Сокровище чаши - Александров Глеб Юрьевич. Страница 25
Он стал быстро стучать то выше, то ниже.
- Молодой человек, как вы себя чувствуете? Ничего не тревожит?
- Да нет, доктор, я, в общем-то, здоров.
- А вы не пьёте?
- Доктор, вы что? Я трезвенник…
- Ну да, ну да… А тогда что же ваша печень на три пальца ниже рёбер висит, как у старого алкоголика?
- Что???
- Так, селезёночку…
Он стал быстро простукивать теперь уже с левой стороны. Девчонки громко шептались, ребята же рассматривали меня как подопытного кролика. Слева была та же ерунда.
- Ага, молодой человек, позвольте осмотреть ваши склеры…
Он уже осматривал белки моих глаз, что-то беззвучно говоря самому себе.
- Ну что ж, молодой человек, у вас тапочки с собой?
- А зачем?
Я стал слезать со стола и натягивать рубашку.
- А потому что прямо сейчас вы едете в инфекционное отделение, так вот, тапочек вам там не дадут. У вас серьёзнейший гепатит, и не спорьте. Я вызываю «скорую».
Я стал уговаривать профессора дать мне возможность побывать дома, и спустя минут десять он сдался. Когда я уходил, он бурчал себе под нос:
- Впервые такое со мной, а думал, что уже всё повидал…
Приехав домой, я сразу же позвонил Елене Ивановне.
- Ну, я же тебе говорила, что ты будешь болеть.
- Но почему гепатит? Это же очень серьёзная болезнь!
- Серьёзная, когда вирусный. Печень первая принимает на себя удар, селезёнка и вовсе является обителью астрального тела, они приняли на себя удар, вот и распухли. Не переживай, поболеешь пару недель и пройдёт.
- Точно не страшно?
- Конечно, отдохни, тебе полезно будет. В какую больницу кладут?
- На Фрунзе.
- Заднепровье?
- Да, за Днепром.
- Это хорошо.
- Чем же?
- Элементалы, которые будут продолжать идти по твоему следу, как гончие псы, теряют нюх, когда переходишь реку, они действуют по принципу электричества, а река вносит сильные помехи.
Я ничего не понял из этих слов, решил подробнее расспросить позже.
- Хорошо, Елена Ивановна, я вам буду звонить.
- А что звонить? Выпишут, приезжай, поговорим.
Испытания Наврунга
Когда старец коснулся темени, Наврунг со всею силою ощутил, что за бой ждёт его. В результате он должен или победить, или пасть. Третьего не дано. Нельзя выйти побеждённым из «подземелья суровых испытаний».
Египтяне говорили, что самый главный враг человека сидит в нем самом и одолеть его – значит одержать самую главную победу в свой жизни.
В подземелье Сынов Света этот внутренний враг выявлялся для Битвы, и если воин не готов был к встрече, то погибал.
Но что есть этот враг?
Это и предстояло выяснить храбрецу, спускавшемуся в подземелье за испытанием.
Спрыгивая с огромных ступеней, оставленных здесь ещё лемурийцами, Наврунг не забывал рассматривать стены.
Свет струился мягким потоком откуда-то сверху, и стены были хорошо освещены.
На них обнажённые мускулистые воины сражались с огромными чудовищами, превышающими в размерах воинов в разы, а прекрасные девы с крыльями и музыкальными инструментами парили над ними, вдохновляя воинов на победу.
Чудовища извергали языки пламени из ртов и ноздрей, их рога были в половину туловищ, а хвосты оканчивались заострёнными наконечниками, которыми чудовища нещадно калечили истекающих кровью храбрецов.
Девы пели, воины сражались, чудовища убивали их одного за другим, а Наврунг гадал…
Воину не дано познать страх – иначе он не воин.
Воину не дано познать поражение – он сражается до последнего вздоха.
Но перед сражением надо узнать врага. А что за враг ждал его впереди?
Чем ниже спускался Наврунг в царство подземных богов, тем меньше света достигало стен, но объёмные барельефы, казалось, подсвечивались изнутри, отчего картины как бы оживали и старались предупредить его о чём-то очень важном. О чём? Что нужно знать, чтобы победить, а не пасть?
Храбрые юноши поражали драконов с копьевидными хвостами, быков с огромными рогами и чудовищными копытами, девы пели, но теперь уже картины не просто как бы оживали, - появилось нечто такое, что делало эти картины действительно живыми. Что-то неуловимое… Но что?
Он понял – музыка. Она стала исходить от стен мягким фоном. Она завораживала, возвещая бой, и была столь вдохновенна, что он невольно почувствовал себя одним из этих удивительно храбрых атлетов, одними короткими мечами пытавшихся изрубить демонов, значительно превышающих их в размерах, на мелкие куски.
Волна удали и жажды боя стала подниматься в его груди, а мелодия становилась всё громче и призывнее. Он стал уже различать отдельные голоса, и струны музыкальных инструментов стали звучать столь отчётливо, что сомнений не было: он становился участником этих сражений, а великолепные девы действительно ободряли его перед встречей с Неизведанным. В определённый момент он понял, что ему уже не важно, что будет впереди, – он был полностью готов к бою с любым чудовищем; и сила, грандиозная сила, в пружину сжавшаяся в нём, готова была распрямиться в любой момент. По зову боя выстрелить ею как метательным снарядом! Не было ни суеты, ни ослепления – спокойствие бури и сила выпущенной стрелы.
И как только это состояние было достигнуто им, вдруг появился туман.
Белый, как молоко, и плотный, как вода, он сковал движения и, казалось, попытался проникнуть внутрь. Наврунг понимал, что враг будет силён и хитёр, но… как сражаться с туманом? Тугая белесая масса окутывала, как полотно для пеленания умерших воинов, и сила движений неуклонно гасла в этом испытании. Спеленатый, но с ясной головой, он стал замечать, что тени мелькают вокруг. Они показались ему частями тел огромных и свирепых чудовищ, которые искали его в этом тумане; искали, но пока не могли найти.
Было ясно, что найдут, и тогда мало не покажется. Но что делать? Бежать было бы благоразумнее всего, но отсюда нет иного пути, кроме пути победителя. Песни дев прекратились, как только туман накатил тугой массой; казалось, он такой плотный, что звуки не проходят сквозь него.
Наврунг сел на корточки, сгруппировался и, готовый выстрелить мышцами в прыжке, чтобы пронзить эту тугую массу, стал ожидать. Но тут тень, огромная тень, наступила на него, и показалось, что туман стал серым. Почти чёрным – так огромна была она. И что же это было за животное? Враг? Нет, УЖАС – огромный, вселенский ужас сковал его члены, повалил его на землю и парализовал волю. Даже сил встать и бежать не было: ужас заточил душу в темницу, а руки сковал самыми крепкими путами – оковами страха, так что от низа живота до горла стало холодно и жутко, холодный пот заструился между лопаток и по лицу. И тут до Наврунга в какой-то особенной ясности дошло, что враг не есть животное или человек. Враг есть ужас, живущий в нём самом и теперь вырвавшийся на свободу.
Воин лежал на земле. Гьянг смотрел на него открытым духовным зрением и, прозревая в мучительность и беспомощность состояния своего подопечного, ничем не мог ему помочь. Но Гьянг был опытным наставником, и потому он просто ждал. Ужас не бывает вечным. Как и всякая волна. Он накатывает лишь для того, чтобы откатить обратно.
Первая волна ужаса, захлестнувшая Наврунга, смела с него всю бодрость и уверенность; и вот он лежал. Раздавленный этой колоссальной плитой отчаяния и страха, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
И когда подумалось, что ужас отнимает, казалось, самую его жизнь, последнее усилие сделал Наврунг в своей душе. И как две стены пламени в лесу, сталкиваясь, тушат друг друга, так и отчаяние атланта и ужас его души, встретившись, на мгновение потушили друг друга. Ясность и бодрость показались воину как свет в окошке, и он, как утопающий хватается за соломинку, стал с надеждой на спасение смотреть на эти качества, внезапно появившиеся перед ним. Это было подобно тому, как уже полностью замёрзший в зимней степи человек вдруг видит дальний огонёк, и такой же огонёк надежды загорается у него в душе. Уже почти похоронив надежды, он начинает судорожно откапывать их.