Очевидцы бессмертия - Киросон Пантес. Страница 12

Когда я раскрыл глаза, мы были уже во дворе.

То, что я там увидел, показалось мне не то маскарадом, не то странным шутовством. Всюду сновали зверо-люди, но все они были до лютости злы и напыщенны. Какой-то мрачный маскарад, без капли веселья… Я всё не мог понять: ряжены они так диковинно или от природы такие? У некоторых лица человеческие и говор людской, а вместо рук — лапы с когтями и шерсть лохматая по всему телу. У других, наоборот, руки и ноги человеческие, а морды звериные. А были и такие, которые имели половину лица человека, а другую половину — зверя. Мимо меня прошли два существа, у одного — лошадиная голова, а у другого — ослиная. Я ясно увидел, что головы их не одеты поверх черепов, а растут из мохнатых шей, и страх овладел мною ещё сильнее.

Я искал глазами вход в башню и не мог найти, ничего не видел, кроме свисающих в высоте языков-балконов. Старец указал мне рукой на ямы посреди двора, похожие на колодцы, в которые спускались и исчезали там зверо-люди.

Мы приблизились к этим колодцам. Из них поднимался дым, и тучей роилось множество огромных чёрных мух. Я пытался удержать рукой Старца, но он сказал, что мы туда не пойдём, нам надо сразу и мгновенно взойти на верх башни.

В одно мгновенье мы оказались на вершине башни. Как мы там очутились — не помню, знаю только, что мы поднимались не изнутри, и что Старец всё время крепко держал меня за руку.

Первое, что я обнаружил на самом верху башни — был исполинской величины истукан. Он стоял не на постаменте, а по колено в человеческих костях. В правой руке он держал огромный меч, а левой высоко поднимал за волосы отрезанную человеческую голову в крови. На нём не было никаких одежд, и только чресла повязаны красноголовым змеем. Он образовывал узел на чреве, один конец с головой был перекинут через правое плечо и обвивал шею истукана, прилипаясь головой к уху, а другой конец, переброшенный через левое плечо, опускался по спине вниз, как хвост.

Но самое чудовищное и омерзительное — было выражение личины истукана, полное торжества и неутолимой жадности. Пасть широко раскрыта, словно он хотел поглотить всё окружающее. Голову истукана увенчивали два рога, и у каждого рога на лбу было по звезде. Но звёзды эти светили не одинаково. Одна струила слепящий луч, уходивший в бескрайнюю даль, а другая тлела каким-то тусклым болотным огнём.

В воздухе над истуканом кружились стаи гадостных птиц. Я никогда не видел таких мерзких тварей. Они не складывали крылья, садясь, как делают все птицы, а волочили их по земле. Клювы железные, широкие и длинные. А когда они раскрывали клювы, там виднелись острые зубы. Эти зверо-птицы с жуткими криками прилетали на крышу башни, принося в клювах куски от человеческих трупов, и груди их были залиты алой кровью. Глаза у них навыкате, как привязанные яблоки, и горели красным огнём. Птицы серые, с чёрными плечами, но вместо перьев на них щетина, как на свиньях.

Старец показал мне на сосуд, стоявший перед истуканом на треножнике. Сосуд был похож на большой котёл и полон нечисти и мерзости от человеческих трупов. На этот котёл садились зверо-птицы, и я подумал, что они пьют оттуда мерзость, но потом заметил совершенно обратное: они блевали в котёл, изры-гая из себя нечисть, кровь и внутренности трупов. Проделывая это, они поднимали страшный рёв и рычание, из их пастей струился пар и смрад, а щетина поднималась дыбом.

Где-то внизу был слышен шум, крики и стоны, но я боялся подойти к краю башни, ибо она качалась, как дерево на ветру. Я судорожно ухватился за Старца и молил увести меня вниз, но нигде не обнаруживал выхода с крыши. Ужасные зверо-птицы совершенно не замечали нас, не пугались нашего присутствия, мы были для них невидимы. Я спросил Старца: «Как нам уйти отсюда, если я не вижу ни двери, ни лестницы?»

Старец вынул свой меч и ударил им по треножнику. Котёл с мерзостью опрокинулся и рухнул к ногам истукана. Мерзость вспыхнула ярким пламенем, истукан загорелся, а на том месте, где стоял треножник, — открылся вход в башню.

ГЛАВА 4

Мы спустились по чёрной мгле лестницы и очутились в огромном зале.

Зал был без окон и освещался факелами. Там было много двуликих зверо-человеков. Таких ужасных существ во дворе башни я не встречал. Головы их имели два лика. Передний был человеческим, а тыльный — звериным. И ходили они одинаково свободно вперёд и назад. Когда шли вперёд, поступь их была. людская, а когда пятились назад, шагали косолапо, как звери. В полумраке отблесков факелов я заметил летающих над головами и ползающих по зверо-человекам гадких насекомых. Они роями наполняли весь вертеп. Насекомые были подобны паукам, скорпионам, змейкам и червям, но летали и жужжали, как осы. Я отмахивался от них с омерзением, боясь, что они нападут и загрызут, но Старец сказал, что они меня не тронут, они принадлежат только зверо-человекам.

Головы зверо-человеков из этого зала были двойные. Два лика, человеческий и звериный, были как бы склеены, и виден был рубец или трещина. Из этой трещины не то торчала вата, не то сочился гной. Множество насекомых ползали по этой трещине, как пчёлы по летнику. Они роились над головой, вползали в трещины и выползали из них.

Зал был загромождён перегородками и стенами. За перегородками сидели и сновали зверо-человеки, что-то писали, как в канцелярии, чертили на ободранных сырых кожах, играли со злобным азартом в карты и другие игры, жрали, как звери, сырое мясо и пили кровь. Причём жрали звериные лики, человеческие же были обращены к круглым столам с картами, горами денег и кругами рулеток, а руки они протягивали за спину и подавали звериной своей пасти куски мяса.

Страшно было наблюдать со стороны двойную игру их личин. На обращённых друг к другу человеческих ликах были улыбки или непроницаемое спокойствие, а звериные хари они прятали друг от друга, и на них была написана злоба, жажда мести, бешенство и алчность. Часто человеческие их лики были неподвижны, как гипсовые маски с мёртвых, а тыльные звериные облики содрогались и корчились лютой ненавистью. Когда гадкие насекомые улетали с голов зверо-человеков, из трещин протягивались тонкие паутины, и сама эта паутина всё гуще и гуще оплетала перегородки тех клеток, в которых сидели зверо-человеки. И они становились похожи на пауков, сидящих в центре дрожащей дымчатой паутины…

Те, кто проигрывал, вскакивали, обрывали паутину, подбегали к стене и поднимали черные занавеси, скрывавшие выход на многочисленные балконы. Когда они удалялись туда, я видел, как их звериные лики на спине сводят судороги злобы. Когда кто-нибудь срывал большой кон, его звериная пасть раскрывалась в торжествующем злорадстве и жадно пила кровь, разливая её по губам и спине.

Те, кто выбегал на балконы, разражались там громким криком, похожим на команду.

Старец велел мне выйти и взглянуть, что делалось на балконах.

На них стояли другие зверо-человеки с сигнальными флагами в руках и по команде выбежавшего из зала игрока подавали какие-то сигналы вниз, на площадь у башни.

Мне хотелось взглянуть вниз и посмотреть, что делалось там, откуда доносился рёв, стон, треск и шум и куда подавали сигналы эти страшные существа. Балкончики были без перил, узенькая площадка висела над ужасной бездной. Башню качало… Я глянул вниз, но у меня закружилась голова, потемнело в глазах, и я в ужасе отпрянул, чтобы не упасть с площадки.

Наконец, я овладел собою и рискнул взглянуть вниз.

Сначала нельзя было понять, что там совершалось… Война — не война, не ристалище и не игры, а какая-то страшная кутерьма и драка. Но кто с кем и из-за чего — понять было нельзя. Музыка там гремела какая-то сатанинская, и пыль вздымалась клубами и воронками. Пыль эта мешала сначала рассмотреть, что же там происходит, но постепенно я пригляделся, и происходящее стало мне яснее.