Марбург - Есин Сергей Николаевич. Страница 16

Наверх снизу на автомобиле можно проехать двумя путями: пологой улицей, идущей от церкви, или, с другой стороны, извилистыми уличками, которые, петляя, поднимаются все выше и выше. Но от пивного завода и потеснившего его теперь немного торгового центра к ратуше можно подняться и на лифте, работающем чуть ли не круглые сутки и бесплатно. Кабина его расписана под корзину воздушного шара. Когда, выйдя из лифта, смотришь на открывающуюся внизу картину, впечатление, наверное, схоже с воздухоплавательским: волшебная тишина высоты. И тут, наверху, среди переплетения узких улиц с нависшими над ними вторыми этажами, самое время произнести цитату из молодого Пастернака. Это сокровищница русской поэзии: «Тут жил Мартин Лютер, там – братья Гримм…»

Как раз напротив дома, где жил знаменитый церковный реформатор, находится дом фрау Урф. Окна глядят в окна, внизу модные и дорогие крошечные магазины одежды. Фрау Урф утверждает, что именно здесь какое-то время жил юный Ломоносов и именно здесь он познакомился с молодой пухлой немочкой, своей будущей женой.

Какие русские страсти разыгрывались на пространстве этих каменистых улочек!

Пастернак здесь тоже сыграл свою яркую роль влюбленного. Оба, так сказать, целили выше головы: податный крестьянин из диковатой Московии хотел, а потом и обрюхатил юную Лизхен, дочь пивовара и церковного старосты. Может быть, он хотел немецкого гражданства и политического убежища? А крещеный еврей Пастернак – с этим крещением и с его православием для исследователей такая морока! – хотел во что бы то ни стало добиться здесь признания от московской красавицы Иды Высоцкой. Не думаю, что он жаждал повысить таким образом свой социальный статус, хотя приехал в Германию на гроши, собранные матерью от уроков игры на фортепьяно, а Ида была богачка, наследница миллионов чайного фабриканта. Фабрикант потом поставит замечательную церковь в Крыму, в Форосе, почти над царской резиденцией. Чтобы было видно. Жертвователи и спонсоры всегда и во все времена на одно лицо. Но Форос теперь знаменит еще и по другому поводу. Но зачем о печальном?

Фрау Урф, как правило, всегда принимает у себя русскую профессуру, когда та оказывается в Марбурге. Кто-то сказал, что именно у нее снимали комнату и жили, когда приезжали на какую-то конференцию, как профессора Московского Литературного института главный редактор «Нашего современника» Станислав Куняев и главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский. Бывают странные сближения.

Общеизвестно, что человек не может не думать, но сколько же у него, особенно рефлектирующего, проносится за секунду в сознании! Джойс, Толстой, Пруст, Достоевский – беру, как легло на ум – лишь приоткрыли бездну, и немедленно, чтобы внутренний диалектирующий мир не превратился в хаос, упорядочили строй и последовательность ассоциаций. Всё, как в учебнике: из причины – следствие. Собственно, и приезжий из Москвы профессор, он же начинающий писатель, думает подобным образом: Пастернак – цитата из его стихотворения «Марбург» – Лютер – окно напротив – Ломоносов – фрау Урф. Если бы разобраться хотя бы с одной небольшой тайной: жил ли здесь шурин Ломоносова, родной брат его жены Иоганн-Иван, который поехал вместе с нею в Россию и впоследствии стал помощником академика в производстве монументальных мозаичных полотен?

А Елизавета-Христина стала идеальной женой, как в принципе и положено жене гения. Мы совершенно справедливо прославляем Софью Андреевну Толстую, по многу раз перебеливавшую страницы «Войны и мира», Анну Григорьевну Достоевскую, стенографировавшую под диктовку «Преступление и наказание», Надежду Яковлевну, без которой, может быть, и не было бы того сегодняшнего, знаменитого Мандельштама, – а хоть бы кто доброе слово сказал об этой тихой и послушной немке, терпевшей непростой характер мужа, всю жизнь обслуживавшей и обстирывавшей его.

Во время утренней пробежки все время думаю о Ломоносове, фрау Урф, Пастернаке и еще об одной женщине в этом городе. Барбара – второй добрый гений русских в Марбурге – показала мне еще раньше сверху сравнительно небольшой домик, стоящий, в ряду других, почти под замком. Эти домики, не такие уж маленькие, похожи на собак, съезжающих, поджав задние лапы, по мокрому глинистому склону. Барбара уверяла, что именно в нем жил Ломоносов. Это ее открытие: она отыскала в архиве старинную нумерацию домов. Теперь в моем сознании живут два дома Ломоносова. Если буду писать об этом статью, я должен найти доказательства, какой из них подлинный, может быть подлинные оба. А если буду писать роман, то мне придется плохо – романисту нехорошо раздваиваться. Романист уже видит, как трещат штаны у молодого русского гения на лестнице дома фрау Урф, когда он прижал к стенке белобрысую девчонку. Но на чердак или в подвал прокрадутся молодые люди, чтобы их не заметила будущая ломоносовская теща? Ода на взятие Хотина еще не написана. Романист думает, что скорее всего в качестве местожительства удалого постояльца он изберет дом фрау Урф, в конце концов он там побывал.

Это только снаружи немецкие дома, перечеркнутые вдоль, поперек и наискось деревянными брусьями, кажутся невысокими. Если нельзя углубляться в скалу, приходится расти вверх. Наше зрение испорчено прямыми линиями напряженного бетона и отпечатанными по одной матрице оконными проемами. Но ведь высотные дома и небоскребы это не дома. Это фабрики типового существования, маскирующиеся под некоторую индивидуальность.

Впрочем, я ошибся, дом фрау Урф вкопан и вниз, в скалу: туда нетерпеливый герр Урф, огромный мужчина, похожий на Ламму Гудзака, бегает за очередной бутылкой или кувшином вина. Один раз, как повествует домашняя легенда, герр Урф так досоревновался в возлияниях с уже упомянутым Станиславом Куняевым, что на следующий день его увезли в больницу, а русскому национальному писателю – хоть бы хны. Поистине, что русскому здорово, то немцу смерть. Фрау Урф в подобных случаях сокрушается. И не оттого, отчего можно было бы подумать. У фрау Урф в крови есть русский размах. И не говорите мне о скупости немцев, она бережлива и расчетлива по отношению к божьему богатству. Если фрау Урф, как член Нового марбургского литературного общества, дает обед в честь русских писателей или ученых, то уж, будьте уверены, она постарается. Об этом еще будет время рассказать.

Дом фрау Урф с улицы начинается довольно своеобразно. Здесь в небольшой нише столкнулись две двери – одна стеклянная, ослепительная, ведет в фешенебельный магазин готового платья. За витриной стенды с несколькими мужскими и женскими нарядами. Чем всё это отличается от джинсов и пиджачков, продающихся в больших супермаркетах, я не знаю. Но «если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно». Каждый зарубежный дорогой магазин трудно заподозрить в отмывании «грязных» денег. Это скорее русская специфика.

Другой вход – узкая дверь с матовым стеклом – совсем непрезентабелен и снабжен целым роем табличек с именами проживающих и кнопками. Каждому положен собственный звонок, и у каждого есть доступ к дистанционному устройству, открывающему дверь. Глядя на выстроившийся рядок этих звонков и фамилий, невольно думаешь: да как столько жильцов здесь помещается? Но это особенность немецких домов, у них нет дворцовых излишеств в высоте потолков, а этот дом, как и все старые дома, еще полон всяких тайн своего роста – здесь переходики, пристройки на разных уровнях, кладовки, чуланчики. То есть раньше это были комнатки, где хранились бабушкины роброны и затыренный на весну мешок муки, теперь здесь везде живут. Свои, чужие, получужие, здесь находятся маленькие офисы компаний и учреждений – все это в каких-то сложных связях, но тем не менее прочитывается.

Надо только внимательно, на цыпочках, никого не беспокоя, пройти всю эту лестницу, похожую на ствол артерии, от которой отходят сосуды. Ступеньки, крытые чистыми, но вытершимися дорожками, прыгают на разную высоту одна от другой. Везде чувствуется природная усадка – там покосился потолок, там ушел вниз пол или покривилась лестница, но всё это еще бодро дышит, прочно, сухо, ухожено и не хочет сдаваться. Сразу возникают мысли о мастеровитых, аккуратных и бережливых поколениях предков. А для русского гостя еще мыслишка: он здесь бывал. Его крепкие, мускулистые ноги, гремя башмаками, ступали и по этой лестнице. Или по-другому: розовощекий ухватистый парень, держа тяжелые башмаки в руке, в одних чулках крадется вверх по лестнице, где в каморке ждет его, посапывая, наивная белокурая Лизхен. По крайней мере, два бесспорных факта из биографии нашего классика мы имеем: не всегда вовремя оплаченные счета от портного и танцмейстера и молоденькую девочку, обрюхаченую до свадьбы. Все надо, не страшась, совершать в молодые годы. Это-то как раз и вечно.