Новая алмазная сутра - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 2
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ТЫ МОЖЕШЬ ЧТО-НИБУДЬ СКАЗАТЬ?
Голос внутри меня кричит: "Я здесь, я здесь", - но я поражена немотой.
А потом, глаза.
Когда Мастер смотрит в глаза ученика, и Он смотрит, смотрит...
Он видит всю историю; все - прошлое, настоящее, будущее.
Ученик прозрачен для Мастера, и Он видит не реализовавшегося Будду.
Я могла только сидеть и позволить Ему войти, потому что это единственный путь найти бриллиант.
Есть страх, что Он может увидеть что-то в подсознании, что я предпочла бы скрыть, но Он смотрит на меня с такой любовью, что я могу только сказать "да".
Иногда такой взгляд может не оставить никаких следов в памяти - просто экстатическое чувство, стремительное течение радостной энергии, как будто прорвалась плотина.
Это была моя первая встреча с Мистиком, Ошо.
Весна 1976, Индия.
Почти год назад, я стояла в своей опрятной белой кухне в лондонской квартире и чувствовала, что моя жизнь или то, как я ее живу, подошли к концу.
Это было настолько определенным, как чувство в костях в ожидании дождя.
И в то же время для этого не было очевидных причин.
Друзья спрашивали меня: "Но почему?" Что я могла сказать?
Почему лебеди летят на озеро Монсоро в Гималаях каждое лето?
Как они узнают путь?
Это случилось в то время, когда я имела все, что я хотела.
Жизнь была легкой, я была счастлива; у меня были хорошие друзья, замечательный возлюбленный, я занималась в точности той работой, которую хотела делать; и я думала: "Это именно то, что надо, больше я ничего не хочу".
Я чувствовала ветер перемен, но я не могла представить себе, что это могут быть за перемены.
Я наткнулась на книгу "Тихий Взрыв" Бхагвана Шри Раджниша (пятнадцать лет спустя, он изменил свое имя на Ошо), в книжном магазине на Портобелло Роуд.
Она пахла благовониями.
Я была на гребне волны много лет, и я знала, что колесо повернется, мне хотелось быть готовой.
Я поехала в Ибицу с моим другом Лоуренсом.
Это был высокий, темный, симпатичный доктор мистицизма, который видел магию везде и был одарен способностью, выражать ее, как устной речью, так и фильмами, и писательством.
Он только что закончил свою первую книгу "Ритмы Виденья" и погрузился в заслуженный отдых.
Прибыв в аэропорт в Ибице, я в первый раз увидела мать Лоуренса, Лидию.
Она стояла, подняв обе руки, приветствуя нас, и картина этой первой встречи по-прежнему в моей памяти, как будто это было вчера.
Лидия для меня духовная мать, наша связь глубокая и древняя.
Она жила в духовной группе в Индонезии много лет и также занималась в гурджиевской школе.
В ее прекрасном доме, в традиционном для Ибицы стиле, мы все трое сидели около огня с сосновыми поленьями и обсуждали "Тихий Взрыв".
Я спрашивала ее совета, безопасно ли это, и она ответила утвердительно, сказав, что я должна попробовать техники медитации.
Единственное сомнение по поводу книги у меня было в том, что на обороте книги была биографическая справка, что Раджниш во время своей последней инкарнации, семьсот лет назад, жил в Тибете.
Это звучало слишком фантастично, чтобы быть правдой, но я помню, как Лоуренс поднял брови, когда я сказала: "В любом случае я не ожидаю найти совершенного духовного мастера, потому что как он может быть, совершенным в моих глазах, когда я даже не знаю, чего я ищу".
Каждый, кто бывал на Ибице, знает, что этот остров вызывает сильные чувства.
В любом случае я приехала в отпуск и не интересовалась странными опытами, я была счастлива, работая целый день в саду Лидии.
Я чувствовала очень хорошо, ощущая связь с землей, и не интересовалась прогулками на пляж или посещением обычных туристских мест.
Именно здесь у меня был первый опыт медитации, опыт бытия в моменте.
Это произошло по необходимости.
Лоуренс и я были на пикнике с несколькими друзьями.
Я отошла в сторону от группы, чтобы набрать немного цветов для Лидии.
Она чувствовала себя не очень хорошо и поэтому не пошла с нами.
Я наткнулась на рощу пышных растений с меня ростом, на которых росли розовые и белые цветы.
Когда я подошла, чтобы собрать их, я обнаружила, что сорвать их не так-то легко, и я должна очень неуклюже рвать ветки, ломая весь куст.
Я посмотрела на разрушения, причиной которых я была, и увидела, что ветка, которую я разодрала сверху донизу, сочится беловатым соком.
Я почувствовала себя плохо, это было похоже на кровотечение.
Я сказала растению: "Раз уж я так разодрала тебя, я залижу твою рану, чтобы тебе стало лучше". Я лизнула языком сок, сочащийся из ветки, и вернулась к месту пикника со своими цветами.
Мой язык и небо онемели, как будто мне сделали укол новокаина у дантиста.
Когда я подошла к своим друзьям, которые сидели на земле, одна женщина вскочила и сказала:
"Немедленно выброси эти цветы и вымой руки - они смертельно ядовиты".
Белый сок был внутри меня.
Я поняла, что если я скажу этим людям, о том, что я сделала, они сойдут с ума.
А если они начнут так волноваться, я тоже потеряю голову и заболею.
"Все равно здесь нет госпиталя, - доказывала я самой себе. - Так что, что можно сделать?
Лучше я приму этот `яд` в свое тело, и пусть он станет частью меня".
И я не сказала никому из своих друзей, о том, что я сделала.
Путь назад, к дому, был очень длинным, и в машине я была очень молчалива.
Мои друзья рассказывали истории о людях, которые умерли от этих отравленных цветов.
Одна семья, состоящая из родителей и двух детей, умерла всего пару месяцев назад, потому что у них была жаровня, и они использовали ветки этого растения для приготовления еды.
В машине было много народу, и было жарко; я сидела на колене у Лоуренса.
Я нагнула голову и высунулась из окна, я чувствовала онемение в горле, и я сказала себе, что все будет в порядке, если я смогу принять яд и расслабиться.
Я заключила сделку с цветами, что их яд будет спать во мне и не причинит мне вреда, до тех пор, пока однажды я не отравлю себя сама.
Я не знаю, что я имела в виду под этим, но это то, что говорил мой ум.