Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции - Хэнкок Грэм. Страница 37
И вот что кажется странным: в академических кругах до сих пор восхваляют Картальяка за его "честность", "мужество" и "откровенность", проявленные при публикации теа culpa. Но очень редко можно услышать слова похвалы или признательности, обращенные в адрес Санца де Саутуолы, который первым распознал подлинность рисунков Альтамиры и возвестил о них всему миру и кого фактически уничтожил тот же Картальяк [278].
Случилось и еще кое-что весьма примечательное после того, как Картальяк опубликовал теа culpa. Из наиболее яростного оппонента пещерного искусства он в самые короткие сроки сумел превратиться в центральную фигуру новосозданной дисциплины, посвященной изучению пещерного искусства. И никто не счел это странным. Он даже купил пещеру Марсула, чтобы сохранить ее для дальнейших исследований [279]. Все это время Брейль, который вскоре получит неограниченный контроль над новой дисциплиной, продолжал держаться в тени Картальяка в качестве его верного помощника.
Помня о том усердии, с каким Картальяк третировал бедного Саутуолу, с презрением отзываясь о рисунках Альтамиры как об очевидных подделках, я был неприятно удивлен содержанием интервью, которое этот высокомерный французский академик дал 6 октября 1902 года. Росписи Альтамиры, рассказал он журналистам из газеты El Cantabrico, "удивительно красивы и производят самое сильное впечатление… Испания может гордиться таким удивительным местом и должна позаботиться о его сохранности, чтобы исследователи со всего мира и впредь имели возможность изучать его" [280].
Три дня спустя, 9 октября, Картальяк написал своему другу: "И я, и аббат Брейль хотели бы, чтобы вы были сейчас с нами, в Альтамире. Это самая прекрасная, самая необычайная и самая интересная из всех пещер, украшенных рисунками…" [281]
Уверенный, слегка покровительственный тон первой цитаты и собственнические нотки второй говорят сами за себя. Легко и незаметно пещера, открытая миру свободомыслящим, вдохновенным археологом-любителем, оказалась во власти человека совсем иного склада характера.
Эмиль де Картальяк умер в 1921 году, однако с исторической сцены он сошел намного раньше, уступив место своему протеже Брейлю. Таким образом, новая дисциплина, с самого начала находившаяся под контролем человека упрямого, консервативного и лишенного воображения, перешла в Руки мэтра (как называли Брейля те, кто желал польстить ему) [282], который в каком-то смысле был еще более жестким и властным и даже более высокомерным и самоуверенным, чем Картальяк. А значит, и более склонным рассматривать научные факты сквозь призму собственных предубеждений, искажая тем самым истину.
Неудивительно, что несколько поколений французских археологов рабски преклонялись перед идеями Брейля, как если бы их изрекал сам Господь [283]. Тем не менее современные ученые последовательно отвергли все эти идеи как ошибочные и лишенные какой бы то ни было научной значимости. И дело здесь вовсе не в профессиональном недоброжелательстве, обращенном против одного из основателей дисциплины. Идеи Брейля, равно как и теории его единомышленников, и в самом деле оказались незрелыми, поскольку вступили в явное противоречие с фактическим материалом.
Существует не так уж много научных дисциплин, о которых с полным правом можно сказать, что за шестьдесят лет исследовательской деятельности в них не было достигнуто ничего по-настоящему ценного. Однако изучение пещерного искусства относится именно к этой категории. И все же будет полезно хотя бы вкратце остановиться на том, какие концепции и идеи выдвигались в эти потерянные для науки десятилетия.
Прежде всего стоит упомянуть о том, что свои теории создавали и предшественники Брейля.
Весьма популярной, однако недолговечной оказалась концепция, согласно которой доисторические люди избирали определенных животных в качестве тотемов, а затем рисовали их на стенах пещер. Однако очень скоро ученые поняли, что если бы это и в самом деле были тотемные образы, то "следовало бы ожидать, что в каждой пещере будут присутствовать однородные изображения, концентрирующиеся вокруг фигуры определенного животного (например, пещера ибекса, пещера льва, пещера северного оленя и т. д.), а не то смешение видов, которое мы видим в каждой из пещер" [284].
Габриель де Мортийе, уже упоминавшийся нами в связи с травлей Саутуолы, выдвинул другую теорию. По его мнению, портативное искусство пещер (а также настенные росписи, которые он в конце концов признал подлинными) было создано из чисто эстетического удовольствия — просто потому, что людям нравилось это занятие. И не следует здесь искать каких-то более глубоких мотивов [285]. Поскольку сам Мортийе был убежденным дарвинистом (а значит, и яростным антиклерикал истом), нетрудно понять, почему он выдвинул концепцию "искусства ради искусства". Мортийе и помыслить не мог о том, что наши "примитивные" предки, жившие в эпоху каменного века, могли ощущать эмоциональные импульсы и духовные запросы и уж тем более располагать столь сложной и утонченной системой, как религия [286].
Как ни странно, Эмиль де Картальяк, следовавший обычно в русле идей своего старшего коллеги, на этот раз отказался поддержать его теорию. Но только преемник Картальяка, Брейль, смог наглядно доказать, что концепция "искусства ради искусства" не выдерживает никакой критики. Совместно с такими учеными, как Капитан и Саломон Рейнах, он указал на целый ряд существенных недостатков в теории Мортийе [287]. Разве можно, например, назвать это искусством, создаваемым ради чисто эстетического удовольствия, если большое количество пещерных рисунков и гравюр было нанесено на более ранние изображения?
Композиции вроде этой (пещера Труа Фрер), когда большое количество фигур рисуется непосредственно поверх других, создавая настоящую мешанину образов, убедили экспертов в том, что мы имеем дело отнюдь не с "искусством поверх искусства" (Брейль, 1952)
Во многих местах можно встретить композиции, где десятки фигур начерчены или нарисованы одна на одной таким образом, что в итоге получается настоящая мешанина из изображений. И это при том, что рядом находились совершенно чистые стены, которые так и не были использованы! И еще один факт, способный серьезно поколебать теорию Мортийе: наличие гравюр и рисунков в наиболее темных, отдаленных и труднодоступных местах пещер. Если бы это было искусством ради искусства, зачем помещать столько прекрасных изображений туда, где их все равно никто не сможет увидеть?
Совершенно очевидно, что здесь оказались задействованы какие-то иные мотивы. И Брейль был наиболее уважаемым и влиятельным из тех, кто в качестве возможного объяснения предложил теорию так называемой "охотничьей магии". В свою очередь, благодаря неоспоримому влиянию этого человека выдвинутая им теория вскоре превратилась в настоящую догму [288]. Согласно концепции Брейля, рисунки и гравюры были созданы нашими предками не просто ради эстетического удовольствия. На самом деле у этого искусства были куда более серьезные — экономические — основания.