Заарин - Шаманов Алексей. Страница 59

— Слышь, земляк, ты того… заявление-то не пиши, не надо.

— Это еще почему? — возмутился тот. — Малолетки сопливые совсем обнаглели, скоро боевыми патронами нас отстреливать начнут. Надо проучить молокососа!

— Такое дело, земеля… — Полицейский замялся. — За ним такие люди стоят… Не связывайся лучше, сам же виноватым окажешься… — Он кивнул в сторону Стаса. — А этого все равно не посадишь, даже и не надейся, золотая молодежь, мать ее…

Стас то краснел, то бледнел попеременно. Подошел к Артему.

— Что это твой брат наплел лейтенанту? — спросил раздраженно. — Я, знаешь, не маленький, мне заступники без надобности, сам за свои поступки отвечу!

— Ты уймись, пожалуйста. — Другу и самому сделалось неловко. — Если бы я Юру не подключил, тебя бы сейчас в КПЗ увезли, а нам утром мать Джины на Ольхон к ее брату надо везти, Степан Юрьевич попросил. Шаман ее защитит, а мы с тобой, я один тем более, второго нападения не отобьем, точно!

— Ладно, — буркнул Стас, — только я тебя прошу, больше так не делай…

Тем временем в дверях коттеджа появились пожарные, подошли к беседке.

— Вы чего, хозяева, перепили, что ли? — спросил с усмешкой один из них.

— Точно! — захохотал второй, принюхиваясь. — Перегаром-то от мужичков попахивает!

— Пожар, собаки… Белая горячка, — поставил диагноз первый.

— Какая, к черту, горячка? — возмутился Сергей Кузнечихин. — Вы пожар тушить собираетесь?

— С ума сошли? Не было у вас никакого пожара…

Глава 38

НЕ АРХИМАНДРИ…

21.21. Москва. 03.03. Иркутск

До дома престарелых в Балашихе Нина Павловна Забазнова без приключений и достаточно быстро добралась на такси, которое взяла в Домодедово. Выходя, попросила водителя ее подождать.

В просторном холле вполне цивилизованного вида к ней сразу же подошла пожилая женщина, представившаяся Клавдией Дмитриевной, вероятно, сотрудник этого богоугодного учреждения, одетая в синий медицинский халат, однако голова ее была обмотана черным платком так, что в узкой щели поблескивали одни только глаза.

— Следуйте за мной, — сказала она, и Нина Павловна, не задавая лишних вопросов, прошла за женщиной до двухместной палаты на втором этаже. — Я подойду через минуту, — сказала женщина-проводник и скрылась за поворотом коридора, а Нина Павловна вошла в палату.

Тетку она не видела много лет, думала, и не узнает. Однако в старушке со сморщенным, высохшим лицом, что, бессмысленно уставясь в потолок, неподвижно лежала на кровати под одеялом, Нина Павловна разглядела знакомые черты. Бурятская, меньшая половина в старости полностью вытеснила русскую, большую.

— Тетя Таня, ты меня узнаешь? — шепотом спросила Нина Павловна.

Старушка на вопрос не отреагировала.

— Это же я, твоя племянница Нина. Помнишь меня?

Старуха продолжала изучать потолок, головы на голос не повернула.

— Ничего она уже не помнит, слабоумная она, как комнатное растение, — пояснила Клавдия Дмитриевна, войдя в палату. Перед собой она катила скрипучую медицинскую каталку. — Одевайте ее.

— Надо сначала получить документы, без них нам билет в самолет не продадут.

— Все уже получено днем. — Женщина кивнула на стол, где лежал паспорт и еще какие-то бумаги. Вынув из шкафа, она положила рядом стопку белья. — Ее одежда.

Нина Павловна потянула одеяло на себя, но тетка вдруг вцепилась в него, бросив на племянницу озлобленный взгляд. Та растерялась.

— Я не знаю, как ее одевать, — сказала она с вымученной улыбкой. — Вы не поможете?

— Ладно. Возьмите документы и спускайтесь в холл. Мы скоро.

Женщина одним уверенным движением сорвала одеяло, а Нина Павловна, отвернувшись, забрала бумаги со стола и поторопилась покинуть палату.

Сначала она вышла во двор и проверила, не кинул ли ее таксист. Ведь за проезд из Домодедова он потребовал рассчитаться сразу. Машина стояла на прежнем месте неподалеку от входа. Нина Павловна попросила водителя подождать еще пять минут, вернулась в холл и в ожидании тетки устроилась в удобном кресле.

Одеть ее она, конечно же, могла и сама, но попросту испугалась, представив высохшее тельце: кости, обтянутые пергаментной кожей, ряды выпирающих ребер, впалый живот и все остальное, деформированное старостью, предсмертное…

А ведь когда-то и тетя Таня была молодой. Все были молодыми. Глядя на сморщенное лицо, верилось в это с трудом…

Чужая старость пугала Нину Павловну еще и потому, что самой ей исполнилось сорок пять лет, детей не было и уже не будет, а единственный мужчина, которого она любила, — немой придурок, так что и на него рассчитывать глупо. А это значит, пройдет еще два-три десятка лет, и она сама может оказаться в положении своей родной тетки, одинокой, никому не нужной, немощной старухи… Страшно.

Хотелось воскликнуть на весь мир: женщины, рожайте несмотря ни на что!

Хотелось сказать это прежде всего себе самой, двадцати с чем-то летней, когда очередной аборт похоронил всякую надежду забеременеть в будущем.

Скоро в холл спустилась Клавдия Дмитриевна. Она подвезла каталку к машине и с помощью водителя усадила Татьяну Ивановну на заднее сиденье.

В Домодедове Нина Павловна арендовала инвалидную коляску, взяла билет до Иркутска на ноль часов по Москве и сразу же подкатила тетку к стойке регистрации, которая уже заканчивалась. Времени оставалось в обрез.

Между тем пассажирский «боинг» с таллинскими Хандагуровыми на борту давно уже летел над Сибирью.

Место Татьяны оказалось рядом с местом девушки, приятной во всех отношениях, доброжелательной, ее примерно возраста. Та сразу представилась Татьяной Трапезниковой, студенткой третьего курса Иркутского технического университета, и весь полет тезки проболтали. У людей одного возраста всегда найдется тема для непринужденной, ни к чему не обязывающей беседы.

Хандагурова рассказала о старом Таллине, о жизни в Евросоюзе и, с гордостью нескрываемой, о том, что во время свадебного путешествия они проехали по всей Европе. Рим, Париж, Лондон звучали в ее устах, как заклинания…

Иркутская Татьяна зависти не скрывала. И вот когда до прилета в пункт назначения оставалось меньше трех часов, гражданка Евросоюза попросила:

— Таня, расскажи мне про свой город, пожалуйста.

Девушка не заставила себя уговаривать, разразилась длинным монологом.

— Иркутск типичный сибирский провинциальный город, самовольно присвоивший себе ничего не значащее звание столицы Восточной Сибири.

Иркутск заложен донскими казаками атамана Ивана Похабова в тысяча шестьсот не помню каком году на реке Иркут, притоке знаменитой Ангары. Скажите, ну какой город мог основать человек с подобной фамилией?

Здесь официально проживает чуть меньше шестисот тысяч русскоговорящих и не только местных жителей.

Неофициально: семьдесят пять тысяч азербайджанцев, пятнадцать тысяч армян, пятьсот тысяч китайцев, сто тысяч северокорейцев, пятьдесят тысяч вьетнамцев, сто американцев, семьдесят французов, двадцать немцев, два шведа, один итальянец, семьдесят тысяч бездомных собак и сто тысяч бездомных кошек.

Это не считая украинцев и белорусов, которые вместе с местными бурятами автоматически зачисляются в разряд сибиряков.

Знаменит зданиями драматического театра и железнодорожного вокзала постройки позапрошлого века, падениями большегрузных самолетов на детские дома (аэропорт в черте города), кровавыми криминальными разборками и количеством на душу населения зараженных СПИДом (не уступает Северной столице).

Недавно в городе со скандалом поставлен памятник контрреволюционному адмиралу Колчаку на реке Ангара, в месте впадения в нее горной речки Ушаковка. Именно здесь в декабре тысяча девятьсот двадцатого года адмирала вместе с его министром Пепеляевым расстреляли и спустили под лед Ангары.

Также недавно в городе воздвигнуты еще два памятника — драматургу Александру Вампилову у драматического театра, в котором его при жизни и не ставили, и на набережной Ангары — императору Александру III, подписавшему указ о строительстве Транссибирской железной дороги. Стоит он с саблей передом на Тихий океан, на восток, а задом — к моему дому.