Последний кольценосец - Еськов Кирилл Юрьевич. Страница 35

– Ты, помнится, – улыбнулся Фарамир, – давеча просила объяснить – «на доступном для глупой бабы уровне», – что такое философия. Так вот, эти твои рассуждения как раз и есть философия – правда, довольно наивная. Понимаешь, над этими вещами задолго до тебя размышляло множество людей, и далеко не все из найденных ими ответов – не стоящая внимания глупость. Ну вот, например… Да-да, войдите! – откликнулся он, услыхав стук в дверь и озадаченно покосился на Йовин: ночь на дворе, кого это там принесла нелегкая?

Вошедший был одет в черную парадную униформу сержанта гондорских Стражей Цитадели (принца всегда интриговало это обстоятельство: отряд Белый, а форма – черная), и при виде его у Фарамира отчего-то сразу засосало под ложечкой – похоже, они где-то крупно прокололись… Он велел было Йовин удалиться в соседнюю комнату, однако гость мягко попросил ее остаться – то, что они будут сейчас обсуждать, имеет прямое отношение и к Ее Высочеству.

– Прежде всего позвольте представиться, князь, – пусть и с некоторым опозданием. Имени у меня нет, но вы можете называть меня Гепардом. Я на самом деле не сержант, а капитан тайной стражи (вот мой жетон) и руковожу здешней контрразведкой. Несколько минут назад я арестовал коменданта Эмин-Арнена по обвинению в заговоре и государственной измене. Однако не исключено, что Берегонд лишь выполнял ваши приказания, не особо вникая в их смысл, и тогда его вина не столь велика. Собственно, именно в этом я и хотел бы сейчас разобраться.

– Не могли бы вы выражаться яснее, капитан?

В лице Фарамира не дрогнул ни один мускул, и он сумел бестрепетно встретить взгляд Гепарда – пустой и страшный, как и у всех офицеров Белого отряда; если же не брать в расчет глаза, то лицо капитана было вполне располагающим – мужественное и при этом немного печальное.

– Как мне сдается, князь, вы совершенно превратно понимаете суть моих обязанностей. Я должен любой ценой – повторяю: любой – оберегать вашу жизнь. Не потому, что вы мне симпатичны, а потому что таков приказ моего короля: любое несчастье, случившееся с вами, молва однозначно припишет Его Величеству, а с какой стати ему платить по чьим-то счетам? Это с одной стороны. А с другой – я обязан предотвратить возможные попытки склонить вас к нарушению вассальной присяги. Представьте себе, что какие-нибудь недоумки нападают на форт и «освобождают» вас, дабы превратить в знамя Реставрации. Если при этом погибнет хоть кто-нибудь из людей короля – а они погибнут наверняка, – Его Величество при всем желании не сможет закрыть глаза на такую историю. Королевская армия вступит в Итилиен, а это скорее всего прямиком приведет Воссоединенное Королевство к кровопролитной гражданской войне. Так что считайте – я здесь для того, чтобы оберегать вас от возможных глупостей.

Странно, но в речи Гепарда (в интонациях? нет, скорее в построении фраз…) было нечто такое, отчего у Фарамира возникло отчетливое ощущение, будто он вновь разговаривает с Арагорном.

– Я весьма ценю вашу заботу, капитан, однако не понимаю, какое отношение все это имеет к аресту Берегонда.

– Видите ли, некоторое время назад он встретился в «Красном олене» с высоким худощавым человеком, у которого вдоль левого виска идет длинный шрам, а одно плечо заметно выше другого. Вы, часом, не знаете, о ком речь? Внешность запоминающаяся…

– Признаться, не припоминаю, – улыбнулся принц, стараясь, чтобы улыбка не вышла кривоватой – было отчего… – Наверное, проще спросить об этом у самого Берегонда.

– О, Берегонду предстоит ответить на целую кучу вопросов. А вот ваша забывчивость, князь, весьма удивительна. Я понимаю – капитан Итилиенского полка Фарамир может и не помнить в лицо всех своих солдат, но уж офицеров и сержантов-то, по идее, обязан… Внешность, повторяю, приметная…

– При чем тут Итилиенский полк?

– Ну как же – при чем? Видите ли, многие из воевавших в составе сего замечательного подразделения не вернулись по окончании войны домой, в Гондор. Особенно примечательно полное отсутствие вернувшихся офицеров и сержантов – общим числом до полусотни. Ну, часть наверняка погибла – время военное, – но ведь не все же!.. Как вы полагаете, князь, куда б они все могли подеваться – уж не к нам ли в Итилиен?

– Возможно, – равнодушно пожал плечами принц. – Только я об этом не имею ни малейшего представления.

– Вот именно, князь, вот именно: не имеете представления! Заметьте, остаться в Итилиене, с которым была связана их служба и где княжит любимый ими капитан (а вас в полку действительно любили – это ни для кого не секрет), вроде бы совершенно нормально и естественно. Только отчего-то ни один из них не приехал в Эмин-Арнен официально представиться и попроситься к вам на службу… Согласитесь, это не то что неестественно, это – весьма и весьма подозрительно! Логично предположить, что полк сохранился как единая дисциплинированная организация, только перешедшая на нелегальное положение, и теперь эти люди вынашивают планы вашего «освобождения». К чему это приведет – мы, кажется, уже обсудили.

– Ваши домыслы, капитан, весьма любопытны и по-своему логичны, однако если это все «доказательства» измены Берегонда, коими вы располагаете…

– Оставьте, князь, – досадливо поморщился Гепард, – мы ведь с вами не в суде присяжных! В настоящий момент меня волнуют не юридические закорючки, а истинная степень вины этого заговорщика-дилетанта. И тут сразу возникает вопрос: каким образом комендант, служивший в Минас-Тирите, в отряде Стражей Цитадели, мог выйти на контакт с сержантом Ранкорном, вольным стрелком, который всю войну безвылазно просидел в Итилиенских лесах? Значит, кто-то их познакомил (пусть даже заочно), и первый претендент здесь – вы, князь… Ну так все-таки: Берегонд действовал по своему почину или – что больше похоже на правду – выполнял ваше поручение?

«Вот и все, – понял Фарамир, – зачем же они послали тогда на связь именно Ранкорна – его ведь и в самом деле так легко опознать по словесному портрету… Словесные портреты сержантов – ох, и глубоко же они копают… И «Красный олень», видать, перекрыт куда плотнее, чем я думал… Мы проиграли вчистую, только платить нам придется разную цену: меня ждет продолжение почетного пленения, а капитана – мучительная смерть. Самое ужасное – я ничего не могу для него сделать: придется предоставить Берегонда его судьбе и жить дальше с несмываемым ощущением собственной подлости… Глупейшая иллюзия, будто с победившим врагом возможны какие-то соглашения. На таких «переговорах» в принципе невозможно что-либо выторговать – ни для себя, ни для других; все идет по единой схеме: «Что мое – то мое, а что твое – тоже мое». Вот потому-то и существует железный закон тайной войны: при любых обстоятельствах молчать либо отрицать все – вплоть до факта собственного существования. Признав свою роль в контактах с итилиенцами, я не спасу Берегонда и лишь ускорю гибель Грагера и его людей…»

Все это вихрем пронеслось в голове принца, прежде чем он поднял взгляд на Гепарда и твердо произнес:

– Я не имею ни малейшего представления о контактах коменданта с людьми из Итилиенского полка – если таковые и вправду имели место. Вам прекрасно известно, что мы с ним за все это время не обменялись и десятком фраз – этот человек как-никак убил моего отца.

– То есть, – сухо резюмировал контрразведчик, – вы не хотите избавить вашего человека… ну, если не от смерти, так хотя бы от пыток?

«Он знал, на что идет», – подумал Фарамир, а вслух ответил:

– Если тут и вправду имела место измена (в чем вы меня пока не убедили), капитан Берегонд должен понести суровую кару. – И затем, тщательно подбирая формулировки, закончил: – Я же готов поклясться тронами Валаров, что никогда не собирался – и не собираюсь – нарушить свое слово: обязательства перед сюзереном нерушимы.

– Поня-атно, – задумчиво протянул Гепард. – А вы что скажете, Йовин? Вы тоже готовы для пользы дела совершить предательство и отдать на съедение волкам своего человека? Впрочем, – усмехнулся он, – о чем я говорю… Ведь на дыбу попадет всего лишь какой-то офицер из простолюдинов; экая важность для особы королевской крови – ей-то самой в любом случае ничто не грозит!..