Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS) - Рампа Лобсанг. Страница 49

Он взял мои руки в свои и заставил меня ощупать пораженную зону.

— Я собираюсь сдвинуть, выдавить блокирующую кость. Смотри!

Так быстро, что я толком ничего не успел увидеть, он нажал своими большими пальцами внутрь-наружу.

Ребенок не издал ни звука, все произошло так быстро, что он не успел почувствовать боль. Однако теперь ребенок не клонил голову в сторону, как раньше, а держал ее ровно, как положено. В течение некоторого времени Наставник массировал ребенку шею сверху вниз, от головы по направлению к сердцу, но никогда в противоположном направлении.

На следующий день в указанный час появились родители и были почти в экстазе от радости, увидев это явное чудо.

— Вы должны заплатить за это, — улыбнулся Мингьяр Дондуп, — вы приняли добро. Поэтому вы должны платить добром друг другу. Не драться и не ссориться друг с другом, потому что ребенок впитывает отношения родителей. Ребенок недобрых родителей становится недобрым. Ребенок несчастливых, нелюбящих родителей в свою очередь будет несчастным и нелюбящим. Платите — добротой и любовью друг к другу. Через неделю мы навестим вас, чтобы посмотреть ребенка.

Он улыбнулся, погладил ребенка по щеке, а затем повернулся и вышел в моем сопровождении.

— Некоторые очень бедные люди сохраняют гордость, Лобсанг, они расстраиваются, если у них нет денег, чтобы заплатить за подобную услугу. Всегда старайся дать им возможность считать, что они платят.

Мой Наставник улыбнулся, заметив:

— Я сказал им, что они должны платить. Это понравилось им, они думают, что своими лучшими одеждами они настолько поразили меня, что я принял их за людей с деньгами. Они могут платить единственным образом — добротой друг к другу, как я сказал. Позволь мужчине или женщине сохранить гордость и самоуважение, — и они сделают все, что ты попросишь.

Возвратившись в свою комнату, я схватил телескоп, которым обычно развлекался. Раздвинув сияющие медные трубы, я внимательно посмотрел в направлении Лхасы. В фокусе оказались две быстро двигавшиеся фигуры, одна несла ребенка. Мужчина обнял женщину за плечи и поцеловал ее. Я осторожно отложил телескоп и продолжил свои занятия.

Глава 11

ВИБРАЦИИ ЧЕЛОВЕКА

Мы веселились. Несколько учеников во дворе гордо вышагивали на ходулях и пытались свалить друг друга. Тот, кто смог остаться на ходулях, выдержав атаки остальных, становился победителем. Вот трое с хохотом свалились в одну кучу, когда один из них воткнул ходули в землю, а остальные зацепились за них.

— Старый учитель Раке был сегодня в голубом настроении, не так ли? — весело сказал один из моих товарищей.

— Да! — закричал другой из кучи. — Кое-кто позеленеет от зависти, узнав, что Раке может входить в такое состояние и выплескивать его без всякого на нас воздействия!

Мы посмотрели друг на друга и начали хохотать. Голубое настроение? Позеленеть от зависти? Мы предложили остальным оставить ходули и расположиться вместе с нами на земле, чтобы начать новую игру. Сколько цветов мы можем использовать при описании разнообразных вещей?

— Голубая кровь! — воскликнул один.

— Нет, — ответил я, — у нас уже есть голубой цвет.

Мы продолжали рассуждать подобным образом, перейдя от учителя с голубым настроением к Настоятелю, у которого мрачные коричневые раздумья, и снова к учителю, позеленевшему от зависти. Кто-то упомянул об алой женщине (проститутке), которую он видел на рынке в Лхасе. Некоторое время мы не могли решить, годится ли это выражение, поскольку никто из нас толком не знал, что оно означает.

— Я знаю еще! — сообразил мальчик справа от меня. — Человек может быть желтым от трусости. В конце концов, желтый цвет часто используется для обозначения трусости.

Я думал обо всем этом, и мне казалось, что, если подобные поговорки характерны для любого языка, это должно иметь солидное основание; эта мысль отправила меня на поиски моего Наставника, ламы Мингьяра Дондупа.

— Благородный Лама! — я ворвался в его кабинет в некотором возбуждении. Он смотрел на меня снизу вверх, не выражая недовольства моим бесцеремонным вторжением. — Достопочтенный Лама, почему мы используем цвета для описания настроений?

Он отложил книгу, с которой работал, и жестом предложил мне сесть.

— Я предполагаю, что ты имеешь в виду общепринятые выражения типа «голубая кровь» или «позеленеть от зависти»? — спросил он.

— Да, — ответил я, еще больше возбуждаясь от того, что он смог точно понять, о чем идет речь, — я действительно хочу знать, почему в таких случаях используются те или иные цвета. За этим должно что-то стоять.

Он снова посмотрел на меня и засмеялся, отвечая:

— Ладно, Лобсанг, ты явился, чтобы послушать еще одну занятную длинную лекцию. Но я вижу, что ты занимался довольно напряженными физическими упражнениями и думаю, что мы могли бы выпить чаю, — во всяком случае, мне пора это сделать, прежде чем заняться нашим обсуждением.

Чай не заставил себя ждать. На этот раз чай был с тсампой, точно такой же, как и у любого другого монаха, ламы или чела во всем ламаистском монастыре. Мы ели в молчании, я думал о цветах, и меня интересовал скрытый смысл цветов. Вскоре мы покончили с нашей довольно скудной едой, и я выжидательно взглянул на моего Наставника.

— Ты немного знаешь о музыкальных инструментах, Лобсанг, — начал он. — Ты знаешь, например, что существует такой музыкальный инструмент, как рояль, широко используемый на Западе. Вспомни, мы вместе рассматривали его фотографию. Он содержит клавиатуру с массой черных и белых клавиш, однако давай забудем о черных клавишах и представим себе рояль с клавиатурой длиной, возможно, в две мили или, если хочешь, больше, воспроизводящей любые вибрации, которые можно получить на любом плане существования.

Он взглянул на меня, чтобы убедиться, что я внимательно слушаю его, потому что рояль, насколько я мог понять, был довольно странным инструментом. Я, как сказал мой Наставник, видел подобную вещь только на картинках.

Удовлетворенный тем, что я воспринял основополагающую идею, он продолжал:

— Если бы существовала клавиатура, воспроизводящая любую вибрацию, то полный диапазон человеческих вибраций разместился бы, возможно, в ее трех средних клавишах. Ты поймешь — по крайней мере я надеюсь на это! — что все состоит из вибраций. Возьмем самую низкую вибрацию, известную человеку. Самой низкой вибрацией является вибрация твердого материала! Ты прикасаешься к нему, и он препятствует движению пальца, в то же время все его молекулы вибрируют! Ты можешь двинуться вверх, к более высоким вибрациям воображаемой клавиатуры, и сможешь слышать вибрацию, известную как звук. Ты можешь пойти еще выше, и твои глаза смогут воспринимать вибрацию, известную как свет.

Я подскочил при этом: как может свет быть вибрацией? Если я смотрю на предмет — как я вижу его?

— Ты видишь предмет, Лобсанг, потому что он вибрирует и порождает колебания, воспринимаемые глазом. Другими словами, видимый предмет генерирует волны, которые могут быть восприняты палочками и колбочками глаза и, в свою очередь, преобразованы в импульсы, поступающие в участок мозга, превращающего эти импульсы в образ исходного предмета. Все это очень сложно, и мы не будем слишком углубляться в этот вопрос. Я просто пытаюсь подчеркнуть, что все является вибрацией. Поднимаясь вверх по шкале, мы придем к радиоволнам, телепатическим волнам и к волнам тех людей, которые живут на других планах. Но я говорил, что мы собираемся ограничиться конкретно этими тремя мифическими клавишами на клавиатуре, вибрации которых могут быть восприняты человеком как твердый предмет, звук или свет.

Я должен был подумать обо всем этом. Это был вопрос, который действительно заставил напрячься мой мозг. Однако я всегда готов был учиться с помощью добротных методов моего Наставника. Единственный случай, когда у меня возник вопрос о необходимости учебы, был связан с одним учителем-тираном, который выколачивал пыль из моей старой бедной мантии с помощью очень неприятной палки.