Чертовщина. Истории о сверхъествественном и потустороннем - Масалов Александр Александрович. Страница 26
— Послушай, — сказал я, — я твою бабушку даже не видел никогда... И вообще, что это тебя так разобрало?
Он помолчал немного. Потом сказал:
— Честно говоря, я сегодня на Западный не к тебе ехал, а чтоб на кладбище заглянуть. Да как-то с духом не собрался. Дело в том, что она ко мне вчера приходила...
Кожа у меня покрылась мурашками.
— Саша, — сказал я. — Ты точно свихнулся.
— Я видел свою покойную бабушку так же ясно, как тебя сейчас, — сказал он. — Ты мне не веришь?
— Да как тебе сказать...
— Правильно. Я б на твоём месте не поверил. В сверхъестественное никто не верит, пока сам не столкнётся с какой-нибудь чертовщиной...
Так вот, вчера вечером, часов в одиннадцать, в мою дверь постучали. В глазок я увидел пожилую женщину.
Голова у неё была повязана шёлковым цветастым платком, а лица её я сразу не разглядел: лампочка на лестничной клетке светила ей в затылок.
«Кто там?» — спросил я.
И услышал в ответ:
«Это я, баба Галя. Открывай, внучек!».
Сперва я ничего не понял.
Даже подумал: «Надо же, какое совпадение! Эту женщину зовут, как мою покойную бабушку по материнской линии!..».
Сказал громко:
«Вы ошиблись адресом».
«Разве ты меня не узнал?» — удивилась женщина.
Она отступила на шаг, чуть повернула голову, и свет упал на её лицо.
Это была она, моя бабушка, умершая много лет тому назад!
Я там, под дверью, чуть не кончился. Ноги начали подламываться, а перед глазами поплыло.
«Извините, не узнаю, — прохрипел я кое-как. — Вы ошиблись адресом. Досвидания!»
И, чтобы не упасть, прислонился к двери.
«Я не могла ошибиться, — сказала моя покойная бабушка с лёгким недоумением. — Я у вас давно, правда, не была, но раньше ведь часто приходила... Мама дома? Открывай, Андрюша!»
Перед глазами у меня всё уже не плыло, а мелькало.
«Я ж говорю, вы ошиблись адресом, — сказал я из последних сил. — Да и меня не Андреем зовут...».
В полуобморочном состоянии прошёл на кухню. Хлебнул воды прямо из чайника, проливая на грудь.
Меня начало отпускать, но тут я вспомнил, что в своё время родители долго не могли выбрать, как меня назвать: Андреем или Александром. В конце концов, они сошлись на Александре.
А вдруг там — ты понимаешь, где? — я числюсь как Андрей?
Полночи я думал.
Все знают, например, к чему снятся усопшие родственники. А вот о чём может свидетельствовать усопший родственник, пришедший наяву?
Или, может, у меня просто крыша поехала? Я слышал, что зрительные и слуховые галлюцинации бывают очень правдоподобными.
Потом я немного успокоился. Я сообразил, что бабушка меня с собой никуда не звала, она просто пришла — так сказать, в гости, соскучившись по любимому и единственному внуку.
Наверное, решил я, на характер галлюцинаций повлияло подсознательное чувство вины — я несколько лет на кладбище не был.
А утром, на автобусной остановке, встретил соседа. Старый хмырь, чуть ли не в Первой Конной воевал.
Увидел меня и сразу бочку покатил:
«Ни днём, ни ночью покоя нет!».
«Вы это о чём?» — спросил я.
«Ночью спать надо, а не гостей принимать!» — заорал он ещё громче.
А мне, сам понимаешь, снова дурно стало.
Весь день я порывался отпроситься с работы и побывать на кладбище — проверить, цела ли могила. К вечеру решился, но...
Давай сходим, а? Прямо сейчас.
На дороге тем временем показался автобус, уютно освещённый изнутри.
Мой тёзка на него даже не взглянул. Он смотрел на меня.
Идти, разумеется, не хотелось. И без всяких там оживших бабушек кладбище находится в жутком месте. Там можно хоть из пушки палить — никто не почешется.
А с другой стороны, Саша был в состоянии, близком к истерике. Пока не завидит, что и могилка цела, и земля не разрыта, не успокоится. Ещё в самом деле рехнётся...
Справедливости ради должен заметить, что полдороги тёзка болтал как заведённый, — пока мы шли по Зорге и лавировали между панельными девятиэтажками.
Фонтан красноречия стал иссякать, когда мы, миновав дома, спустились в балку.
Справа и слева высились покосившиеся заборы садов. По дну балки журчал ручеёк. Мысль, что мы единственные люди в радиусе полутора километров, доставляла почти физическое неудобство.
— Ты уверен, что мы найдём могилу в этой полутьме? — поинтересовался я.
Моего намёка Саша не понял.
— Обязательно найдём, — сказал он. — Я все ориентиры помню. Пара пустяков.
— Ну-ну, — сказал я.
Интуиция подсказывала, что всё будет не так просто.
Сады закончились. Мы поднялись на холм.
Позади нас виднелись контуры девятиэтажек. В некоторые окнах горел свет.
Слева простиралось вертолётное поле, справа и слева из темноты выступали очертания надгробий и крестов.
Грунтовая дорога, по которой мы шли, пересекала кладбище, деля его на две неравные части.
По закону подлости, искать сашкину бабку нам предстояло как раз в большой части.
— Очень странно, — сказал вдруг Сашка, — что я её так хорошо помню. Она умерла более двадцати лет назад, а последняя фотография «испортилась» лет пять назад.
— «Испортилась?» — переспросил я.
На секунду мне показалось, что мой спутник пожалел, что заговорил об этом.
— Ну да, — вяло сказал он. — Видишь ли, моя бабушка была если не ведьма, то что-то очень близкое к этому. Что она вытворяла, на ночь лучше не рассказывать.
Фотографироваться она не любила. Впрочем, фотоплёнка её тоже «не любила».
Однажды ей была нужна фотография на пропуск, так бабушка раз десять ходила в ателье фотографироваться — кадровичка не находила сходства между оригиналом и теми снимками, которые она приносила.
А после смерти бабушки фото начали портиться: желтеть, выцветать...
В средние века её сожгли бы на костре.
— Тогда не было фотографий, — возразил я.
— И без фото поводов нашлось бы предостаточно. По наследству кое-что перешло к моей маме.
Как-то раз она торговку на рынке сглазила.
Торговка была слишком наглая и развязная.
Ну, ма ей и пожелала: «Чтоб ты всё продала!..».
Через пару дней шла через рынок, торговка её вспомнила.
Оказывается, за весь день она ничего не продала — покупатели словно обходили её стороной, хотя лука на рынке было мало.
— М-да, — сказал я. — Такие байки хороши тем, что концов не найдёшь. Ищи-свищи ту торговку.
— Почему же, бывало и при свидетелях...
Чашечку она как-то взглядом разбила — человек шесть это видели.
У нас был ремонт, мы перетаскивали мебель из одной комнаты в другую и сели перекурить.
Тут появляется ма — очень не в духе.
«Куда сервиз поставили? — сказала она. — Ведь разобьётся же!..».
А сервиз у нас был роскошный, чешский фарфор.
Отец сказал:
«На шкафу стоит. И хорошо стоит — не упадёт...».
«Какое там хорошо!» — возмутилась ма и кивнула в сторону шкафа.
Чашка, которая стояла к нам ближе, вдруг дёрнулась, упала на бок и покатилась, описывая полукруг.
Когда шкаф закончился, упала и разбилась...
— М-да, — сказал я. — Слава Богу, я за тобой чертовщинки пока не замечал. Далеко ещё?
— Нет, мы уже почти пришли. Вот аллея, напротив ивы. Бабушкина могила седьмая по счёту.
Аллея была узкая, заросшая травой. Я шагнул вперёд, старательно отсчитывая: «Первая... вторая...».
Зацепившись руками за ржавую ограду, оглянулся и обнаружил, что иду я, оказывается, уже один.
— Э, а ты чего? — негромко окликнул я.
— Посмотри, пожалуйста, сам, — сказал Саша. Он стоял у ивы и нервно курил — красный огонёк то становится ярче, то тускнел. — Я подожду здесь.
— На могилке хоть табличка есть? — спросил я. — Как фамилия твоей бабушки?
Он ответил, и я отправился дальше. На седьмой ограде остановился.
В памяти всплыла сценка из какого-то американского боевика: гнилая рука с окровавленными пальцами выныривает из-под земли и хватает за щиколотку...