Заратустра: Танцующий Бог - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 52

Давать солдатам номера — очень хитрая стратегия. Номер легко заменить; номером тринадцать станет другой новобранец. Но никто не сможет заменить человека, который был номером тринадцать. Можно заменить номера, но не живых людей. В толпе вы становитесь номером, вы теряете свою самобытность, вы начинаете подражать другим, вы начинаете делать то же, что и все остальные.

Заратустра говорит: «Помните: пока это не мое добро, этого недостаточно. Если это не мое переживание истины, это всего лишь гипотеза, в которую вы можете верить, но она не может рассеять вашу тьму. Если вы просто верите в свет, ваша темнота не исчезнет. Вам необходим реальный свет, ваш свет. Лишь тогда может исчезнуть тьма».

Ни божественного закона, ни человеческого установления не хочу я видеть в добродетели моей; не хочу и того, чтобы стала она для меня путеводителем на небо, в рай. Заратустра бунтовщик, но только бунтовщик и может быть истинно религиозным человеком. Он говорит: «Я не хочу, чтобы она была божественным законом — ибо следовать закону значит потерять свободу. Она должна быть моим законом, она должна родиться в моем сознании. Это должно быть цветком моего собственного бытия. Лишь тогда в ней есть красота и свобода».

Он не хочет, чтобы его добродетель привела его в рай - добродетель сама есть рай. Тот, кто добродетелен оттого, что желает райских наслаждений — просто жаден. Он не добродетелен — он не знает, что такое добродетель.

Добродетель — награда сама по себе.

Когда вы любите, хотите ли вы еще какой-нибудь награды? Любовь сама по себе награда. Когда вы правдивы, хотите ли вы какой-нибудь награды? Быть правдивым — может ли быть большая награда? Но все религии подарили людям ложные идеалы: будь правдивым, будь хорошим, будь моральным, и ты получишь необычайную награду в мире ином. Эти жадные люди стараются быть добродетельными, пытаются быть добрыми, правдивыми — не то, чтобы они любили правду, не то, чтобы они получали удовольствие от добродетели. Они пользуются ими как ступенями лестницы, ведущей к прелестям рая.

У меня точно такое же понимание: все подлинное, что рождается в вас — само по себе награда. Не желайте больше ничего. Этого больше чем достаточно. Это такая радость, такое счастье — быть полезным, быть участливым, сострадательным, добрым. Это такая радость — делиться, но не давать милостыню.

Заратустра прав, когда он говорит: «Я не дам вам милостыню; я не такой бедняк. Я буду делиться, потому что достаточно богат». Только нищие раздают милостыню другим нищим. Более нищие дают милостыню менее нищим; эти более нищие положили глаз на райские наслаждения. Это просто бизнес, они дают не просто так; а давать просто так и радоваться этому — это и есть рай.

Предмет любви моей — земная добродетель: в ней мало мудрости и совсем мало смысла, понятного всем. Учителя и проповедники постоянно учат вас, что любовь — это нечто неземное, но Заратустра слишком любит землю. Он нисколько не желает и не вожделеет никакого иного мира, и в нем нет никакого страха перед адом. Он хочет, чтобы эта земля была как можно более прекрасной, любящей, божественной, потому что для него материя и дух неотделимы. Материя — это просто сконденсированная энергия. Это форма энергии, а не что-то другое.

Предмет любви моей — земная добродетель... Не думайте, что любовь, красота или истина — цветы, которые не могут расцвести на земле. Они могут цвести на земле. Они всегда цвели на земле. Сама их жизнь коренится в земле. Именно земля снабжает их всеми соками, всеми оттенками и благоуханием.

Заратустра язычник.

«Но эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее, и теперь зол отые яйца высиживает она у меня » .

Так д олжно тебе восхвалять добродетель твою, и пусть будут невнятны слова твои. Очень трудно точно высказать словами необъятное и безграничное переживание любви, добра или красоты. Но не беспокойтесь о том, что вы запинаетесь. Запинайтесь!

Но эта птица свила у меня гнездо свое... Это может быть любовь, это может быть добро, это может быть опыт божественного... но божественное не противоречит земле; божественное также растет на земле. Ибо эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее. Меня не интересуют далекие миры — это всего лишь пустые мечты хитрых людей, чтобы эксплуатировать человечество. Теперь золотые яйца высиживает она у меня. Когда в вас рождается любовь, это совсем как птица, сидящая на золотых яйцах. Все находится внутри вас, и все принадлежит земле.

Земля — это храм.

На ней растут не только прекрасные цветы, на ней растут не только высокие деревья, но и люди, подобные Заратустре, Гаутаме Будде или Иисусу, тоже рождаются на той же самой земле. Они — гордость земли.

Так должно тебе восхвалять добродетель свою, и пусть будут невнятны слова твои.

Он совершенно неповторим в своем неосуждении земли — напротив, он восхваляет ее.

Она мать всего.

Если бы мы понимали, что земля — мать всего, даже самых великих ценностей, мы обращались бы с землей иначе. Мы разрушили ее. Мы почти совсем отравили ее. Мы нарушили ее экологическое единство. Мы разрушили ее окружение. И сейчас мы готовы полностью уничтожить ее с помощью ядерного оружия. А ведь это источник всего прекрасного, всего великого.

Земля священна.

Больше никто не осмелился сказать правду. Мужество Заратустры велико, и он говорит так, как если бы он был нашим современником. За двадцать пять веков ничего не изменилось — поскольку эти осуждающие землю все еще здесь. Религии, которые против тела, все еще живы. Если Заратустра будет понят, всякое осуждение земли должно смениться глубоким уважением к земле и всему, что растет на земле.

... Так говорил Заратустра.