Совесть негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 20

– Ты ведь бросил, – напомнил ему Комаров.

– Давай, давай, не жмись, – протянул руку Павел Алексеевич, – интересно, как они могли узнать, что мы его ищем.

– Может, через Никитина? – предположил Комаров.

– Через кого угодно может быть, – разозлился Пахомов, – у нас не прокуратура, а проходной двор.

Он взял сигарету и начал судорожно мять ее в руках, не решаясь закурить.

– Я буду в той беседке, – показал Соболеву Пахомов, – приведи туда Марину Казанцеву. Я с ней поговорю. И внимательнее, внимательнее все осмотрите. Может, хоть какие следы найдем. Пойдем, Валя, – предложил он Комарову, – столько лет в прокуратуре работаю, а покойников смотреть не люблю. Это не для меня.

В беседку предусмотрительный Соболев приказал отнести несколько бутылок минеральной воды для начальства и попросил хозяйку дачи пройти туда для беседы со следователем. Казанцева послушно согласилась. Ей шел двадцать пятый год, и она была по-настоящему красивой женщиной, высокой, стройной, с великолепным бюстом и роскошными каштановыми волосами, словно только что сошедшая с подиума манекенщица мирового класса. На ней было строгое темное платье и небольшой белый жакетик. Первое потрясение у молодой женщины уже прошло, и она наверняка теперь не без удовольствия думала, что все оставшееся на даче имущество записано на ее имя и будет принадлежать ей всегда, уже без оказания различных услуг своему грозному любовнику.

Марина не хотела сознаваться даже самой себе, но она панически боялась своего любовника. Однажды за какую-то провинность он жестоко избил ее своим ремнем, и этот урок она, как покорная собачонка, запомнила на всю жизнь. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что это был единственный случай, а в остальном Анисов был более чем щедрым. Подарил ей эту дачу, машину, держал при ней охранника, а в последнее время даже не требовал интимных услуг. Только Марина и супруга Анисова знали, что он постепенно становился импотентом и каждый новый поход в постель заставлял Марину проявлять чудеса изобретательности, чтобы хоть как-то разжечь потухшее воображение своего патрона.

Теперь, сидя перед следователем и уже выплакав первые слезы, она деловито подсчитывала, что из имущества Анисова, имевшегося на даче, можно объявить своим, а что придется отдать. И это расстраивало ее сильнее, чем смерть Анисова.

– Марина, – спросил Пахомов, – последнюю неделю вы были все время с ним?

– Да, – кивнула женщина, притворно вздохнув, – хороший он человек был.

– Об этом потом вы нам отдельно расскажете. Сейчас отвечайте строго на вопросы. Он никуда не отлучался за последние дни?

– Нет, – подумав, ответила Марина, – почти никуда.

– Что значит «почти»?

– Отлучался раза два, но не больше. Все остальное время сидел на даче. Пил много. Покойный Федя ящиками водку возил.

– Федя, это его убитый охранник? – уточнил Пахомов.

– Да, такой исполнительный парень был. И такой веселый.

– А когда уезжал Анисов? В какие дни?

– Неделю назад уезжал куда-то, сказал, важное дело. И вчера вечером уезжал. Вместе с Федей поехали. И еще двоих ребят вызвали из охраны «Делоса». Они за ним на машине приехали.

Пахомов с Комаровым переглянулись.

– Кто это был, вы их знаете?

– Одного, кажется, Тимуром зовут. Он из Казахстана. Другого не знаю. В первый раз видела.

– Долго его не было?

– Кого? Тимура? Так он всегда только за Анисовым и приезжал.

– Нет, самого Анисова.

– Нет, не долго. Часа три. Вернулся он сюда возбужденный такой и снова пить стал. Всю ночь пил. И потом даже приставать ко мне стал под утро. Обычно он этого не делал, а тут словно что-то нашло на него.

– А он разве не был вашим любовником? – спросил Пахомов.

– Какой любовник? – презрительно фыркнула Казанцева, поморщив свой красивый носик. – Название одно. Он уже и не мужик был. Ему ведь за сорок было. А если мужик в этом возрасте пить начинает по-черному, то все, хана ему. Ничего не поможет. Вот он и перестает мужиком быть.

– Интересное наблюдение, – пробормотал, с трудом сдерживая смех, Комаров, – прямо философия.

– Он ничего не говорил? С кем именно встречался?

– Нет, только грозился часто. Говорил о каких-то списках.

– О чем?

– О каких-то списках. Я толком не понимала.

– Что он говорил, вы можете вспомнить точнее?

– Говорил... говорил – «я им всем покажу, они у меня все в кулаке».

– А какие списки, не говорил?

– Нет, ничего не говорил. Я спросила было – какие это списки? Так он сразу накричал на меня, дурой обозвал.

– А где лежат эти списки или у кого они могут быть, он говорил?

– Нет, ничего не говорил. Хотя подождите, утром он сказал такую фразу: «Они думали Сережу убить и нас всех на испуг взять». Но я ничего не поняла.

– Кто «они»?

– Я не знаю. Просто он так сказал.

– Больше он никуда не выезжал?

– Нет, больше никуда.

– Вы не знаете случайно, он не хотел уехать из страны?

– Не хотел, точно. Мне, говорил, и здесь лучше всех.

– Он боялся чего-нибудь?

– Не замечала. Наоборот, всегда первым в драку лез.

– Я имел в виду не физическую храбрость.

– Нет, ничего не боялся, – ответила Марина и, воспользовавшись тем, что Пахомов налил себе минеральной воды в стакан, сразу задала единственный интересующий ее вопрос: – А как с дачей будет?

– На чье имя дача?

– На мое.

– Значит, вашей и останется. Можете не беспокоиться.

Марина заулыбалась. Показала кончик розового языка.

– Что-нибудь еще нужно? – спросила она с готовностью.

– Нет, спасибо. Вы посмотрите внимательно на даче, ничего не пропало, все на месте?

Женщина, кивнув обоим следователям, вышла из беседки.

– Нужно обязательно поговорить с этим Тимуром, – сказал Пахомов, – пошлю кого-нибудь из ребят. Этот Тимур наверняка знает, с кем именно встречался Анисов.

– Нужно уточнить, – напомнил Комаров, – что за списки имел в виду Анисов. Это может оказаться важным.

К ним подошли Соболев, Чижов и судмедэксперт Горчин.

– Что-нибудь нашли? – спросил Пахомов.

– Его пытали, – сообщил Горчин ошеломляющую весть, – на теле погибшего имеются характерные и многочисленные следы ожогов от сигареты, следы ударов тупыми предметами. При этом его руки были стянуты ремнями, на запястьях видны сильные посинения. Видимо, он пытался бежать, и тогда его пристрелили. После чего ремни сняли.

– Хотели что-то выяснить, – мрачно добавил Соболев. Пахомов и Комаров переглянулись.

– Списки, – сказал Павел Алексеевич, – убийцы искали списки. А погибший Сережа – судя по всему, это банкир Сергей Караухин, один из учредителей компании «Делос».

– Остальное я смогу сказать только после вскрытия, – добавил традиционную фразу судмедэксперт.

– Конечно, – согласно кивнул Пахомов. – Женя, – обратился он к Чижову, – найди Серминова и вместе с ним займитесь поисками Тимура из охраны «Делоса». Как хочешь его допрашивайте, но дайте мне адрес, куда именно перед смертью ездил погибший Анисов. Это может оказаться очень важным сообщением. Соболев, подключите всю свою агентуру и узнайте, какие именно списки могли быть у Караухина или Анисова. Меня даже не интересует содержание этих списков. Но они могут оказаться очень важными для успешного завершения уголовного дела. Вы меня поняли?

Пахомов в разговоре с Чижовым иногда перескакивал на «ты», иногда на «вы». Он любил этого молодого парня как своего сына, которого у него никогда не было.

Уже возвращаясь в автомобиль, Пахомов задумчиво сказал Комарову:

– Хотел бы я знать, кого именно Анисов собирался держать в кулаке. И что это за списки, которые позволяют держать всех в кулаке.

Комаров угрюмо молчал. Он уже начал понимать, что начальство не зря прикомандировало его, офицера из службы контрразведки, к расследованию нелегкого дела.

Глава 11

Банкир кричал так громко, что ворвавшиеся в его кабинет секретарь и телохранитель сначала не могли понять, что происходит. Только когда из соседней комнаты появился неизвестный блондин, хозяин кабинета умолк и, тяжело дыша, приказал: