Книга Мирдада - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 40

Может я и погрешил против Ковчега и его традиций, когда в борьбе с Мирдадом обратился за помощью к сильной руке моего могущественного друга князя Бетара. Но в сердце моем было только ваше благополучие, только оно одно могло бы судить меня за проступок. Я хотел спасти вас и Ковчег еще до того, как станет слишком поздно. И Бог был со мной, я вас спас.

Возрадуйтесь же со мной, спутники, и возблагодарите Господа, который уберег наши грешные глаза от того, чтобы увидели они крушение нашего Ковчега. Я бы первый не смог пережить такого позора.

Но теперь я с новой силой предаюсь служению Богу Ноя и его Ковчегу, служению вам, мои дорогие спутники. Будьте счастливы, как в прежние времена, а мое счастье всецело заключено в вас.

Наронда: Говоря это, Шамадам заплакал, но его слезы были жалки, ибо одиноки. Они не встретили поддержки ни в наших сердцах, ни в наших глазах.

Как-то утром, когда солнечные лучи осветили горы после затяжного периода ненастной погоды, Земора взял арфу и запел.

Земора:

Стынет песня в замерзших устах

Арфы моей,

Лед царит даже в сердца мечтах

Арфы моей.

Где дыханье - тебя отогреть,

Арфа моя?

Где рука, чтоб мечты отпереть,

Арфа моя?

- В мрачных застенках Бетара.

Ветер песни забыл, и не даром,

Ведь услышал там он

Лишь цепей перезвон,

В мрачных застенках Бетара.

Солнца лучик проник сквозь заставы

Чтоб мечту разбудить,

Как бы цепи разбить

В мрачных застенках Бетара.

Что за славный Орел, во все небо размах!

С ним к свободе я шел и забыл слово страх.

Почему же теперь жалкий я сирота,

И царит надо мной днем слепая сова?

Потому что Орел улетел далеко,

Он томится в гнезде под землей глубоко

В мрачных застенках Бетара.

Наронда: И покатилась слеза из глаз Земоры, руки его безвольно повисли, а голова склонилась над арфой. Эта слеза как бы дала сигнал нашему долго сдерживаемому горю, и шлюзы наших глаз разверзлись.

Мекайон вдруг вскочил на ноги и завопил во весь голос: ”Мне душно!” Потом он распахнул двери и выбежал на улицу. Земора, Мекастер и я последовали за ним через весь двор к воротам в большой внешней стене, за которую спутникам было запрещено выходить. Одним мощным рывком Мекайон выдернул тяжелый болт, распахнул ворота и выскочил за них, как тигр из клетки. Остальные трое последовали за Мекайоном.

Солнце припекало и светило так ярко, что его блестки на снегу просто ослепляли. Перед нами повсюду, куда только мог достичь взор, простирались безлесые, покрытые снегом холмы. Казалось, что все залито фантастическими потоками света. Вокруг стояла такая глубокая тишина, что она буквально давила на уши. Только под нашими ногами поскрипывал снег. Воздух, хотя и морозный, так взбодрил наши легкие, что мы чувствовали себя летящими вперед без всяких собственных усилий.

Изменилось настроение даже у Мекайона. Он остановился и воскликнул: ”Как здорово иметь возможность дышать! Всего лишь дышать!” Поистине казалось, что мы впервые ощутили радость свободного дыхания и осознали значение Дыхания.

Мы прошли еще немного, как вдруг Мекастер заметил вдалеке какой-то темный предмет. Некоторые решили, что это одинокий волк. Другие, что это скала, с которой ветер сдул весь снег. Но оказалось, что предмет перемещается прямо в нашу сторону, и мы решили двинуться ему навстречу. Он приближался все больше и больше, и, наконец, постепенно обрел очертания человеческой фигуры. Вдруг Мекайон завопил и ринулся вперед гигантскими скачками: ”Это он! Это он!”

Да, это действительно был он, его грациозная походка, статная выправка, гордо поднятая голова. Легкий ветерок играл в прятки в его развевающихся одеждах, нежно ласкал его длинные черные локоны. На Солнце его лицо слегка загорело и приняло тонкий янтарно-коричневый оттенок. Но темные, мечтательные глаза мерцали, как и прежде, посылая вперед волны доверчивой безмятежности и торжествующей любви. Его ноги, обутые в деревянные сандалии, покраснели от мороза, как будто их поцеловали розы.

Первым до него добежал Мекайон. Он бросился к его ногам, смеясь и рыдая, бормоча, как в опьянении: ”Вот моя душа и вернулась ко мне”.

Остальные трое поступили также. Но Учитель поднял всех, одного за другим, обнял каждого с бесконечной нежностью и сказал,

МИРДАД: Примите поцелуй Веры. С этих пор вы будете засыпать и просыпаться с верой. А Сомнение никогда больше не угнездится на вашем изголовье, никогда не заставит вас колебаться на пути.

Наронда: Те четверо, что оставались в Ковчеге, когда увидели Учителя у дверей, решили, что это призрак, и поначалу очень перепугались. Но когда он поприветствовал каждого, назвав его по имени, когда они услыхали его голос, то распростерлись у его ног. Все, за исключением Шамадама. Тот оставался сидеть, как приклеенный. Учитель произнес те же слова и поступил с каждым из трех так, как он сделал это с нами.

Шамадам потерянно озирался, его всего трясло с ног до головы, лицо стало мертвенно бледным, губы дрожали, пальцы бесцельно теребили пояс. Внезапно он рухнул со своего места и пополз туда, где находился Учитель. Он вцепился руками в ноги Учителя, уткнулся лицом в пол и содрогаясь залепетал: ”Я тоже верю. Я тоже верю”. Учитель поднял его, но не поцеловал, а потом сказал,

МИРДАД: Это Страх толкнул могучее тело Шамадама и заставил его сказать “Я тоже верю”.

Шамадам дрожит и склоняется перед “колдовством”, которое освободило Мирдада из Черной Бездны и подземной тюрьмы Бетара. Шамадам боится возмездия. Пусть его ум будет свободен от таких опасений, пусть он лучше обратит свое сердце к Истинной Вере.

Вера, рожденная на волне Страха, - всего лишь пена, она нарастает и опадает вместе со Страхом. Истинная Вера не цветет нигде, кроме стебля Любви. Ее плодом является Понимание. Если вы боитесь Бога, то уж лучше не верьте в Него.

Шамадам: (Возвращаясь назад, не поднимая глаз от пола) Шамадам стал негодяем и отверженным в своем собственном доме. Позволь мне хотя бы быть твоим слугой сегодня и принести тебе теплой одежды и чего-нибудь поесть. Ведь ты, должно быть, очень замерз и проголодался.