Совесть негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 48

Большая черная машина почти сразу остановилась перед ними, и они полезли в ее кузов.

– Зачем мы туда едем? – спросил музыкант.

– Посмотрим, что там есть.

– Там нет ничего хорошего.

Они разговаривали по-русски и по-английски. Сирийский музыкант учился в Московской консерватории и хорошо знал русский язык. Во всяком случае, весь набор нужных ругательств он освоил еще до того, как научился столь виртуозно играть на скрипке.

Приехали в район Сохо и долго объясняли таксисту, что им нужен хороший клуб с красивыми девочками. Таксист согласно кивал, но не совсем понимал, чего хотят эти глупые иностранцы. Они проехали несколько клубов, которые оказались либо закрытыми, либо не работавшими, и остановились прямо в центре этого злачного района, именуемого Сохо. Здесь были сосредоточены почти все секс-шопы, разного рода стриптиз-клубы, публичные дома.

Они прогуливались по улице, негромко ругаясь по-русски и не совсем понимая, что делают в столь позднее время в этом районе города, когда к ним подошел один из прохожих. У него были редкие, рассыпавшиеся по лбу волосы и почти беззубый рот, если не считать торчавших сверху двух зубов.

– Господам нужны хорошие девочки? – спросил он по-русски. – Я слышал, как вы разговаривали.

– Вы из России? – обрадовался Бадабек. – Как у вас там?

– Я из Югославии, – пояснил незнакомец с небольшим акцентом, – если хотите девочек, можете спуститься вон в тот клуб.

– Как он называется? – спросил Дронго.

– «Ревью-клуб», – пояснил югослав, – вы останетесь довольны.

– Останетесь довольны, – передразнил его Бадабек, – сейчас мы увидим, что это за заведение.

Свернули в переулок и вошли в здание. Перед стойкой сидела женщина.

– Пятнадцать фунтов, – сказала она по-английски.

– Странно, – удивился Дронго, – по-моему, они чувствуют, что с нас можно взять большие деньги. Почему такие дорогие входные билеты?

– Откуда я знаю, – музыкант шел уже первым, спускаясь вниз по довольно крутой деревянной лестнице.

В небольшом зале почти никого не было. Рядом с загулявшим англичанином сидела девица необъятных размеров в грязном и порванном белье. Даже черные колготки были с какими-то дырками на ляжках.

Дронго и Бадабек опустились на диваны.

– Обстановка мерзопакостная, – сказал с отвращением Дронго.

– Тоже мне ночной клуб, – нахмурился сириец.

В этот момент к ним подошел высокий мужчина, очевидно, хорват или серб. А может, и немец.

– Два апельсиновых сока, – попросил Дронго.

Не скрывая недовольства, мужчина удалился. Правда, вскоре появилась какая-то девушка, поставившая перед ними на столик два стакана сока в невысоких бокалах.

Почти сразу после этого в зале появились две стройные девушки. Одна, с явно азиатским разрезом глаз, подсела к Дронго. Другая, постарше, опустилась на диван рядом с Бадабеком.

– Вот так всегда, – вздохнул сирийский музыкант, – мне всегда не везет. Тебе досталась девушка гораздо красивее моей.

– Ты откуда? – спросил Дронго сидевшую рядом девицу.

– Филиппины, – услышал он в ответ, – а моя подруга из Италии.

– Врут, конечно, – по-русски заметил Дронго, но более ничего не добавил.

Все попытки девиц хоть как-то развеселить гостей успеха не имели. Высокий бармен появлялся еще дважды, пытался расколоть гостей на дополнительную выпивку. Но они были не настолько пьяны, чтобы поддаваться на уговоры.

Поняв, что ничего не выходит, бармен подозвал к себе одну из девушек. И вот уже под зажигательную музыку молодая женщина, называющая себя филиппинкой, а скорее всего вьетнамка или китаянка, начала довольно неуклюже танцевать, раздеваясь. Потом полезла на сцену и исполнила обычный стриптиз, причем сразу стало ясно, что, кроме этого, она ничего более не умеет. Женщина добросовестно разделась, обнажая свое худое, истощенное тело. Видимо, поняв, что у «филиппинки» ничего не вышло, ей отправилась помогать оставившая своего местного партнера полная женщина в антисанитарном белье. Она танцевала еще хуже, показывая при этом свои драные колготки и проступающую сквозь них молочно-розовую плоть недожаренного поросенка.

– Омерзительно, – заявил Бадабек, – почему мы сюда пришли?

– Уходим, – согласился Дронго, – бармен, счет!

Почему-то улыбающийся бармен принес счет. Каждому. На листочках была невероятно неприличная, несоразмерная сумма в двести двенадцать фунтов стерлингов. Каждый должен был заплатить за свой стакан апельсинового сока и лицезрение двух жалких женских тел сумму, равную примерно тремстам пятидесяти долларам.

– Что это такое? – разозлился сириец. – Они сошли с ума?

– Нужно платить, – тихо предостерег Дронго, – посмотри в сторону бара.

Там уже стояло двое высоких темнокожих, готовых вмешаться при любом отказе клиентов. Дронго подозвал бармена еще раз.

– Но почему так дорого, мистер? – спросил он, доставая деньги за обоих.

– Вы сидели в обществе леди, – сказал бармен, не отводя глаз.

– Ах с леди, – понял Дронго, – тогда конечно. Сукины вы дети. Таким образом на жизнь зарабатываете.

– Что? – спросил не понявший последних слов, произнесенных по-русски, бармен.

– Ничего. Вот тебе деньги. И оставь этих девочек для себя. Они не нужны нам даже во время всемирного потопа. Слишком хороши.

– Так нельзя обманывать, – жестко сказал Бадабек.

– Скажи спасибо, что они оценили своих леди так недорого, – нашелся Дронго, – иначе мы могли бы просто остаться без штанов.

Выйдя на улицу, они увидели югослава, вновь поджидающего доверчивых клиентов. Он моментально повернулся к ним спиной. Но Фарад Бадабек был просто не тем человеком, который смог бы промолчать после подобного издевательства. Подскочив к югославу, он схватил его за плечо.

– Это твои хорошие девочки, да?

– Я ничего не говорил, – испуганно пролепетал югослав.

– Интересно, кто он, хорват или серб? – спросил Бадабек. – А может, ты мусульманин?

– Я уехал из Югославии пять лет назад, – признался жалкий сутенер, – и не принимал участие в их войне. Я сам из Словении.

– Ты поступил очень плохо, – жестко сказал Бадабек, – очень плохо. За такой обман выбивают и оставшиеся зубы. – И добавил несколько сильных слов на английском языке.

Они возвращались в отель пешком, через весь город. Дронго хотелось немного пройтись, а Бадабек возмущался всю дорогу.

– Два апельсиновых сока, – гневно повторял он, – и такая цена.

– Мы сами виноваты, – равнодушно ответил Дронго, – не нужно было сюда приезжать. Такие места и существуют для обмана клиентов. Никакого стыда они не испытывают.

– Бессовестные люди, – согласился Бадабек, – впрочем, какая у них совесть? Типичные проститутки, специализирующиеся на выманивании денег у клиентов. Честное слово, в Голландии или Германии все намного пристойнее. Там нет таких цен и такого безобразия.

– Конечно. Поэтому здесь эти заведения называются так пышно и звучно «Ревью-клуб», – согласился Дронго.

– Мой дорогой друг, – проникновенно произнес Бадабек, – это просто безобразие. Я виноват, что втянул тебя в такую историю.

Дронго посмотрел на часы. Был третий час ночи.

– Нужно идти быстрее, завтра у меня еще много дел.

– Знаю я твои дела. Опять шпионские расследования? – захохотал Бадабек.

– Нет, мне просто нужно навестить одного больного.

– Тогда другое дело. А кого?

– Есть такой известный скульптор Багиров. Он лежит, раненный, в частной больнице.

– Рафаэль Багиров?

– Ты его знаешь?

– Конечно. Он же очень известный скульптор. Он даже был у меня дома в Дамаске. А почему ты спрашиваешь?

– Кажется, ты можешь загладить свою вину, – задумался Дронго.

– Каким образом? – оживился музыкант.

– Завтра утром я должен быть в маленьком городке Хемел-Хемпстед. Как раз у Багирова. Если хочешь, мы поедем вместе.

– Завтра у меня репетиция, – озабоченно произнес музыкант.

– В котором часу?

– В четыре часа дня.