Порог духовного мира - Штайнер Рудольф. Страница 6

ЧЕТВЕРТАЯ МЕДИТАЦИЯ

Медитирующий пытается составить представление о «Страже порога»

Когда душа достигнет способности наблюдать что-либо вне чувственного тела, для нее могут наступить известные трудности в жизни чувств. Она может увидеть себя вынужденной занять по отношению к самой себе совершенно иное положение, чем к какому привыкла раньше. Она находилась к миру внешних чувств в таком отношении, что смотрела на него как на мир внешний, а на внутренние переживания – как на свою собственность. К сверхчувственному внешнему миру она не может отнестись так. Воспринимая этот внешний мир, она тотчас же как бы сливается с ним; она не может представить себя отделенной от него, как она представляет себя отделенной от внешнего чувственного мира. Поэтому все, что она может назвать по отношению к этому сверхчувственному внешнему миру своим внутренним миром, получает особые черты, которые сначала трудно бывает соединить с представлениями о внутреннем. Нельзя больше сказать: я мыслю, я чувствую, или: у меня есть мысли, и я слагаю их. Надо сказать: нечто мыслит во мне, нечто зажигает во мне чувства, нечто слагает мысли, так что они выступают совершенно определенно и оказываются присутствующими в сознании.

В этом чувстве может заключаться что-то чрезвычайно гнетущее, если характер сверхчувственного переживания дает уверенность в том, что на самом деле переживаешь действительность, а не предаешься фантастике и иллюзии. То, как оно проявляется, может показать, что сверхчувственный внешний мир хочет почувствовать себя, хочет помыслить себя, но что-то мешает ему осуществить это желание. В то же время испытываешь ощущение, что то, что так просится в душу, это и есть настоящая действительность, и что только она одна может объяснить все то, что дотоле переживалось как действительность. Это ощущение принимает еще и такую форму, что сверхчувственная действительность является чем-то, по ценности своей далеко затмевающим доселе ведомую душе действительность. Это ощущение потому имеет в себе что-то гнетущее, что приходишь к мысли: следующий шаг, который предстоит тебе сделать, ты должен захотеть его сделать. В самом существе того, чем ты стал благодаря своему внутреннему переживанию, заключена необходимость сделать этот шаг. Если бы этот шаг не был сделан, то тебе пришлось бы ощутить это как отрицание того, что ты есть или даже как самоуничтожение. Тем не менее может явиться и такое чувство, что ты не в состоянии его сделать или что если и попытаешься его по возможности сделать, то все-таки он будет несовершенным.

Все это превращается в представление: душе, такой, какова она теперь, предстоит задача, с которой справиться она не может; ибо, оставаясь такой, какова она сейчас, она не может быть принята сверхчувственным внешним миром, потому что последний не хочет иметь ее в себе. Таким образом, душа начинает чувствовать себя в противоречии со сверхчувственным миром; она принуждена сказать себе: ты не такова, чтобы мочь слиться с этим миром. Но только он может показать тебе истинную действительность, а также и то, как сама ты относишься к этой истинной действительности; таким образом, ты отлучила себя от подлинного наблюдения истины. Это чувство знаменует собой опыт, который получает все более и более решающее значение относительно ценности твоей собственной души. Чувствуешь, что всей полнотой своей жизни пребываешь в заблуждении. Однако это заблуждение отличается от других заблуждений. Последние мыслятся, это же переживается. Заблуждение мысленное устраняется, когда неверная мысль заменяется верной. Пережитое заблуждение стало частью самой душевной жизни; ты сам теперь – заблуждение; нельзя его просто исправить; ибо, как тут ни думай, а оно все же здесь, оно часть действительности, и притом – твоей собственной действительности. Такое переживание заключает в себе что-то уничтожающее для твоей собственной сущности. Ощущаешь, как твой внутренний мир мучительно отталкивается всем тем, чего страстно желаешь. Эта боль, ощущаемая на известной ступени душевного странствия, далеко превосходит все то, что можно испытать как боль в мире внешних чувств. И поэтому она может превысить все то, до чего человек дорос своей предшествовавшей душевной жизнью. Она может заключать в себе что-то оглушающее. Душа стоит перед жутким вопросом: откуда мне взять силы, чтобы вынести возложенную на меня задачу? И она должна найти эти силы в своей собственной жизни. Они состоят в том, что можно назвать внутренним мужеством, внутренним бесстрашием.

Чтобы сделать дальнейшие шаги в душевном странствии, необходимо прийти к тому, чтобы изнутри раскрылись такие силы выносить свои переживания, которые давали бы внутреннее мужество и внутреннее бесстрашие, – силы, каких вовсе не требуется для жизни в теле внешних чувств. Такие силы достигаются только через истинное самопознание. В сущности, только на этой ступени развития видишь, как мало на самом деле ты знал о себе до сих пор. Раньше ты отдавался внутреннему переживанию, не рассматривая его так, как рассматривают часть внешнего мира. Но благодаря тем шагам, которые привели к способности переживать вне тела, человек получает особые средства для самопознания. Он учится до некоторой степени смотреть на себя с такой точки зрения, которая является только тогда, когда находишься вне чувственного тела. И описанное угнетающее чувство само уже есть начало истинного самопознания. Переживание себя заблуждающимся в своем отношении к внешнему миру показывает человеку, какова в действительности его собственная душевная сущность.

Природе человеческой души свойственно ощущать такое откровение о самой себе как что-то мучительное. Только когда почувствуешь эту муку, узнаешь, как сильно вполне понятное желание считать себя, оставаясь таким, каков ты есть, за человека ценного и значительного. Пусть то, что это так, покажется тебе безобразным: необходимо стать лицом к лицу с этим безобразием самого себя. Раньше ты не чувствовал этого безобразия только потому, что никогда действительно не проникал своим сознанием в собственную сущность. Только в такое мгновение впервые замечаешь, в какой степени ты любишь в себе то, что теперь приходится ощущать как безобразие. Могущество себялюбия является в полном своем объеме. В то же время обнаруживается, как мало ты склонен отбросить это себялюбие. Трудность оказывается очень большой даже уже тогда, когда дело идет о свойствах души, касающихся обычной жизни, ее отношения к другим людям. Через истинное самопознание узнаешь, например, такие вещи: доселе ты считал, что относился к такому-то человеку доброжелательно, а на самом деле ты питал к нему скрытую в глубине души зависть или ненависть, или что-то подобное. Знаешь, что эти не обнаруживающиеся до сих пор чувства наверно захотят когда-нибудь проявиться. И понимаешь, что было бы совершенно поверхностным сказать себе: вот ты теперь узнал, как обстоит у тебя дело; так уничтожь же в себе зависть и ненависть. Ибо становится ясным, что при всех этих мыслях ты наверно окажешься очень слабым, когда жажда удовлетворить ненависть или изжить зависть вырвется из души с как бы первобытной силой. Такие частичные самопознания возникают у того или другого человека в зависимости от особого склада его душевного существа. Они появляются, когда наступает переживание вне чувственного тела, ибо только тогда самопознание становится истинным и не может быть больше затемнено желанием увидать себя таким или иным, каким было бы приятно оказаться.

Эти особые самопознания бывают мучительными, гнетущими для души. Но кто хочет приобрести способность переживать вне тела, тот не может избежать их. Ибо они наступают необходимо благодаря тому совсем особому отношению, в которое человек должен встать к своей собственной душе. Но нужны еще большие душевные силы, когда дело касается всеобщего и целого человеческого самопознания. Наблюдаешь себя с такой точки зрения, которая лежит за гранью прежней душевной жизни. Говоришь самому себе: ты смотрел на вещи и события мира сообразно твоей человеческой сущности и так судил о них. Попытайся представить себе, что ты не можешь их так рассматривать и так судить о них. Но тогда ты вообще перестал бы быть тем, что ты есть. У тебя не было бы внутренних переживаний. Ты сам был бы ничем. Так должен сказать себе не только тот, кто живет в повседневности и лишь изредка создает себе представления о жизни и о мире. Так должен сказать себе каждый ученый, каждый философ. Ибо и философия есть только наблюдение и обсуждение мира сообразно свойствам человеческой душевной жизни. Но такое обсуждение не может слиться со сверхчувственным внешним миром. Оно отвергается этим последним. А тем самым отвергается и все то, чем ты был до сих пор. Оглядываешься на всю свою душу, на свое «Я» как на то, что приходится сбросить с себя, если хочешь вступить в сверхчувственный мир. И все-таки душа не может не считать это «Я» своей подлинной сущностью, пока она не вступает в сверхчувственный мир. Она принуждена видеть в нем истинную сущность человека. Она должна сказать себе: через это мое «Я» должна я создавать себе представления о мире; это мое «Я» нельзя мне утратить, если я не хочу утратить самое себя как существо. В ней господствует сильнейшее стремление повсюду сохранить свое «Я», чтобы не потерять всякую почву под ногами. Душа должна по справедливости ощущать таким образом в обыденной жизни; но ей нельзя больше так ощущать, когда она вступает в мир сверхчувственный. Здесь она должна переступить через порог, за которым ей надлежит покинуть не только то или иное ценное достояние, но покинуть то, чем она была доселе для самой себя. Она должна быть в состоянии сказать себе: то, что считалось тобой доселе за твою основную правду, необходимо, чтобы за порогом сверхчувственного мира это могло явиться тебе самым жестоким заблуждением.