Как дружба с недружбою воевали - Етоев Александр Васильевич. Страница 16

Сии размышления были прерваны нечаянно тремя франмасонскими ударами в дверь.

– Кто там? – строгим голосом спросила старуха, на всякий случай прячась за самовар.

– Ваша мать пришла, молочка принесла, – ответили из-за двери.

– Какая такая мать? – Марфа Крюкова подмигнула зачем-то Андрею Т. Тот не понял, но ответил ей тем же.

– Какая? А вот такая! – Дверь открылась; на пороге стояла двугорбая предводительница уродов. Остальная компания выглядывала из-за её спины. – Ни с места! Всем сидеть как сидели! – Дюжина вороненых стволов торчала в дверном проёме, это не считая многочисленного числа единиц колющего, режущего, пилящего и вспарывающего оружия.

– Вот ведь страсти-ужасти! То-то мне всю ночь удавленник на дереве снился. – Марфа Крюкова всплеснула руками, но, казалось, нисколько не удивилась.

Бабка Голубая Шапка мгновенно обрела голос.

– Вот он! Косточка к косточке, волосок к волоску! В лучшем виде, как и приказывали. – Она тыкала пальцем в Андрея Т. и преданно улыбалась двугорбой.

Двугорбая подошла к столу. Желеобразный человек-блин, протиснувшись откуда-то сбоку, проблеял козлиным голосом:

– Аще алчет недруг твой – ухлеби его, аще жаждет – напои его. – И потянулся к торту «Сюрприз».

– Отставить жрачку! – осадила его начальница. Тот в момент втянулся в толпу сопровождавших её помощников.

– Что, папаша, напутешествовался? – ласково обратилась она к опешившему Андрею Т. – Уйти от нас захотел? Деток своих оставить? Думал, здесь у нас глушь, Саратов? Живем в лесу, молимся колесу? Зашёл за ёлку, и поминай как звали? Здесь у нас всё на виду, все друг про друга знают. В Заповеднике как: сказал куме, кума – свинье, свинья – борову, а боров – всему городу. Верно? – Последняя фраза относилась уже не к Андрею Т., а к угрюмой шатии-братии, столпившейся за спиной начальницы.

Скелетообразный фашист гыгыкнул. Герой-любовник элегантно захохотал, прикрыв рот ладошкой в татуировке. Застенчивый упырёк улыбнулся, стащил со стола баранок, покрутил его для вида на пальце и, не жуя, уложил в живот. Хмырь с перебинтованным кулаком сдержанно пожевал челюстью. Желеобразный человек-блин задрожал своими восемнадцатью подбородками. Бабка Голубая Шапка забулькала недопитым чаем и зажамкала недожеванными баранками.

Скоро все успокоились. Эстрадная халтурщица, погасив улыбку, уселась на горбатую лавку, закинула ногу на ногу и вытащила из лифчика длинную сигарету с фильтром. Хмырь как истинный джентльмен, тут же угостил ее огоньком от импортной зажигалки «Ронсон». «Мерси», – сказала в ответ халтурщица и томно почесала под мышкой. В избушке запахло потом. Со стороны поглядеть – просто идиллическая картинка, а не надругательство над свободой личности.

– Вставай, папаша, пойдём. Кончилось твоё время. – Двугорбая похлопала Андрея Т. по плечу. Тот продолжал сидеть, тупо глядя в серебро самовара. Она вздохнула и железным сточенным ногтем поскребла глаз– катафот. – Папаша, ты что, не понял? Вставай, говорю, идём. Круглая Печать ждет.

– Может, щей на дорожку? – услужливо предложила Бабка Голубая Шапка. – Или малосольных огурчиков?

– Кто любит кислое да солёное, а кто красное да креплёное, – ответила ей двугорбая ведьма, поманила пальцем фашиста и кивнула на сидящего пленника. – Объясни, папаша не понимает.

Фашист осклабился и закатал рукава.

– Во зинт ди вафн? – сказал он, низко наклонившись к Андрею Т.

– Где прячешь оружие? – Бабка Голубая Шапка вызвалась в добровольные переводчицы. Андрей Т. молчал.

– Во зинт минэн фэрлэкт? – Фашист потер кулак о кулак. Андрей Т. поморщился. От фашиста пахло давно не стиранными носками.

– Где заложены мины? – перевела Бабка.

– Гипт эс панцэр? – Кулак фашиста запрыгал возле лица Андрея Т.

– Есть ли танки? Андрей Т. отвернул лицо.

– Не колется, – доложил фашист и вопросительно посмотрел на ведьму. —

– Разрешите приступить к пыткам?

– Спокойно, без рукоприкладства! – Дверь хлопнула. На пороге стоял Базильо. С гаванской сигарой во рту и в серой ковбойской шляпе, он выглядел как народный мститель из какого-нибудь голливудского фильма. – Совсем с ума посходили? Время – деньги, Печать не ждёт, а вы тут цирк с допросом устраиваете.

Он подошел к Андрею Т. и пристально посмотрел на него.

– Пойдемте, молодой человек, – сказал он, попыхивая сигарой.

Андрей Т. поднялся. В зелёном глазу кота дрожала искорка смеха.

Компания двугорбой засуетилась. Хмырь с фашистом взяли Андрея Т. под руки и вывели за порог. Следом вышли ведьма и кот Базильо. Остальная шатия-братия громко переругивалась в дверях – никто не желал уступать другому дорогу.

Дойдя до тропинки, тянущейся вдоль берега подвальной реки, Базильо и двугорбая ведьма остановились.

– Налево, – сказал Базильо, указывая сигарой вбок.

– Направо, кабинет там. – Ведьма показала направо и задвигала своими горбами.

– Направо – долго, можем не уложиться по времени. Есть путь короче, – твёрдо сказал ей кот и выпустил изо рта огромное колесо дыма.

ГЛАВА 15, ПОСЛЕДНЯЯ

До полуночи оставались минуты, когда кот, горбатая и её команда, пройдя бесконечными лестницами, коридорами и подвалами, отконвоировали покорного пленника к двери с надписью на табличке: «Директор».

Встречал их господин Пахитосов. Он нервно переминался у входа, жевал потрепанный ус и то и дело озирался по сторонам.

– Время, время! – Побарабанив по наручным часам, он зыркнул глазом на подконвойного и вытащил из кармана ключ. – Я уже битый час торчу здесь, как дурак, на виду, а вы прохлаждаетесь неизвестно где. Можно подумать, что мне больше всех надо.

– А то нет, – сказала ему двугорбая и выдавила хрипловатый смешок. – Ладно уж, отпирай. Мы тоже не на каруселях катались.

Пахитосов с третьей попытки попал ключом в скважину. Молча, по одному, крадучись, вся компания ступила в приемную. Здесь царили тени и полумрак. От голубоватого плафона над дверью разливался холодный свет. Лица у всех были серые и землистые, как у старых пожухлых трупов.

Пахитосов притворил дверь и довольно посмотрел на горбатую:

– Сначала как договаривались. Десять тонн баксов мне, десять – Базильо. Правильно? – Он подмигнул коту.

– Без базара, – сказала ведьма и шепнула что-то фашисту. Тот вытащил огромный бумажник и, не глядя, вынул из него две зелёные пачки. Одну протянул Пахитосову, другую – Базильо.

Пахитосов подозрительно посмотрел на пачку и взвесил её на ладони; ноздри его раздулись, глаза превратились в щёлочки, слезящиеся красным огнём.

– Значит, говоришь, без базара? – Голос его булькал от гнева. – За фраера меня держишь, старая? Тонну впендюриваешь за десять? Нет, я так не подписывался. – Он протянул ей деньги. – Ищите лоха на стороне. Пойдем, Базильо, здесь пахнет угарным газом.

– Это пока аванс, – остановила его старуха. – Остальное, когда сделаем дело.

– Ты что ж, старая, уже и не доверяешь? Кому? Мне? – Он обиженно посмотрел на Андрея Т., словно искал у него сочувствия: – Вот она, молодой человек, плата за доброту! Я к ним с открытой душой – и то им, понимаешь, и это, и в город им увольнения, и праздничный спецпаёк. А мне за это тонну аванса! – Пахитосов схватился за сердце. – Жестокий век! Рушатся идеалы!

– Он снова нацелился на старуху. – Здесь только моего риску – на полтора лимона зеленых! Я же места могу лишиться. Плюс трёх городских квартир. И вообще – или давай бабки полностью, или я умываю руки.

– Без пяти уже, – сказал кот. – Рекомендую поторопиться.

– Ладно, – сказала ведьма. – Еще две тонны сейчас, остальное – после работы.

– Нет, – сказал Пахитосов. – У меня тоже принципы. Ты мне ещё скажи, что нынче не при деньгах, что зарплату пятый месяц не платят. Кто в Питере всех вокзальных нищих в кулаке держит, рэкет свой на них делает? Скажешь, не ты? А этот твой фашист недоклёпанный, скелетина эта вражья, он что, в своем «Русском порядке» травку с газонов косит? Знаем мы. чего он там косит, какую такую травку. – Пахитосов обводил глазами толпу молодчиков, выбирал кого-нибудь одного и, тыча в него пальцем, разоблачал. – А этот жирный, который к гуманитарной помощи присосался. Лопнет скоро, а всё сосёт и сосёт, паук…