Надежда гардемарина - Файнток Дэвид. Страница 84

Когда я возвращался после ужина из столовой, меня остановила доктор Убуру.

– Вам известно, – спросила она, – что на этой неделе ко мне обращалась Паула Трэдвел?

– Нет.

– Так я и думала. – Она помолчала, пока мы поднимались по лестнице.

– А в чем дело, доктор? Вы можете ответить, не нарушая правил вашей этики?

– У нее была истерика. – Убуру посмотрела мне в глаза.

– О Господи. – Я ждал продолжения, но Убуру молчала.

– Что послужило причиной?

– Я поклялась не говорить вам, – ответила она. – Прежде чем пациентка мне все рассказала.

Я судорожно вцепился в перила:

– А если я прикажу?

– Я не подчинюсь, – спокойно ответила она и улыбнулась. От улыбки ее темное лицо потеплело. – Я не хочу лишних проблем, командир. Просто поставила вас в известность.

– Спасибо. – Я пошел к себе в каюту и лег на койку. Мне так не хватало визитов шефа. Он относился ко мне по-прежнему дружелюбно, старался помочь, но сохранял дистанцию.

Следующую вахту я дежурил с лейтенантом Кроссборном. Мы долго молчали, потом наконец он попытался завязать разговор. Я слушал его рассеянно – мысли были заняты другим, но, как только он заговорил о Шахтере, насторожился.

– Кто проявил себя лучше всех, когда бунтовщики прорвались на борт?

– Мистер Вышинский. Он был просто незаменим, и Вакс Хольцер, – ответил я досадуя. Надо же! Привязался.

Следующий вопрос вернул меня к реальности.

– А что заставило вас пустить на корабль десяток людей, одетых в скафандры?

Я язвительно бросил:

– Это допрос, лейтенант?

– Вовсе нет. Но случай просто из ряда вон. Я веду дневник и записываю туда все важные события. Если вы настаиваете, могу переменить тему.

– Не надо. Сожалею, но я допустил ошибку, пустив их на корабль.

Моя откровенность, казалось, обрадовала его.

– Должно быть, это был ужасный день.

– Да.

– Я веду записи каждый вечер, – сказал он доверительно. – Излагаю в дневнике свои чувства и мысли.

– Для вас это, видимо, отдушина, – сказал я с отвращением.

– Написано неплохо, но никто не читал, только мой дядя.

– Он литературный критик? – спросил я из вежливости.

– Нет, но сведущ в делах флота. Возможно, вы о нем слышали? Адмирал Брентли.

Еще бы не слышать. Адмирал Брентли возглавлял Оперативное командование флота в Лунаполисе, а этот Кроссборн был его ушами! Сердце у меня упало.

– А записи о Шахтере вы уже сделали, лейтенант?

– О да, – скромно ответил он. – Все это так трагично. Уверен, дядя прочтет с интересом.

Я замолчал, кипя от возмущения. Потом пожал плечами. В Адмиралтействе и без дневника мистера Кроссборна знали, что я натворил.

Но через три недели я понял, что необходимо действовать. Мистер Кроссборн оставил в покое Шахтера и стал расспрашивать о казни матросов Таука и Рогова. В то же время мои гардемарины и кадеты окончательно пали духом. Алекс буквально кипел от ярости. Со мной держался вежливо, а с другими то и дело срывался. Дерек выглядел подавленным и усталым.

– Ко мне дважды являлся мистер Тамаров, – сообщил лейтенант Шантир. – Я не проявлял особого усердия, но отпустить его просто так, разумеется, не мог. – Все это значилось в журнале, который я регулярно просматривал. Я также стал навещать спортзал и понял, почему так редко встречаю гардемаринов и кадетов, – почти все время они отрабатывали штрафные баллы.

В полной растерянности я доверился Макэндрюсу, рискнув проявить свою неопытность, но он и так знал мне цену.

– А чего вы ожидали, – без обиняков заявил шеф. – Как вы думаете, откуда взяли офицеров, которых вы так просили на базе?

– Выражайтесь яснее, – буркнул я, чувствуя себя полным идиотом. Но я должен был это знать. Он вздохнул:

– Командир, мистер Шантир сам изъявил желание служить у нас на корабле. Верно? Двух других офицеров назначили. Прикажи вам Адмиралтейство направить на проходящий корабль лейтенанта, кого бы вы выбрали?

– Мистера Кроссборна, – без колебаний ответил я.

– А кого из гардемаринов?

Я в сердцах выругался.

– Вы помогли ребятам из межпланетного флота избавиться от их самой большой головной боли.

Я проклинал свою тупость, свою слепоту.

– Ну и дурак же я! Даже не просмотрел личные дела новых офицеров, не имел о них ни малейшего представления! – Мне и в голову не приходило, что со мной могут сыграть столь злую шутку.

– Не расстраивайтесь, командир. От личных дел пользы мало.

Я помолчал. Шеф прав. Вряд ли мистера Таера характеризовали в личном деле как «тирана» и «садиста». Да и Кроссборн не нарушал уставы Военно-Космическою Флота, ведя дневник в свободное от работы время. А то, что он приставал ко всем с вопросами провокационного характера, я вообще не мог доказать. Тем более было бы глупо с моей стороны делать ему за это выговор. Наверняка я помог его бывшему командиру избавиться от него.

Я ушел к себе в каюту и стал размышлять. Традиции есть традиции. Я не терпел, когда их нарушали. Но как остановить гардемарина Таера? Или запретить лейтенанту Кроссборну вести дневник? Никаких идей на этот счет у меня не было.

Между тем я приказал Алексу пройти углубленный курс навигации и отправил его в машинное отделение к мистеру Макэндрюсу. Пусть хоть немного отдохнет от Таера.

Но ничего не изменилось. Алекс продолжал набирать штрафные баллы, и его снова послали к Шантиру.

Через два дня мы вместе с Алексом несли вахту. Он, морщась от боли, опустился в кресло. Я не выдержал:

– Потерпи, Алекс.

– О чем вы, сэр? – Голос у него дрогнул. Ему было без малого восемнадцать, и он заслуживал лучшего обращения. Но учеба в Академии не прошла даром. Он ни за что не пожаловался бы командиру на своего начальника.

Я плюнул на субординацию:

– Потерпи. Я знаю, что происходит.

Он посмотрел на меня. И в его взгляде я вместо обычного дружелюбия увидел равнодушие.

– Иногда я просто ненавижу флот, сэр.

– И меня тоже?

Взгляд его потеплел.

– Вас нет, сэр, – спокойно ответил он. – Многим сейчас нелегко, сэр. – Это было самое большее, что он мог сказать о делах кубрика.

Между тем Кроссборн продолжал кропать свой дневник. Во время вахт он только и делал, что листал журнал и, наткнувшись на запись о том, как Алекс защищал несчастного моряка во время суда, поинтересовался, что я думаю по этому поводу.

– Лейтенант, ваши вопросы и доклады, которые вы без конца строчите, плохо действуют на моральное состояние людей. Лучше прекратите.

– Это приказ, сэр? – вежливо спросил он.

– Просьба.

– При всем моем уважении к вам, сэр, не думаю, чтобы мой дневник попадал под юрисдикцию Военно-Космического Флота. Непременно спрошу об этом у дяди Тэда. А вопросы, если вы мне прикажете, я могу и не задавать.

– Очень хорошо. Считайте это приказом.

– Есть, сэр. Но, поскольку приказ не совсем обычный, прошу изложить его в письменном виде.

– Забудьте об этом, – поразмыслив, сказал я. – Можете продолжать. – Подобный приказ, если не знать подоплеки, мог показаться просто идиотским и к тому же диктаторским. А мне и так хватало проблем с Адмиралтейством.

Безрезультатно закончился и разговор с Филипом Таером. Я вызвал его к себе в каюту, чтобы придать нашей встрече менее формальный характер.

– Я просматривал журнал, мистер Таер. Почему вы назначаете так много штрафных баллов?

Он сидел, положив руку на стол, как в свое время шеф, и смотрел на меня своими невинными голубыми глазами.

– Я готов подчиниться вашим приказам, сэр. Вы советуете не обращать внимания на явные нарушения?

– Нет. Но нарушения есть или вы ищете их?

– Командир, я стараюсь. Делаю все, чтобы не занимать вашего времени проблемами кубрика, – Ответ был откровенным и разумным. Не придерешься.

– Никто мне ничего не говорил, – буркнул я. – Но вы назначаете штрафные баллы быстрее, чем их можно отработать.

– Да, сэр, я знаю. Не раз предлагал мистеру Кэрру и мистеру Фуэнтесу проводить больше времени в спортзале, сам ходил туда, чтобы им помочь с упражнениями. Но лучше всего не зарабатывать штрафных баллов. – Он спокойно смотрел мне в глаза.