Площадь диктатуры - Евдокимов Андрей. Страница 45

Перейдя через улицу Горького, он зашел в магазин косметики и за полтора рубля купил жене польскую помаду. В кошельке осталось пять мятых рублевок с мелочью, а до отхода самого дешевого - сидячего - поезда было еще несколько часов. Проверив, не забыл ли билет, Рубашкин зашел в соседнее кафе, которое помнил с незапамятных времен. Много лет там ничего не менялось, кроме бумажных салфеток на выщербленных и местами прожженных от сигарет столах.

Заказав пирожок с кофе и коктейль "Шампань-Коблер", - все вместе укладывалось в три рубля, - Рубашкин достал из сумки сложенную на нужном месте газету. Он знал статью почти наизусть, но печатные строчки имели какую-то магическую силу. Они увлекали и завораживали. Собственное имя выглядело чужим и внушительным: журналист Петр Рубашкин! Его впервые назвали журналистом и не где-нибудь, а в одной из самых популярных газет. Однако Петр понимал, что это случайность - вернее было бы назвать его безработным, лицом без определенной профессии и места работы.

Допивая кофе, он еще раз перечитал статью, удивившись, как убедительно выглядит версия о причастности КГБ к аресту Брусницына. Ведь он сказал Щекочихину только номер машины и описал ее внешний вид, не придав никакого значения тому, что на ней было две антенны. Вряд ли у Щекочихина было время и возможность залезть в картотеку ленинградского ГАИ. Судя по всему, он просто рискнул, поверив Петру. Иванов был упомянут всего один раз, мимоходом, и, прочитав статью, было невозможно догадаться, что сведения об участии КГБ сообщил именно он.

Теперь Рубашкин жалел, что не рассказал Щекочихину все, что узнал от Иванова. Обыск у Горлова, - точно такой же, как у Брусницына, - выглядел загадочно. Если Борису тоже подложили наркотики, то почему их не нашли? И зачем он вообще понадобился гэбистам? Никакой логической связи между Брусницыным и Горловым не было.

Борис никогда не интересовался политикой, разве что иногда брюзжал по поводу обязательных политинформаций или обязательного выхода на ноябрьские и первомайские демонстрации. Ну и что тут особенного?

Среди своих мало кто не смеялся над парторгами и райкомовцами, даже офицеры на полигонах, выпив, травили такие анекдоты, что впору признаваться в антисоветской пропаганде!

И Горлов был таким же: брюзжать брюзжал, - дескать, от работы отрывают, - но приказы из парткома выполнял, и вообще по всем параметрам идеально вписывался в облик образцового советского инженера. Недаром его в министерстве заметили! Еще чуть-чуть и вступил бы в партию, стал бы начальником ОКБ, а там, глядишь, и выше. Способностями Бориса Петровича Бог не обидел!

Да, понять действия КГБ Рубашкин не мог. Единственной видимой причиной было их близкое знакомство с Горловым. Еще прошлой осенью они прицепились к тому, что Борис попросил помочь в оформлении секретного отчета.

"Выходит, на Горлова нацелились, только затем, чтобы ущучить меня?" - подумал Рубашкин, но такая версия показалась ему слишком сложной. Гораздо проще было подсунуть те же наркотики или какой-нибудь иностранный пистолет непосредственно ему.

Официантка уже второй раз спрашивала, не надо ли еще чего, давая понять, что Рубашкин зря занимает место. Делать было решительно нечего, выходить на холод очень не хотелось, но, в конце концов, Рубашкин расплатился, - девушка недовольно сморщилась, демонстративно отсчитав сдачу, - и, одевшись, вышел на улицу.

* * *

До отхода поезда Рубашкин ходил по Москве бесцельно и бездумно. Гнетущая, неизвестно почему навалившаяся тоска гнала его все дальше и дальше. Недавнее решение стать журналистом стало казаться нелепым мальчишеством, и он не находил в себе сил карабкаться дальше, ощущая собственную бесполезность и одиночество. Петр не видел ничего хорошего, что могло бы случиться в его жизни, но что-то должно, обязательно должно быть, думал он.

Но если бы и было, то не пригибала бы его такая непереносимая тоска?

Хотелось выпить, однако денег почти не осталось, и он глотал горькую слюну, куря одну сигарету за другой.

"Как все дорожает!" - подумал Петр, выходя из очередного магазина, куда заходил отогреться. Самая простая буханка хлеба раньше стоила тринадцать копеек, теперь дешевле тридцати ни в одной булочной ничего не найдешь. Сахар, молоко, масло, даже спички - все дорожает. О водке и говорить нечего. А никакого выхода не видно. Все только говорят, но никто ничего не делает.

Рубашкин вспомнил, как Боря Горлов убеждал его в бесполезности демократии, - дескать, лозунгами народ не накормишь, - и неожиданно для себя согласился.

После полудня мороз усилился, Рубашкин совсем иззяб и, добравшись до Ленинградского вокзала, уже никуда не захотел идти.

Перед тем, как выйти на перрон, он заметил свободный телефон-автомат. Отковыряв из кармана двухкопеечную монету, он набрал номер приемной Иванова, с которым познакомился весной, когда тот избирался депутатом от Ленинграда.

– Николая Вениаминовича сегодня не будет? Передайте, что звонил Рубашкин… Да, тот самый, а вы уже читали? Скажите, что я очень благодарю за то, что он помог связаться со Щекочихиным. Нет, завтра не смогу, я сейчас уезжаю…

Рубашкин уснул, едва поезд тронулся. Поначалу сон был вялым и муторным, но потом почудились обрывки детских воспоминаний, ярких и многоцветных. Он удивлялся потому, что забыл их красоту, но они радовали и успокаивали. Тогда ему казалось, что у будущей, взрослой жизни есть что-то особенное, какая-то тайна, которую он разгадает, как только вырастет.

Было грустно, будто наворачивались слезы, и хотелось плакать оттого, что он потерял и потерял навсегда.

На остановке в Бологое Петр проснулся с чувством голода и головной болью. От неудобного кресла ломило тело, и остаток пути Петр смотрел в черное окно, мечтая добраться до дома, принять горячую ванну и улечься в теплую, чистую постель.

2.15. "Литературная газета" выступила… Что дальше?

Юрий Щекочихин:

ДЕЛО ОБРАЗЦА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО

На Съезде народных депутатов СССР, на сессиях Верховного Совета впервые за десятки лет открыто и остро говорилось о роли КГБ в жизни страны, о необходимости постоянного контроля за его деятельностью. Был образован постоянный депутатский Комитет по вопросам обороны и государственной безопасности, вниманию которого мы и предлагаем проведенное газетой расследование. Возможно описанное - это единичный случай, но он, как нельзя лучше убеждает, что общество должно иметь гарантии от незаконного вмешательства КГБ в вопросы, не относящиеся к сфере национальной безопасности.

Ведь бывает же так: вдруг налетит ощущение предстоящей беды. Оно настолько сильное, что целиком поглощает человека, прижимает его к земле, и невозможно сообразить, что и с кем может случиться: с родными? с друзьями? с самим собой?

Ленинградец Константин Брусницын, находящийся сейчас в следственном изоляторе "Кресты", хорошо помнит, что в тот день, сразу после встречи Нового Года ему было как-то не по себе.

Накануне позвонил дальний знакомый, спросил, можно ли зайти, посоветоваться по поводу каких-то рисунков. Он пришел вечером, но рисунков не принес, и говорил какую-ту чушь. Потом попросил воды - обязательно сырой, из-под крана - и на пару минут остался один в заваленной книгами комнате.

Знакомый ушел, а на следующий день в квартиру позвонили.

"Телеграмма", - услышал Брусницын женский голос, но, открыв дверь, увидел милиционеров и несколько человек в штатском. Майор и капитан милиции с двумя в штатском назвались сотрудниками уголовного розыска, пожилая женщина оказалась понятой, а остальные никак не представились. Потом предъявили подписанное прокурором постановление, но обыск долго не начинали - не было второго понятого. Наконец вошел еще один человек, которого сперва приняли за опоздавшего. Но ошибка вскоре выяснилась - это был приятель Брусницына, член Ленинградского народного фронта, журналист Петр Рубашкин. Его не выпускали до конца обыска, и благодаря этому нам стали известны подробности этой истории.

Обыскивать начали прямо с книжных полок. Через несколько минут на четвертой снизу нашли коробку из-под папирос, а в ней пакетик с сероватым порошком - позже оказалось, что это сильнодействующий наркотик иностранного производства. Согласитесь, странно, что незваные гости буквально с порога кинулись искать наркотики не в домашней аптечке, не в укромных уголках, а на книжной полке среди книг Замятина, Ахматовой и Бродского, изданных за границей. Будто знали, где и что лежит!

Когда зазвонил телефон, один из непредставившихся грубо оттолкнул Брусницына. На требование предъявить документы показал новенькое удостоверение - "майор милиции Быстров".

– Будете мешать - наденем наручники, - объяснил "майор". - Считайте, вы уже осужденный. Ваша жена арестована и дает признательные показания, теперь - ваша очередь!

Потом один из обыскивающих сказал "Ага" и предъявил понятым книгу Замятина "Мы", сборники Цветаевой, Ахматовой, Иосифа Бродского, "Архипелаг ГУЛАГ" и другую, как он выразился, "антисоветскую писанину, изданную на Западе за счет иностранных разведок".

Брусницына увезли и через два дня предъявили ему обвинение по нескольким статьям УК РСФСР, включая пресловутую 190-ю ("антисоветскую") и 224-ю ч. 3 (незаконное хранение наркотиков без целей сбыта).

Никто из тех, кто знал Брусницына, ни на секунду не поверил, а обвинение в "хранении литературы, порочащей Советскую власть" восприняли как откровенную провокацию против процессов гласности и перестройки, идущих в нашем обществе. Ленинградская интеллигенция стала протестовать. Поднялся шум и на Западе. Знаменитые ленинградцы, которых в свое время вынудили покинуть Родину начали кампанию в печати и по радио. Респектабельные "Монд", "Цайт", "Нью-Йорк ревью" уже успели опубликовать сообщения об очередном "ленинградском" деле.

Дело в том, что Константин Брусницын хорошо известен, как историк, критик и переводчик. Он более 20 лет занимается литературной работой, является членом Союза писателей СССР. С началом перестройки Брусницын стал публиковать в журналах и газетах и политическую публицистику, вошел в руководство ряда демократических общественных организаций, в частности - Ленинградского народного фронта. Трудно, невозможно поверить, что такой человек может быть тайным наркоманом!

Разумеется, ответить на этот вопрос могла бы простейшая судебно-медицинская экспертиза. Но следователь ее упорно не назначает, хотя Брусницын и его адвокат уже успели подать несколько ходатайств. И мы понимаем, почему. Ведь результаты экспертизы и камня на камне не оставят от выдвинутых против Брусницына и его жены обвинений.

Впрочем, для установления истины в деле Брусницына можно обойтись и без экспертиз. Достаточно признать, что при проведении обыска в протокол не были внесены все присутствовавшие при этом лица, в том числе упомянутый выше журналист П. Рубашкин. По его словам (соответствующие письменные объяснения вместе с жалобой адвоката С. Бородина, взявшего на себя защиту Брусницыных, мы направляем в Генеральную прокуратуру СССР - прим. ред.) протокол подписан только понятыми, а также сотрудниками милиции Ивановым и Арцыбулиным.

Других подписей под протоколом нет, в то время как в обыске участвовали как минимум пять сотрудников. Не дали подписать протокол и П.Рубашкину. Таким образом, при совершении обыска и выемке вещественных доказательств нарушены требования ст. 141 УПК РСФСР, нарушены столь грубо, что делает добытые следствием результаты юридически ничтожными, а задержание и арест Константина Брусницына абсолютно незаконными!

Тем временем в Ленинграде, откуда ни возьмись, стали распространяться слухи о том, что руководители ЛНФ замешаны в контрабанде антисоветской литературы, наркотиков и оружия, а деятельность их официально зарегистрированной общественной организации финансирует международная наркомафия.

Откуда же слухи? Из Обкома, вестимо! Из его идеологического отдела, лекторы которого и запускают волны лжи и клеветы через так называемую систему партполитпросвещения.

Редакция располагает копией письма Комиссии ленинградского ОК КПСС по вопросам анализа, прогнозирования и взаимодействия с политическими организациями подписанное сотрудником Обкома Н.В. Волконицким, в котором предвзято излагается дело Брусницына, а сам он без всякого суда и, добавим, при незавершенном следствии, именуется наркоманом, идеологическим диверсантом и агентом иностранных разведок.

Содержащиеся в материалах ОК КПСС сведения "о связи участников и руководителей неформальных политических объединений негативной (антисоветской) направленности" предназначено для "закрытого информирования пропагандистов и лекторов системы партийной учебы и повышения квалификации идеологического актива" - именно так сформулированы цели клеветнической фальшивки в письме исх. № 961-36-дсп от 09.01.90 г.

На инструктажах среди идеологически проверенных активистов фальсификаторы с партбилетами не стесняются в выборе аргументов и правдивости сообщаемых фактов. Их принцип: врать, как можно - никто проверять не будет. Ведь любое слово партии истинно потому, что оно верно!

Впрочем, у чувствующей свой близкий крах и вконец изолгавшейся партгосноменклатуры есть исполнительные и верные помощники - адепты щита и меча из Комитета госбезопасности. Это их холодными головами, горячими сердцами и чистыми руками совершены массовые репрессии, погублены миллионы ни в чем не повинных советских людей.

"Засветились" они и в деле Брусницына.

Нынешние наследники "железного Феликса" настолько уверены в собственной безнаказанности и неуязвимости, что даже не позаботились сменить машину. Как нам удалось установить, черная "Волга" с двумя антеннами на крыше (госномер 01-75-ЛЕБ), на которой приехали учинять обыск у Брусницыных неопознанные специалисты по "антисоветской литературе", числится за Управлением КГБ СССР по Ленинграду и Ленинградской области.

Есть веские основания считать, что сотрудники милиции, арестовавшие Брусницына, на самом деле служат совсем в другом ведомстве и, судя по всему, не очень ладят с Законом. Разумеется, мы не можем сейчас установить, кто же все-таки инициировал уголовное преследование литератора Брусницына - милиция или КГБ, - и каким путем попал наркотик на книжную полку в его доме.

"Литературная газета" надеется на скорое и беспристрастное расследование приведенных здесь фактов. И эта надежда - не беспочвенна. Гласность в нашем обществе - это не только декларация, но и новая, очевидная для всех реалия эпохи перестройки.

P.S. Редакция "Литературной газеты" благодарит ленинградского журналиста П.А. Рубашкина за помощь при подготовке данной статьи.