Истинный мудрец - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 49
И говорят, это очень беспокоило отца. Он возвращался к этой мысли снова и снова, так что она стала постоянной медитацией. С этого дня он уже не мог читать надпись, как раньше: "Бог нигде". Взгляд спотыкался о нее. Вглядываясь, всякий раз он читал, как ребенок: "Бог сейчас здесь". Это стало мантрой. Говорят, что отец преобразился, повторяя "Бог сейчас здесь" чаще и чаще, он начал чувствовать некое спокойствие, возникающее в его сердце.
Так он пользовался этой мантрой, не говоря никому ни слова. Он взглядывал все чаще и чаще и при любой возможности повторял про себя: "Бог сейчас здесь".
Он стал верующим. Видение ребенка преобразило его, невинность ребенка преобразила его.
Так что, не говорите "там". "Там" нет существования. "Там" не существует, не может существовать. Все, что есть в жизни, здесь сейчас.
Чуть отойдя от "здесь" и "сейчас", вы уже в несчастье. Как только вы отдаетесь желанию, вы уходите от "сейчас" и "здесь" и создаете себе тысячи несчастий.
Будьте здесь и сейчас. И забудьте о Боге. Если вы в здесь-и-сейчас, вы в Боге, и Бог откроет себя вам. Не нужно Его искать; сами поиски — невероятная глупость. Его нельзя искать. Он — это все. Его нельзя увидеть ни в одном направлении: все направления Его. Вы не найдете Его нигде: Он везде. Так что все поиски обречены на неудачу с самого начала.
Не ищите вы. Просто будьте в здесь-и-сейчас, и Он станет искать вас. Он станет стремиться к вам. Это и говорят хасиды.
Один из величайших вкладов хасидизма в этом: нельзя Его искать. Он ищет вас.
Как можете искать Его вы? Вы адреса не знаете. Не знаете Его лица. Вы не сможете Его узнать. Вдруг встретив Его на улице, даже не поздороваетесь. Вы Его не узнаете. Он покажется таким незнакомым, что вы можете испугаться. Или вы вовсе не сможете Его увидеть: мы видим обычно то, что уже знаем. Того, что не знаем, мы обычно не видим.
Ученые говорят, что через зрение поступает только два процента информации. Девяносто восемь процентов не доставляется. Если поступали бы сто, получилась бы страшная путаница, вы бы сошли с ума. Это было бы слишком. Вы бы не справились со всем этим. Так что, в сознание поступает только немного отобранной информации, девяносто восемь процентов — мимо.
И я знаю, если Бог вас встретит, а встретит Он вас миллионы раз... Но сознание упускает Его: это странное, неизвестное, ваше сознание ни в каком смысле не может вместить Его... Он очень бы мешал. Так что, вы Его просто не видите. Как вы можете Его искать? Его нельзя искать. Где вы можете Его искать?
Хасиды говорят "Вы не можете искать Его. Он вас ищет. Вам нужно только быть доступными и готовыми".
Я вчера прочел анекдот. Студент медик провалился на выпускных экзаменах. Он очень боялся отца и послал домой телеграмму: "Я провалился. Подготовь отца. Удар для него будет слишком силен". Сестра попробовала, но отец страшно рассердился. И она телеграфирует брату: "Отец готов. Готовься ты".
Дело обстоит именно так: отец всегда готов, приготовьтесь вы.
Бог всегда готов вас встретить; подготовьтесь сами, будьте готовы, где бы вы ни были. Он станет искать вас. Он помчится к вам со всех сторон. Он проникает в вас тысячью способами и достигнет вашего сердца.
ВОПРОС Отчаивались ли вы когда-нибудь в нас и в своей работе?
ОТВЕТ Ваш уровень растет. Что касается меня, то я не отчаиваюсь, я не умею. Отчаяние бывает только тогда, когда есть ожидания. Ничто не может привести меня в отчаяние: я ничего от вас не жду. Если это случится — прекрасно. Если не случится — тоже прекрасно. У меня нет желания, чтобы вы стали просветленными. Если бы это было желание, а вы упорно ничего бы не понимали, тогда я был бы в отчаянии. Но это вовсе не желание.
Разделить с вами то, чего я достиг, — в этом мое счастье. Я делюсь, потому, что это у меня есть. Возьмете — хорошо. Не возьмете — тоже хорошо. Потому что в основе своей просветленность не может быть ничем иным, как вашей свободой. Это часть вашей свободы: хотите взять — берите; не хотите брать — не берите. Что бы я ни сказал, если вы этому следуете, вы свободны в этом. Если вы этому не следуете, вы свободны в этом. Я же здесь для того, чтобы освободить вас! Так что, какие же у меня могут быть надежды? Любые надежды становятся рабством, ограничениями.
Если я жду, что вы станете просветленными, а вы не становитесь, то придет отчаяние. А если человек в отчаянии, как он может помочь вам стать просветленным? Совершенно невозможно. Я могу помочь вам только потому, что вы никак не можете привести меня в отчаяние, чем бы то ни было. Я останусь счастлив, останетесь ли вы в неведении или станете просветленными. По мне, ваше несчастье — это ваш выбор. Оно и есть только в вашем выборе. Выбираете его? — Хорошо! Любите его? — Отлично! Кто я такой, чтобы мешать вам? Выбор за вами.
Что я здесь тогда делаю? — Просто делюсь своим пониманием. В этом мое счастье: поделиться им. Ваше счастье — принять его или нет; мне это безразлично. Даже если бы вас здесь не было, даже если бы никого не было, если бы я сидел здесь один, я все равно делился бы своим счастьем с деревьями, камнями. Даже неправильно говорить, что я делюсь им. Оно делает это само. Говорить, что я делюсь им, значит исказить его: как будто бы я что-то делю. Нет, оно делает это само.
Цветет цветок, струится его аромат. Цветок не делится им; цветок не может не делиться. У аромата крылья, он разносится все дальше. Есть рядом кто-нибудь, чтобы наполнится этим ароматом, или нет, к цветку это не относится. Он цветет и все тут. Цветок счастлив: он преисполнен, и эта преисполненносгь распространяется ароматом вокруг.
Если вы зажигаете лампу, струится свет. Не то чтобы лампа стремится поделиться светом, а что ей остается делать? Она иначе не может. Не то чтобы свет ждет, придет ли кто-нибудь насладиться им. Если никто не придет, будет то же самое... Если придут многие, будет то же.
Скорее, я не разделяю, я разделяем.
Обычно вы думаете, что это вы дышите. Когда-нибудь вы поймете и увидите: вы не дышите, вами дышат (пассивная форма). Обычно вы думаете, что вы есть. Когда вы поймете., вы скажете: "Бог есть".
И я не называю это работой. Я ничего не делаю. Если хотите, назовите это игрой, но не называйте это работой. Игра.
Если бы это было работой, это было бы серьезно. Если бы это было работой, то было бы желание достигнуть каких-то результатов. Если бы это было бы работой, она бы чем-то обременяла, была бы выполняемым долгом. Если бы это было работой, было бы и нежелание. Если вы не последуете мне, не будет никакого огорчения. Это просто игра. Я даже не называю это игрой; игра начнет смещаться к работе. Она сама уже конец.
Я люблю рассказывать вам истории, я рассказчик. И нет никакого результата, только в моем сознании. Рассказал я вам красивую историю — все. Это прекрасно. Мне понравилось. Я насладился ею. Насладились вы ею или нет — решать вам.
Один из моих учителей был редкое существо. Он был немного эксцентричен, как и следует быть философу. Он был одним из величайших философов Индии этого века. Редчайший человек, не слишком известный, настоящий философ, а не профессор философии. Он был немного эксцентричен.
Студенты давно бросили ходить к нему на лекции в то время, когда я его встретил. К нему никто не ходил много лет, потому что иногда он говорил непрерывно: три, четыре, пять, шесть часов подряд. Он говс/рил по этому поводу: "Университет может решать, когда начать лекцию, но университет не может решить, когда ее кончить: это зависит только от моего потока. Если что-то не завершено, я не могу это так оставить. Я должен завершить".
Поэтому слушать его было очень трудно. Иногда он занимал все время. А иногда от него неделями слова не услышишь. "Ничего не будет", — говорил он — "Идите домой".
Квгда я пришел к нему на занятия, он сказал, посмотрев на меня: "Да, ты мне, кажется, подходишь. У тебя тоже вид несколько эксцентричный. Но учти: если я начинаю говорить, я кончаю там, где я кончил. Я не подделываюсь. Иногда я не буду говорить неделю; ты придешь и уйдешь. Иногда я буду говорить часами. Если ты устанешь или тебе надо будет выйти, уходи, но мне не мешай. Я буду продолжать. Можешь вернуться. Тихо сядь на место. Я буду продолжать, я не могу остановиться посередине".