в измене. На разные лады обговаривали историю бегства Султан-Махмуда, речи Касыма о необходимости мира с соседями. На него же сваливали все понесенные поражения и неудачные осады туркестанских городов. Это было не ново в ханской политике того времени, да и последующих времен.

Султан Касым возмужал и научился еще лучше владеть собой. На висках у него появилась седина, и он стал как две капли воды похож на своего отца Джаныбека. Это еще больше привлекло к нему сердца людей, понявших на горьком опыте, кем был хан Джаныбек для казахов.

Однажды в юрту султана Касыма явились Каптагай-батыр и молодой Онар-батыр. Но пришли они не сами по себе, а от имени всех ведущих батыров Белой Орды. Общая сходка батыров у султана Касыма вызвала бы подозрение ханских приспешников, несмотря на то, что султан Касым по-прежнему числился главным военачальником Орды.

— Действия хана Бурундука переполнили чашу терпения казахских родов! — сказал Каптагай-батыр. — Теперь он докатился до того, что породнился с лютыми врагами, не успевшими смыть казахскую кровь со своих рук. Мы пришли к тебе, мой султан, чтобы сказать: или пусть хан вернет своих дочерей домой, или пусть уходит от нас!..

— Вы против свадьбы ханских дочерей или против мира с Мухаммедом-Шейбани? — спросил у них султан Касым.

— Не нужно нам ни то и ни другое! Хан — око народа. Стало быть, и дочери его не принадлежат ему одному. А если он хочет мира с Мухаммедом-Шейбани, то пусть тот сначала возвратит всех наших сыновей и дочерей, проданных в рабство, пусть оживит мертвых отцов и матерей!.. Если же хан Бурундук не в силах заставить своего нынешнего друга сделать это, то пусть развяжет наши руки!..

— Вы снова хотите воевать?

— Да!

— Не забыли ли вы еще, как держать пики?

— Разве не воюем мы со дня своего рождения?! Только выяснилось, что все наши жертвы были во имя того, чтобы абулхаировские последыши насладились дочерьми казахского хана!.. Кровь между нами и Абулхаировой Ордой. Мы хорошо помним самого Абулхаира и не желаем идти в услужение к его отпрыскам. На клыки Абулхаировых «барсов» хочет опереться Бурундук, чтобы переломить спину собственному народу!