Код Нострадамуса: книга-расследование - Зима Надежда. Страница 6

Нет, всякое может быть. Возможно, Нострадамус попросту поленился величать короля его настоящим титулом и потому исказил его. Вдруг он решил черкануть письмецо монарху просто так, на скорую руку, и ему было недосуг обращать внимание на правила этикета и на грамматику французского языка? Монархи они, как известно, очень добродушные ребята и запросто извиняют подобные оплошности, тем более что дифирамбы, коим провидец уделил чуть ли не половину послания, и вовсе сглаживают нехорошее впечатление от этой фривольности.

Все может быть, да вот беда – пророк, успевший уже убедиться в полнейшем равнодушии царствующего монарха Генриха Второго к своей персоне, не мог не знать, что Генрих и читать это письмо не станет. Не прислушался же он к отчаянному предупреждению провидца не участвовать ни в каких турнирах в 1559 году. Мало того что Нострадамус довольно живописно и точно описал сцену гибели короля за 4 года до того, как она в точности произошла, он еще и попытался предостеречь Генриха в личной беседе, но монарх оказался равнодушен. Заплатив пророку оскорбительно низкую цену, которой едва хватило на то, чтобы окупить дорожные расходы до Парижа, он навсегда забыл о Нострадамусе. Зато смерть недоверчивого и равнодушного короля заставила всех говорить о невероятных способностях пророка.

И все же, зачем было писать столь пространное и обстоятельное письмо тому, кто совершенно не испытывает интереса к данной теме? Тем более что речь в послании идет о таком отдаленном будущем, что для Генриха это и вовсе теряет всякое значение. Даже супруга короля, Екатерина Медичи, испытывающая к Нострадамусу мистическое уважение, и та отнеслась к этому туманному письму довольно сухо, ибо ничего не поняла из того, что там было написано.

Странно все это. Очень странно. «С тех пор как мое лицо долгое время было затуманенным, оно предстает сейчас перед божественностью Вашего безмерного Величества, с тех пор я был вечно ослеплен этим, не прекращая чтить и достойно почитать тот день, когда впервые перед Вами предстал, как перед необычайнейшим и столь человечным Величеством!» – пишет пророк, и остается только предположить, что он намекает на полученный им однажды снисходительный кивок, на смехотворный даже для уличных гадалок гонорар и на полнейшее невнимание к своей персоне со стороны монарха.

Дальше – больше. «Однако я ищу какой-нибудь оказии, с помощью которой я мог бы выказать свое доброе сердце и свободное мужество, чтобы Ваше светлейшее Величество узнало об этом». Самое удивительное, что письмо это Нострадамус решил опубликовать уже после смерти короля и едва ли он ожидал, что покойный Генрих будет более внимателен к его словам, чем живой. Вот и выходит, что письмо, скорее всего, имело какого-то другого адресата и не исключено, что этот адресат появился на свет только лишь в нашем столетии.

Итак, мы вкратце перечислили то, что, на наш взгляд, представляет наибольший интерес из всего литературного наследия доктора Нострадамуса. На сегодняшний день бытует мнение, что ключ к пророчествам следует искать применительно к тому, чтобы восстановить первоначальный порядок четверостиший, которые осторожный автор вполне сознательно перемешал и переставил местами. Достойная точка зрения. Логично было бы допустить, что если бы истинный порядок катренов был восстановлен, то перед нами сразу бы развернулась во всей своей полноте картина прошлых и будущих событий. К примеру, прочитали мы катрен, посвященный Наполеону, – стало быть, тот, который идет за ним, относится к более позднему периоду.

Такая точка зрения довольно заманчива, однако если вы читали данные четверостишья, то вы, конечно же, заметили всю их неоднозначность. В конце концов, в них ведь нет ни дат, ни конкретных фамилий, есть только описания каких-либо сражений, интриг и характеров. Опять же, ну и что? Все войны похожи друг на друга, везде кого-нибудь убивают, кого-нибудь захватывают, кого-нибудь предают. С характерами то же самое – поди отличи характер Наполеона от характера Гитлера, если вся информация содержится буквально в паре слов и эпитетов. Одним словом, даже если настоящая последовательность катренов будет однажды восстановлена, их все равно в равной мере можно будет отнести к самым разнообразным событиям, а стало быть, и ясности не прибавится ни на грамм.

Так что же в этом случае мы ищем? Что мы хотим понять из коротких стихов Мишеля Нострадамуса? Если не считать авторов многотомных трудов, которые находят в этих катренах неисчерпаемый источник своих гонораров (мы, кстати, тоже работаем не бесплатно), то получается, что исследователи тратят свое время, не очень-то понимая, что они, собственно, ищут. Нам нужны даты, годы жизни, фамилии героев, ну хотя бы что-нибудь одно из этого списка, иначе пророчества так и останутся непонятными, поскольку применять их можно будет к самым разнообразным событиям как прошлого, так и будущего.

Подобные размышления ставили в тупик уже не одного искреннего исследователя, жаждущего проникнуть за порог тайны. А может быть, и нет у Нострадамуса никакого ключа? Может, это просто такая своеобразная шутка, и пророк злорадно хихикал в своем кабинете, представляя, как его потомки будут отчаянно биться головой о стену в тщетной надежде докопаться до того, чего попросту не существует? Может быть. Вот только не понятно, стоило ли ради такой шутки рисковать сожжением самого себя на веселом костре инквизиции? Стоило ли сносить злобные насмешки своих современников, которые ранили Нострадамуса в самое сердце? Да нужно всего только познакомиться с биографией этого неординарного, искреннего человека, чтобы понять – предположения о шутке Нострадамуса вряд ли имеют под собой основания.

Но это пока лишь догадки. Всего-навсего предчувствие того, что неспроста написаны эти строки, что должен быть где-то обещанный нам ключик, позволяющий развеять оракульский туман и внести в центурии хоть какую-то ясность. И эти предчувствия получили веское подтверждение в тот день, когда мы впервые заметили одну небольшую строчку, спрятанную среди дифирамбов, обращенных к Генриху Второму: «Единственное мое желание состоит в том, чтобы выйти из моего темного и до сих пор неизвестного положения…»

О каком же это темном и неизвестном положении говорит человек, которого к моменту написания этих строк знала вся Франция? Одни знали его как врача, остановившего несколько эпидемий чумы, другие – как еретика, по которому плачет костер, третьи – как шарлатана, ну а четвертые – как оккультиста и волшебника. Это все равно что сегодня о своем прозябании в неизвестности заявит какой-нибудь Майкл Джексон или на худой конец наш российский Филипп Киркоров. Глупо ждать известности тому, кто и так ее имеет более чем достаточно. Не логичнее ли предположить, что Мишель Нострадамус и в самом деле желает выйти из темноты на свет в том смысле, что ждет момента, когда его предсказания будут расшифрованы? А раз так, то и обещанный ключ логично поискать где-нибудь рядом с этими строками, и ключ этот, скорее всего, должен представлять собой либо какую-нибудь четкую хронологию, либо список фамилий.

Это было уже кое-что. По крайней мере, мы хоть начали представлять, что именно нам следует искать!

И какова же была наша радость, когда чуть ниже мы обнаружили еще одну фразу: «Я начинаю с настоящего времени, 14 марта 1557 года, и иду дальше, вплоть до СОБЫТИЯ, КОТОРОЕ ТЩАТЕЛЬНЕЙШИМ ОБРАЗОМ ВЫЧИСЛЕНО НА НАЧАЛО СЕДЬМОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ».

Оставалось только узнать, что же это было за СОБЫТИЕ, и попытаться отыскать в тексте какие-либо намеки по этому поводу. Это заставило нас опять с головой уйти в переводы «Центурий» и «Посланий».

Глава 2

Ученый, который не умел считать до трех?

Переводить пророчества Нострадамуса – это каторга для переводчиков и одновременно с тем золотое дно. В том смысле, что огромное количество орфографических неточностей, отсутствие или, наоборот, изобилие запятых, а также немыслимое множество туманных намеков приводят к тому, что смысл дословного перевода остается непонятным. Волей-неволей у переводчика начинают чесаться руки, чтобы исправить «явные ошибки» Нострадамуса. Таким образом чересчур сложные предложения при переводе неожиданно превращаются в простые, а непонятные или малоценные, с точки зрения переводчика, фразы либо опускаются вовсе, либо заменяются чем-то более приемлемым. Но вот единственное, что остается неизменным во всех переводах, так это непонятность самих пророчеств. Спрашивается, а стоило ли тогда редактировать, если ясности от этого не стало больше ни на грамм?