Дар просветления - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 25
Его друзья настаивали: "Кольридж, ты неправ. Для завершения многих стихотворений тебе не хватает всего двух строчек. Это великая поэзия".
Но поэт всегда отвечал одно и то же: "Я пробовал закончить их, но впоследствии перечитывая стихотворение, я вижу, что у меня получились самые обыденные слова. Другие не замечают этого, но я-то знаю. Не могу сам себя обманывать. Эти стихи будут ждать своего часа, пока запредельное вновь не откроется мне и не наполнит мое сердце той неоконченной песней, которую я смогу дописать".
Он завершил лишь семь стихотворений. Всего лишь семь творений сделали его всемирно известным поэтом: важно не количество произведений, а их смысловая ценность. Можно написать и семь тысяч стихотворений, это не имеет значения, но они могут не достигнуть высоты Кольриджа. Он - единственный автор во всей истории литературы, кто снискал себе всемирную славу, написав всего семь стихотворений.
Рабиндранат Тагор известен как великий поэт. Его творческое наследие состоит из шести тысяч стихотворений-шедевров. Несомненно, это дает ему право называться великим поэтом. Но величие Кольриджа измеряется иными критериями - глубиной смысла.
Теперь нетрудно себе представить, что представляет собой мистик. Если поэт делает всего несколько шагов за пределы ума, то мистик выходит за его пределы раз и навсегда. Он живет в запредельном; он никогда не возвращается обратно, к своему уму. Он не может выразить свое просветление ни на одном из языков.
И даже если он говорит, его слова - всего лишь прием. Он говорит для того, чтобы привлечь искателей, чтобы они осознали его присутствие, познали его душу, наполнились его благоуханием. Он пользуется языком как приманкой, ведь человек понимает только человеческую речь.
Но когда вы влюбляетесь, поначалу вы слушаете признания, поэзию, клятвенные заверения, таинственные слова... И только затем, постепенно вы становитесь все ближе и ближе. Слова уходят на задний план, вы начинаете видеть за ними человека, вы все реальнее ощущаете его присутствие. Вы можете прикоснуться к нему рукой. Постепенно его безмолвие проникает в вас, и происходит не общение - единение.
Я слышал историю об одном суфийском мистике по имени Джалаладдин Руми, наиболее почитаемом всеми суфиями. Руми - единственный из мистиков, которого называли Мевлана, что значит "мастер мастеров". И он действительно был мастером мастеров.
Караван проходил через пустыню, где в крепости располагался лагерь Джалаладдина Руми. Чтобы увидеться с ним, сюда приходили паломники со всего Ближнего Востока. Караванщики подумали: "Неплохое место для ночлега. Мы и наши верблюды устали. Более того, это возможность удовлетворить свое любопытство, узнать, что представляет собой этот сумасшедший, Джалаладдин Руми, к которому устремляются странные люди из далеких стран. Глупо все это. Он производит впечатление безумного, а его называют мастером мастеров". Так, из чистого любопытства они расположились под деревьями, а затем пошли в крепость посмотреть, что там происходит.
Джалаладдин проводил занятие. Его учение заключалось только в чтении поэзии и в пении. Они послушали его песни - это был бред сумасшедшего, какие-то бессмысленные, несвязные отрывки. Красивые, но ничего не значащие слова... Непонятные предложения. Слушая их, ощущаешь их величие; но когда потом пытаешься вспомнить их, оказывается, что вспоминать нечего, в памяти пусто. Рано утром путники уехали.
На обратном пути они снова остановились в лагере; им было интересно узнать, что там происходило на этот раз. Джалаладдин сидел с закрытыми глазами, и все его ученики сидели с закрытыми глазами. Никто ничего не говорил, никто ничего не слушал.
"Теперь и того хуже, - решили караванщики. - В прошлый раз этот умалишенный хоть что-то говорил; тогда он говорил хоть и ничего не значащие, но красивые слова. А сейчас он сидит, закрыв глаза, и все эти идиоты тоже закрыли свои глаза. На этот раз нам здесь делать нечего". И они удалились.
Вскоре караван опять проходил мимо крепости. Караванщики снова сделали привал, чтобы посмотреть, как далеко зашло сумасшествие. Там сидел один Руми и больше никого.
Это вызвало у них недоумение: "Идиоты ушли. Непонятно все это - какое-то странное обучение. Куда они подевались? Никого нет".
Так как Джалаладдин сидел один, они осмелились приблизиться к нему и спросили: "Прости, что беспокоим тебя, но мы не можем удержаться, чтобы не задать тебе один вопрос: что произошло с твоими учениками?"
Джалаладдин посмотрел на того, кто задал вопрос, и на толпу позади него - целый караван. Он сказал: "Я наблюдал за вами. Когда вы остановились в первый раз, я говорил; я учил своих учеников сидеть со мной в безмолвии. Когда вы проходили в следующий раз, они уже достигли зрелости и сидели со мной, погрузившись в тишину.
Вы пришли в третий раз; теперь мои ученики разошлись, чтобы разнести весть. Они достигли совершенства, они нашли то, что искали. Теперь они приведут других сумасшедших. И мне придется начинать все сначала с новыми учениками. Я буду говорить, а когда они будут готовы наслаждаться моим присутствием в тишине, я посижу молча вместе с ними. Когда же они достигнут такого состояния, что наши сердца будут биться как единое целое, я отправлю их искать новых сумасшедших, нуждающихся во мне".
У просветления нет языка, Миларепа. Но просветление находит пути, как без слов рассказать о самом важном. Язык может быть использован как средство достижения цели, но его средствами не передать истинные переживания. Это происходит только в единении.
Использовать можно что угодно; и разные мастера выбирают самые разные средства обучения. Джалаладдин Руми любил танцевать, и он танцевал так зажигательно, что другие не могли удержаться и пускались в танец вместе с ним. И уже в самом танце люди менялись, начинала происходить определенная трансформация.
Нанак путешествовал по всей Индии и по всему миру - он был единственным великим индийским мистиком, покинувшим пределы Индии. Во всех путешествиях его сопровождал лишь один ученик. Он был в Шри-Ланке, он бывал в Мекке и Медине в Саудовской Аравии - огромные расстояния он преодолевал пешком.
Он не делал ничего другого, кроме того, что сидел под деревом, а его ученик, Мардана, играл на музыкальном инструменте. Он играл, а Нанак пел. И были их песни и музыка так прекрасны, что вокруг них собирались люди, которые, не понимая языка, садились рядом и слушали.
Все были очарованы музыкой, хотя ничего не понимали - они не знали языка. Когда музыка стихала, Нанак погружался в тишину. Кое-кто из слушателей уходил, но некоторые оставались сидеть в тишине, так как даже его молчание обладало огромной магнетической силой.
Нанак был необразованным и говорил на простом наречии - панджаби, языке крестьян. Но ему удалось покорить почти половину Азии. Не говоря ни слова, он обретал учеников. Мне вспомнился маленький, но очень поучительный случай.
Пятьсот лет назад невдалеке от Лахора располагался лагерь суфийских мистиков, пользовавшийся в то время большой популярностью. Отовсюду в Лахор приходили люди, чтобы встретиться с мистиками.
Нанак тоже пришел туда, и он как раз купался невдалеке от лагеря, когда старший суфий узнал, что он тоже прибыл. Ни Нанак, ни суфийский вождь не знали языка друг друга; им нужно было найти выход из положения. Тогда суфий послал к нему одного из своих учеников с красивой чашей, до самых краев наполненной молоком, туда не могла больше поместиться даже одна капля. Эта чаша молока предназначалась для Нанака.