Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 04 - Степанова Наталья Ивановна. Страница 1

Наталья Ивановна Степанова

Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 31

От автора

В современном темпе жизни люди едва успевают справляться со своими многочисленными делами, время летит настолько быстро, что его уже не хватает ни на что. Мы перестали встречаться с подругами и друзьями, не ходим в театр, не бываем с семьей на природе и совсем не замечаем ее красоты. Чтобы завоевать наше внимание, поднять рейтинг до необходимого уровня и как-то выжить, телевидение и средства массовой информации буквально лезут из шкуры, придумывая для нас правдоподобные шоу и передачи, и мы уже начинаем привыкать к каждодневным скандалам и происшествиям, которыми так усердно нас пичкают. Между тем рядом с нами случаются абсолютно нереальные, совершенно не поддающиеся хоть какому-то объяснению вещи, о которых я каждый день узнаю от своих многочисленных читателей. Я как копилка, в которой хранятся уникальные чудеса, о которых, наверное, нужно обязательно говорить. Верить или не верить в то, о чем мне рассказывали, конечно же, ваше дело, но только я уверена, что все, о чем я узнала, заслуживает внимания, изучения и размышлений. Поэтому расскажу вам один очень интересный случай, присланный моим читателем.

«Уважаемая Наталья Ивановна, то, что я Вам опишу в своем письме, уже не является врачебной тайной, поскольку те люди, кого это касалось, давно умерли. Сразу хочу предупредить, что в моем рассказе Вы не найдете ни фантазий, ни вымысла, все, о чем я напишу, – абсолютная правда, хотя теперь мне уже иногда кажется, что это был сон. Чтобы было понятно, хочу пояснить, что я являюсь потомком большой семейной династии врачей-психи-атров. Мой отец, дед, прадед, прапрадед, все мы, включая меня, лечили людей, но началась эта история при жизни моего отца.

Я тогда заканчивал свое образование, и мы с папой имели привычку вечерами обсуждать все, что касается психиатрии. Мне кажется, я с детства впитал эту атмосферу, я наблюдал консультации отца, а он всегда для меня комментировал проблемы пациентов, таким образом развивая мои способности и любовь к моей будущей профессии. Однажды вечером папа заговорил о новом больном, которого положили в их больницу. И хотя это было уже давно, я как сейчас помню его задумчивое и растерянное лицо в тот момент, когда он пытался выразить свое внутреннее состояние, столкнувшись с таким странным случаем. Он начал говорить, явно подбирая слова, видимо, чтобы я не принял его речь за бред сумасшедшего. Потом будто спохватывался и замолкал, наверное, считая, что я ему не поверю или не пойму. Это сейчас за давностью лет мне стало ясно, чем было продиктовано его поведение, явная осторожность в высказываниях и словах, а тогда я счел, что отец либо устал, либо он не вполне здоров.

Жили мы с отцом в огромной даже по тем временам квартире, доставшейся ему от его отца-профессора и моего деда. Мама умерла, когда я был ребенком, и поскольку у нас не было родных, мы с ним были очень близки. Однако именно в то время, о котором я писал выше, я заметил, что отец стал запираться в своей комнате на ключ, уходя на работу, он также запирал свою комнату на замок, и это было неприятно и непонятно. Свое нововведение папа никак не комментировал, будто он всю жизнь запирал двери на ключ.

Где-то примерно через две недели, находясь в комнате рядом с отцовской спальней, я вдруг услышал, как он с кем-то говорит. Подойдя к двери, я стал вслушиваться в его речь, на душе было неуютно и неспокойно. Подобных странностей у отца не было никогда, к тому же он совершенно перестал со мной обсуждать все то, что касалось его работы. Приходя с работы домой, он уходил в свою комнату и закрывал дверь. Не знаю почему, но все происходящее я связывал с его пациентом из палаты № 7 (я просто запомнил номер палаты больного). Душевное волнение и тревога за отца подтолкнули меня на определенные действия. Накинув пальто и надев шляпу, я поспешил в клинику отца. Меня там хорошо знали, так как отец брал меня с собой, еще когда я был мальчишкой. Охрана меня пропустила без вопросов, и я с дрожью в коленях дошел до палаты № 7. Палата была закрыта на ключ. За столом, где обычно сидела дежурная сестра, не было никого, видимо, она с санитарами пила чай в раздевалке. Я снял ключ от палаты с доски и уже через пять минут открывал дверь. В палате была одна кровать с привинченными к полу ножками, а рядом стояла привинченная к полу прикроватная тумбочка. На кровати лицом к окну с решеткой сидел человек, укрытый одеялом. Подойдя к нему поближе, я тихим, спокойным голосом произнес: „Добрый вечер, я зашел узнать, нужно ли вам что-нибудь?“ Не поворачивая головы от окна, мужчина ответил: „Да, мне нужно, чтобы твой отец вернул мне то, что он взял у меня!“ Сказать, что я удивился, это значит ничего не сказать. Я был удивлен и обескуражен. Во-первых, ни голосом, ни внешним видом мы были с моим отцом не похожи, судя по маминой фотографии, я был очень похож на нее. Отец мой имел роскошную шевелюру и был брюнетом, я же имел белокурые волосы, унаследованные от моей матери. У отца были черные глаза, а мои – голубого цвета. Отец мой высокого роста, худощавый, а я ниже среднего и полноват. Пациента седьмой палаты я никогда не видел, да и он никогда меня не мог видеть. Словно услышав мои мысли, мужчина повернулся ко мне всем корпусом и стал внимательно меня изучать. Не знаю почему, но мне показалось, что кто-то аккуратно и упорно роется в моей голове. Не выдержав происходящего, я хотел повернуться и уйти. В этот момент он заговорил, говорил он ровным, спокойным голосом и при этом совершенно не выглядел ненормальным. Речь его была грамотной и логичной. Буквально за пять минут этот человек рассказал мне то, что он знать никак не мог, включая даже то, чего обо мне не знал мой отец. Он называл имена девушек, с которыми у меня была постель, тех, кто мне задолжал определенные суммы, сказал даже дату, когда я лечил венерическую болезнь, полученную от случайной спутницы на вечеринке. Мое состояние в тот момент трудно передать словами: у меня слегка кружилась голова, и был явно замедлен пульс. Наконец он замолчал, и первая фраза, которую я произнес, была: „Кто вы и откуда вы это знаете?“ Пациент седьмой палаты скривил губы так, как будто бы хотел этим сказать: „Как вы все надоели мне с этим вопросом“. Но вместо этого он проговорил: „Думаю, отец твой знает, так что пусть он вернет мне то, что у меня взял“. Через полчаса я был дома, отец по-прежнему был в комнате, запертой на ключ. Ночью я слышал его шаги и неразборчивые слова, никогда еще я так не ждал рассвета. Когда отец ушел на дежурство, я вскрыл его дверь и вошел. Искать мне не пришлось, то, что он взял у больного из седьмой палаты, лежало посреди стола, это была средних размеров книга в черной обложке. Нетерпеливо открыв ее, я начал читать. В книге с первой же страницы были описаны последние события моей жизни, т. е. с того самого момента, как я побежал в больницу, взял ключ и открыл дверь. В ней был описан дословно весь наш диалог с пациентом седьмой палаты, все, что он говорил мне до последней фразы: „Думаю, отец твой знает, так что пусть он вернет мне то, что у меня взял!“ Я захлопнул книгу и вцепился в свои волосы, на какой-то миг мне показалось, что я схожу с ума. Мои мысли переключились на отца, я вдруг ясно вспомнил все то, что происходило с того времени, когда он мне сообщил о странном, как он тогда сказал, пациенте. Я понял, почему у него при этом было такое растерянное лицо: он не знал, как объяснить мне осведомленность пациента, ведь он имел сведения обо всем.

Не веря себе, не веря в происходящее, я снова открыл книгу на той странице, где я читал о себе, но теперь там было написано об отце. Написано с той минуты, как он ушел на службу. Я будто видел, как он, заслоняясь от ветра, брел до клиники, как поздоровался с охранником и с сестрой. Он снял пальто в кабинете, снял шляпу и шарф, все аккуратно повесил в шкафу. Вот он закрыл дверь на защелку, подошел к столу и придвинул к нему стул. Затем взял со смотровой кушетки простынь, разорвал ее на две части и подцепил на крюк для люстры. Отец перекрестился, надел на шею петлю и повис. В голове шевельнулась глупая мысль: „Он же неверующий, почему перекрестился?“ И тут меня бросило в жар, будто бы меня обожгли кипятком. Я сообразил, что все это я читаю в книге и что этого прежде не было в ней. Схватив книгу, я кинулся в больницу, наверное, я был там уже через пять минут. Дверь в ординаторскую была закрыта, и я уже знал почему. Выбив дверь, я увидел отца. Сзади меня истошно закричала сестра, сбежались санитары, а я не мог оторвать глаз от петли.