Автобиография духовно неправильного мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 42

Если бы вы всегда слушали внимательно, не было бы нужды шутить. Я могу излагать истины и напрямую. Но это так трудно... а вы начнете зевать... Лучше уж смеяться, чем уходить в дремоту.

Гуру в «роллс-ройсе»

Я хотел бы, чтобы все на свете жили в такой роскоши, чтобы она просто наскучила. А теперь вы можете спросить, не устал ли я от «роллс-ройсов».

Вопрос: Вы не устали от «роллс-ройсов»?

Ответ: Устал! Девяносто «роллс-ройсов»! Это кому угодно надоест! А мои санньясины хотят, чтобы их стало триста шестьдесят пять! Они намерены меня доконать. Но что я могу поделать?

Мы впервые можем добиться того, чтобы на всей земле царила роскошь и никто не испытывал никаких материальных потребностей. Чем займется человек, когда все его материальные нужды удовлетворены? Медитацией. Ничего другого не остается, только медитация. Пожив в роскоши, он поймет, что заглянул во все двери, но не нашел за ними ничего. Остается только одна дверь. Одна-единственная призывно открытая дверь.

Но тот, кто войдет туда, никогда не возвращается разочарованным. За всю историю человечества не было такого случая, когда человек добрался бы до центра собственной сущности — и ощутил вдруг разочарованность, бессмысленность, жалость к себе. Никто из тех, кто занимается медитацией, не покончит с собой. Исключений не было! Потому я и говорю, что медитация — штука научная. Так уж принято в науке, если видишь нечто, не допускающее исключений, значит, это закон. Медитация — метод научный, потому что за всю историю ни кто не разу не сказал, что она не ведет к высшему блаженству.

Из беседы с Тедом Вирамонте,

Madras Pioneer, Мадрас, штат Орегон

Пуна, Индия, 1978 г.

Я буквально пару дней назад попросил своего секретаря Лакшми купить самую дорогую машину, какую только можно найти в этой стране. У Лакшми есть чудесная черта — она никогда не задает вопроса «зачем?». Она просто купила такую машину. Это был стратегический ход. Лакшми ходила по всем банкам, добывая деньги для новой общины. А нам много денег нужно было, около миллиона долларов. Кто согласился бы ссудить мне такие деньги? Но в тот день, когда она купила эту машину, банки поняли, что у нас есть средства, и сами начали стучаться в ее кабинет. Они говорили: «Мы дадим ссуду. Сколько вам нужно?» Теперь Лакшми озабочена другим вопросом — у кого именно брать ссуду! Банки наперебой предлагают свои услуги, ходят за ней по пятам, сулят самые выгодные условия.

Я трудился в Индии двадцать лет кряду. За это время тысячи людей преобразились, миллионы просто выслушали меня, десятки миллионов прочли мои книги, но «Times of India» — а это самая консервативная и пробританская газета в Индии — не опубликовала ни одной статьи обо мне, ни одной рецензии на мои книги. Первая статья появилась в тот самый день, когда Лакшми купила ту машину, — но статья была о машине, а не обо мне!

Конечно, теперь-то всем стало интересно. Новость о машине разнеслась по всей стране, ее повторяли во всех газетах, пересказывали на всех языках. Ну что за люди? Их не я интересую, не медитация, не тысячи людей, которые здесь медитируют! Они и представления не имеют о том, что тут происходит, но вот машина — это да, это важно!

И они тут же примчались сюда. Целые толпы вваливались в кабинет, но не для того, чтобы поговорить со мной или членами общины. Они спрашивали: «Можно посмотреть на машину?» Лакшми им отвечала: «Приходите на утреннюю лекцию, там вы, помимо прочего, сможете увидеть и машину». Бедняжки! Им таки пришлось прийти, целых полтора часа слушать — и все ради того, чтобы увидеть машину! Какая пытка! И это были люди обеспеченные, образованные. Можете представить себе более материалистическую страну?

Все так разволновались, что об этой машине даже передовицы писали. Все спрашивали: «Зачем? Почему он не живет простой жизнью?» Но моя жизнь совершенно проста. Она так проста, что я всегда довольствуюсь лучшим. Это так просто, что может быть проще? Все сказано одним словом: «лучшее». В этом нет ничего сложного. Я ценю качество. Сколько что стоит, меня не волнует, меня интересует только качество. И в людях я ценю качество, а не количество. Во всем! Да, мы могли бы за те же деньги купить три десятка индийских машин, машин отечественного производства, но это только количество. От этих тридцати машин не было бы никакого проку.

Но все вокруг озадачены. Никто ничего не понимает! Все притворяются религиозными, но в глубине души одержимы только материальным. Это лицемерие, и во имя такого лицемерия весь религиозный мир Индии вынужден идти на компромисс. Если кто-то желает стать святым, он обязан жить в полной нищете. Это какой-то мазохизм, ведь он должен сам себя мучить. И чем больше он себя мучает, тем уважительнее к нему относятся. Тогда все говорят: «Смотрите, какой он набожный!»

Набожная жизнь — это жизнь в радости. Религиозная жизнь — это медитативность. Религиозное отношение к жизни означает, что ты относишься к этому миру как к Божьему дару! Но эти люди одержимы, они ничего не могут понять. Купленная нами машина уже выполнила одну из своих задач.

Да я готов ездить даже в телеге! Это даже колоритнее, а удовольствия получаешь не меньше.

Но они приходят сюда, глядят по сторонам и заботит их только одно: «А почему это у вас такой красивый ашрам?» Они надеялись увидеть грязь и лохмотья, а тут — такой ашрам! Но они не верят, что ашрам может быть чистеньким, опрятным, с клумбами и садами, со всеми удобствами. Они не верят своим глазам. Это еще можно было понять, если бы они самим себе отказывали в комфорте, но себе ведь они не отказывают! По сути дела, им просто завидно. Индийская душа давно стала материалистичной, все превратились в приземленных материалистов.

Духовный человек не отделяет материю от духа. Они неразделимы. Сущее едино — вот каким видит его духовный человек. А материалист, даже если любит женщину, все равно низводит ее до уровня вещи. Но кто такой спиритуалист? Тот, кто, едва прикоснувшись к вещи, превращает ее в человека.

Да, мое определение может вас удивить. Но если духовный человек едет в машине, эта машина становится человеком. Он ее чувствует, он к ней прислушивается. Он испытывает к ней любовь, заботится о машине. И тогда предмет становится живой личностью. Духовный человек пребывает в родстве даже с вещами. А материалист, наоборот, превращает в вещи всё — даже любимого человека. Женщина становится женой, а жена — это вещь. Мужчина становится мужем, а муж — тоже вещь, право на которую узаконено. Но все узаконенное — уродливо и мертво.

Орегон, 1981-1985 гг.

Американцы считают себя самыми богатыми на свете. Но я сыграл над ними очень простую шутку. Я купил девяносто три «роллс-ройса», и вся их гордость мигом улетучилась. Даже их президент начал мне завидовать, не говоря о губернаторах и духовных лицах. Один пастор из округа Васко по воскресеньям начисто забывал про Иисуса Христа. Не забывал он только о девяноста трех «роллс-ройсах»! Он себя превзошел, понося меня с кафедры. А когда я отвертелся от тюрьмы, он написал мне письмо. Вы не поверите, но он вот что писал: «Теперь, когда вы собрались вернуться на родину, я хочу вас спросить: нет ли у вас желания подарить хотя бы одну машину нашей церкви? Это было бы чудесным образцом благотворительности».

Вы сами все понимаете... Я обучал медитации тысячи людей, но Америку это не интересовало. В моей общине собирались тысячи — Америке было все равно. Наши фестивали собирали по двадцать тысяч гостей со всего света — Америке и это было до лампочки. Пресса мусолила только один факт: девяносто три «роллс-ройса».

А я-то думал, что такое возможно разве что в нищей стране... Но я разрушил миф о превосходстве Америки! На самом-то деле эти девяносто три «роллс-ройса» мне не нужны. Это был просто розыгрыш.

Всем грустно, все завидуют, все твердят, что «роллс-ройсы» несовместимы с духовностью. А я не вижу никаких противоречий! Я могу медитировать и в салоне «роллс-ройса»... Честно говоря, в телеге медитировать намного труднее, так что «роллс-ройсы» обеспечивают ускоренный духовный рост.