Путешествие Сократа - Миллмэн Дэн. Страница 48

Прежде чем Сергей успел спросить почему, старец пояснил:

 — То, что я учу тебя побеждать других людей, не имеет ничего общего с моим монашеским призванием. Я дал обет не причинять зла и скорее дам себя убить, чем сделаю что-то во вред другому человеку. В моей жизни и без того было довольно убийств.

Он замолчал, давая понять, что больше возвращаться к этой теме не намерен. Вместо этого он пристально посмотрел на Сергея, который внезапно почувствовал себя перед его взглядом сначала голым, потом прозрачным. Серафим же сказал:

— Я вижу, что и у тебя есть другое имя... Так что, оставаясь наедине с тобой, я буду звать тебя... Сократес.

Сергей от неожиданности едва не лишился дара речи.

— От-откуда вам это известно? — запинаясь, произнес он.

— Откуда? Посмотрел на тебя и увидел,— ответил Серафим.

— Если вы в состоянии видеть такое... и если вам было известно, что я здесь, тогда зачем вы заставили меня ждать, прежде чем открыться?

Серафим ответил не сразу.

— Чтобы присмотреться к тебе, заглянуть в глубину твоего сердца, мне нужно было время. Так что я ждал подходящего часа.

Теперь старый монах предстал перед Сергеем в совершенно новом облике. Его спокойные слова и бесстрастное лицо скрывали непостижимую глубинную силу. С тем же успехом Сергей мог догадываться, как глубоко Ладожское озеро, не видя дна под его спокойной гладью.

И все же, несмотря на всю проницательность и духовную мощь Серафима, Сергей никак не мог представить его великим бойцом. В прошлом — возможно, когда тот был моложе и сильнее физически. Но сейчас, несмотря на силу его слов, Серафим был больше похож на старичка из русской сказки, чем на мастера рукопашного боя.

Сомнения Сергея не укрылись от Серафима. На следующей тренировке он сказал:

— Нападай на меня. Но нападай по-настоящему. Бей как хочешь, лишь бы попасть в меня.

Тон, каким были сказаны эти слова, ясно давал понять, что ни о какой снисходительности не может быть и речи. И Сергей что было сил обрушился на старца.

Но оказалось, что он даже не может приблизиться к старику-монаху. Более того, Сергей никак не мог понять, как именно тому удается отражать его удары и уходить с линии атаки. Он лишь знал, что не только не может нанести удар, но не может даже коснуться старого монаха.

Какими бы приемами ни пытался Сергей атаковать, наносить удары руками или ногами, делать подсечки или захваты, он постоянно оказывался на земле, снова и снова, совершенно не представляя, как это могло случиться. Серафим же, если хотел, удерживал его в лежачем положении одной рукой, одним пальцем. И Сергей просто физически не был способен встать. В момент одного из таких падений он осознал, что Серафим в этот раз даже не коснулся его.

 Разин был прав. Сергей нашел Мастера, которого искал так долго. Но эта встреча заронила в его душе такое сомнение в своих силах, какое он никогда не испытывал прежде. Когда старый монах приказывал ему сдвинуть себя с места, он пытался много раз, прикладывая все силы, и безуспешно. Ему вдруг вспомнилось, как он так же пытался сдвинуть Алексея- Казака. С таким же успехом можно было заставить подвинуться гору. Но с Серафимом разочарование было еще сильнее – перед ним была не гора, а перышко, но результат был все тот же.

Старику же ничего не стоило уклониться от его атаки и бросить его на землю – рукой, ступней или даже, казалось, одной мыслью. За все время, что Серафим вел тренировку, он ни разу не нанес удар сам. Лишь под конец занятия он показал ему легкий, как казалось, почти неощутимый удар, который парализовал Сергея на несколько минут. Первое, что подумалось Сергею, когда он пришел в себя: хорошо, что он имеет дело со стариком. Если бы такой удар был весомее…

На следующий день Серафим предложил прогуляться к небольшому саду по дорожке, которую Сергей незадолго до того расчистил после недавнего снегопада. По пути Серафим впервые заговорил с ним о том, с чем приехал Сергей на Валаам:

— Я думал о тебе и о том, ради чего ты взвалил на себя эту нелегкую ношу. Но помнишь ли ты, что сказано об этом в Писании? «Мне отмщение, и Аз воздам», говорит Господь.

Сергей лишь молча кивнул.

— Так кто дал тебе право быть карающей дланью?

— Такого права у меня нет, — ответил Сергей. — И я знаю, что едва ли с возмездием придет упокоение душе моей жены. Только знаю одно — моей душе так будет спокойнее…

— И ты решил?

— Да. Это мое решение.

— Того, что натворили эти люди, ты не в силах поправить...

— Но я могу спасти жизнь другим, до которых они еще не добрались.

 Сергей не стал говорить, что с радостью и сам бы погиб в поединке с ними, чтобы соединиться со своей женой и сыном в лучшем мире, если такой вообще существует.

— Возможно ли это, чтобы ты послушал меня и отказался от задуманного?

Сергей отрицательно покачал головой. Старый монах вздохнул.

— Хорошо, я введу тебя в тень. Я дам тебе то, что ты просишь... Чтобы однажды пришел такой день... когда тебе захочется и того, что я хочу тебе дать.

— Что же это? Что вы хотите мне дать?

— Покой.

— Есть только одно, что может успокоить меня.

— Смерть?

— Их или моя. Или наша, — ответил Сергей. — И ждать больше я не могу. Я должен найти их как можно скорее, через три месяца, шесть, самое большее — год.

Серафим снова пристально посмотрел на Сергея.

— Не нам устанавливать сроки, когда и чему должно случиться.

— Вы хотите сказать: мне не стоит надеяться... что все закончится так быстро?

Серафим утвердительно кивнул. Затем пояснил:

— В единый миг жизнь человека может измениться. И прикосновение благодати способно заставить любое сердце открыться. Но порой, чтобы встретить этот миг, нужно готовиться всю жизнь...

Серафим вдруг остановился.

— Научиться чему-то дело нехитрое. Отучиться куда сложнее. Если хочешь все начать заново... что ж, гляди, и вложимся с тобой... в десяток годков.

— Но я не могу ждать так долго! Глаза Серафима сверкнули.

— Да ты, должно быть, важная птица,  чтобы ставить условия самому Творцу! Откуда тебе знать, сколько и на что отпущено времени...

Они дошли до края тропинки и повернули обратно в скит. Пристыженный Сергей поспешил сменить тему:

— Скажите, сколько у вас еще было учеников? Серафим лишь улыбнулся.

— Никто из них не просил у меня о том, чего ищешь ты.

— Почему  же  тогда  вы  согласились?  Может  быть, мне следует пройти некое посвящение?

— Такое посвящение ты уже принял от Разина... да и от жизни тоже, в общем-то...

— А что вам известно о моей жизни?

— Достаточно, чтобы принять решение.

Сергей только покачал головой. Этот старый монах продолжал оставаться для него загадкой.

— И вы согласны научить меня, за так, ничего не требуя взамен?

— Хочу сразу сказать тебе... Сократес. Не думай, что мои наставления — это знак какого-то моего особого благоволения к тебе как к ученику. Не ты заставил меня согласиться, я подчиняюсь Божьей воле. И делаю это по той причине... ты еще можешь послужить некоему высшему добру, которое пока что остается скрытым от нас обоих.

.29.

 Пришло время, и большинству мужчин, что были в закольевском отряде, и всем женщинам, которых они собрали по пути, захотелось постоянного пристанища наподобие тех деревень, которые в свое время оставили некоторые из них. Но на все их уговоры у вожака был по прежнему один ответ: «По движущейся цели сложнее нанести удар».

Велико же было их удивление, когда однажды атаман собрал своих людей вокруг костра в их временном лагере у румынской границы и объявил торжественно:

—  Будьте готовы — завтра настает наш час! Завтра мы выступаем на север, чтобы стать там — не лагерем на этот раз, а настоящим поселком. Давно уже я присмотрел для этого одно подходящее местечко в лесах под Киевом. Никаких времянок больше не будет — только настоящее жилье. И запомните мои слова, придет время — и вы убедитесь, что мое пророчество было истинно: вскоре нас будет так много — и женщин, и детей, — чтобы с нас началось новое казачество. Из нашего укрытия мы будем совершать вылазки и бить евреев, чтобы затем исчезнуть незамеченными. Не оставлять в живых никого, будем брать в год только по одному младенцу, достаточно юному, чтобы не мог ничего запомнить. С возрастом станет одним из нас, таким, как мы. Придет время, и о нас будут слагать легенды. Завтра же и выступаем, во имя Церкви и Царя!