Петербургские лабиринты - Езерская Елена. Страница 23

— Со смирением буду ждать вас, — обрадовалась Марфа.

— Простите, — вдруг обратилась к ней девушка, выбиравшая свечи у служки, — я ненароком слышала, как вы разговаривали с батюшкой. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Марфа с удивлением посмотрела на нее — барышня как барышня, правда, чертами как будто на Петю похожа. И сердце сразу забилось быстрее — может ли так быть, чтобы Господь ответил на одни только думы ее, а ведь она еще и не помолилась как следует, свечку не поставила за спасение души дочери своей несчастной, Анастасии?

— Я… — Марфа пристально вгляделась в лицо девушки, — я потеряла дитя, о котором ничего не знала много лет. А теперь у меня появилась надежда, вот я и пришла сюда, чтобы отыскать хотя бы какие-то следы в приходской книге — узнать о ее крестных, а, Бог даст, узнать, где она сама.

— Вы, должно быть, очень горюете? — участливо спросила девушка. — Даже представить себе не могу, каково это, потерять ребенка! Желаю вам добиться своего, но прошу вас — будьте осторожны.

— О чем вы, барышня? — растерялась Марфа.

— Иногда я думаю, что нам не следует пытаться узнать то, что Бог скрыл от нас.

— Вы говорите, как будто, и сами пережили такое.

— Моя сестра недавно пыталась проникнуть в тайны прошлого, и Господь за дерзость наказал ее безумием, — грустно промолвила девушки. — Она теперь одержима мыслью, что она — это совсем не она. И я пришла помолиться за спасение ее разума.

— Но как это может быть?

— Она думает, что она — не моя родная сестра и не дочь наших родителей, а какая-то девушка, чужая нам, но имени Анастасия.

Марфа вздрогнула — она-то вообразила, что Бог уже одарил ее радостью встречи с потерянной дочерью, а, оказалось, Всевышний только готовил ее к откровению. Неисповедимы пути Твои, Господи, велика мудрость и щедрость Твоя!..

— Постойте, — Марфа удержала собиравшуюся было уйти девушку, — расскажите, почему ваша сестра считает, что она — эта таинственная Анастасия?

— Видите ли, — вздохнула Соня — это была она. После неприятного разговора с Лизой Соня подумала, что обижаться на сестру — грех, обижаться — значит, потакать ее нелепым измышлением о их родстве. И тогда она решила просить заступничества у Господа и Святой покровительницы их семейства — Казанской Божией Матери.

— Судьба несправедливо и жестоко обошлась с моей сестрой, — продолжала Соня, — ей пришлось многое пережить, а страдания не проходят бесследно.

— Поверьте мне, — горячо воскликнула Марфа и осеклась под осуждающим взглядом служки, перейдя на шепот, — самое простое — решить, что кто-то безумен, вместо того, чтобы выяснить правду, которая часто оказываемся совершенно иной, чем мы представляли себе. И часто безумие и есть та самая правда.

— Вы говорите, как моя сестра, — обиделась Соня. — Да разве можно подозревать собственных родителей в том, что они сговорились не раскрывать тайну ее происхождения? Моя сестра уже и маменьку до слез довела, и папеньке, боюсь, грозит та же участь. Она думает, что маменька родила недоношенного ребенка, который сразу же и умер, но о его смерти никто не успел узнать, потому что маменьке удалось подменить своего младенца чужим. Той самой девочкой, по имени Анастасия.

— Господи Боже! — Марфа покачнулась и оперлась рукой на край стола, где были разложены свечи.

— Вот видите, — нахмурилась Соня, — даже вам эта история показалась неприятной. А все оттого, что сестрице не терпелось узнать то, что знать не следует. И ведь жила себе спокойно, а как нашла этот перстень, так сразу вся и переменилась.

— Перстень? — голос Марфы предательски задрожал.

— Все началось с него, — кивнула Соня. — Лиза нашла у своего мужа перстень с именем Анастасии, а потом вычитала в приходской книге, что эта Анастасия родилась в один с нею день.

— А кто? Кто твоя сестра? — Марфа схватилась за грудь — сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из нее.

— Лиза, Лиза Долгорукая, — пояснила Соня. — Мы уже давно с нею мучаемся — то она из дома в лес убежит и бродит там, как ведьма, то вот недавно могилу отца раскопала, а теперь еще и это — придумала, что она нам не родная.

— А вдруг — так оно и есть? — едва слышно прошептала Марфа.

— Как вам не стыдно! — рассердилась Соня. — Я с вами душевно разговаривала, а вы… Мы же с вами в храме Божьем — постыдились бы!

Соня капризно надула губки и ушла, не попрощавшись и не перекрестившись на выходе. Но Марфа даже и не взглянула на нее — значит, вот оно как было! Проклятая Сычиха солгала — отдала ее деточку ненавистной Долгорукой. Но больше этому не бывать — я сама верну себе своего ребенка, сказала себе Марфа и решительно направилась к имению Долгоруких…

— Ты заметила, как быстро повзрослели наши дети? — с нежностью спросил князь Петр, когда Долгорукая вернулась в его кабинет.

— Увы, — пожала плечами княгиня, — мы тоже не молодеем.

— Я думал, эта мысль тебя порадует, — растерялся Петр.

— Чего же хорошего в том, что дети выросли, и вместе с ними умножились проблемы, решать которые в нашем возрасте и состоянии здоровья все труднее.

— Но я рад, что, по крайней мере, ты поправилась, а Корф сдержал свое обещание и не стал преследовать тебя после выздоровления. Теперь мы снова вместе и сможем преодолеть любые трудности.

— Хотелось бы мне тебе верить… — вздохнула Долгорукая, подходя к мужу и обнимая его.

— Прости меня, Маша, прости! — воскликнул Петр, целуя ее руки. — Это все моя измена, я так виноват перед тобой.

— Мы оба не без греха, — кивнула княгиня, — я тоже сотворила ужасное…

— Ты подняла на меня руку, потому что любовь ослепила тебя, но все уже в прошлом.

— А эта женщина?

— Я не знаю ее и думать о ней не хочу. Надеюсь, что больше уже не увижу ее, и все будет по-прежнему, не правда ли, Машенька?

— А я даже не поблагодарила тебя за то, что ты спас меня от тюрьмы, — потупилась Долгорукая.

— Ты моя жена, я не мог поступить иначе. Я люблю тебя. И оставим ворошить прошлое — клянусь, что никогда не дам тебе повода для ревности в будущем.

— Разумеется, — вдруг усмехнулась Долгорукая, — вряд ли у тебя теперь будет столько резвости, чтобы бегать по крепостным потаскухам.

— Маша! — вскричал князь Петр. — Зачем ты так? Я не покупал любовь Марфы. И потом — не ты ли сама оттолкнула меня от себя? После свадьбы ты была любящей женой, внимательной и доброй подругой мне, но потом все изменилось. После рождения детей ты стала слишком требовательной и все больше и больше думала только о деньгах!

— И ты обрел покой в объятиях дворовой девки? — взвилась в ответ Долгорукая.

— Марфа была кроткой и верной…

— А я изменяла тебе, сидя с твоими детьми?

— Если бы ты заботилась о детях, ты бы не пошла на убийство!

— Но это ты — ты довел меня до отчаянья. Я столько времени скрывала, что их отец живет с крепостной! Я сделала это ради их блага…

— Ради их блага, — с негодованием прервал ее князь Петр, — ты убила ни в чем не повинного барона Корфа, отняла имение у его сына, чтобы отдать в приданое картежнику и убийце Забалуеву?

— Ни в чем не повинного барона?! — расхохоталась Долгорукая. — А под чьей крышей ты распутничал со своей Марфой?!

— Машенька, — спохватился князь Петр, — зачем мы опять говорим об этом? Давай попробуем простить друг друга, и не надо больше никому мстить. Прости меня — я сказал лишнее. И сейчас нам обоим надо успокоиться. Попробуем быть терпимее друг к другу и более терпеливыми.

— Не больно ты был терпеливым прежде — ни дня не мог прожить без своей девки, — озлобленно глядя на мужа, сказала Долгорукая.

— Маша! Не начинай! — князь Петр схватился руками за голову. — Опять ты…

— Тебя послушать, так все наши беды из-за меня, — не успокаивалась Долгорукая.

— По-моему, ты все-таки рано перестала принимать лекарства, — не выдержал Петр.

— Вот ты, значит, как? Хочешь все на мое нездоровье списать? Свою вину на мои плечи переложить? Благородным прикидывался? «Это я фальшивые деньги жене передал», — передразнила князя Долгорукая. — А мне, что ты вину на себя принял, — все равно, ибо не моя это вина! Я к тем деньгам была непричастна! Чужая это вина, Забалуев мне те ассигнации подкинул.