Надежда победителя - Файнток Дэвид. Страница 83
– Немного. Мы поговорили с ней по душам, потом я ударил ее один раз. Похоже, она не возражала бы против настоящей порки. Знаешь, иногда физическая боль перебивает душевную, и тогда человеку становится немного легче.
– У тебя природный дар воспитывать не только кадетов, но и гардемаринов.
– А толку-то? – скривился Джефф. – У меня тоже жизнь не удалась. Из радостей только компьютерные игры да джин, а утром опять надо вставать. С трудом заставляю себя вылезти из постели, через силу впрягаюсь в работу.
– Хватит ныть! Ты же всегда был таким жизнерадостным!
– Думаешь, еще не все потеряно?
Мы помолчали. Наконец я с ностальгией спросил:
– А помнишь, как мы с тобой крались по этому коридору к гравитронам?
– Гравитроны… Жаль, слишком хорошо они охранялись.
– Я столкнулся на лестнице с Робби Ровером, покатился кубарем вниз, вся наша «банда» перепугалась и разбежалась. – Моя рожа невольно расплылась в улыбке. – Как я тогда улепетывал! Наверно, побил все мировые рекорды.
– Мы предали тебя, а тогда в столовой… Если бы тебя поймали…
– Не поймали ведь. А когда меня поймали в столовой, ты взял всю вину на себя. Я тогда восхищался тобой.
– Серьезно?
– Вполне, Джефф. Твой пример мне потом очень помог. Знаешь, я натворил много глупостей и даже совершал преступления, чем погубил свою душу, но никогда не предавал товарищей, потому что передо мной всегда стоял твой пример. – В глазах защипало от слез, я отвернулся.
– Полегче, Ник, не преувеличивай свои грехи. Я кое-как справился с собой, задавил рвущиеся наружу слезы.
– Джефф, и ты не распускай слюни, прекрати жалеть себя и свою якобы бестолковую жизнь. У тебя есть талант, не зарывай его в землю. Воспитывай молодежь.
– Учить ее компьютерным играм? Не смотри на меня так, это же шутка! А если серьезно… Знаешь, я подумаю. Большего пока не могу обещать.
Я направился в административный корпус. В приемной меня уже ждали «специальные» кадеты. Я пригласил их в кабинет, предложил им сесть, сам сел за стол и долго рассматривал свои ногти, хрустел пальцами, не зная, с чего начать. Может быть, ничего им не говорить, сразу отпустить в казармы?
Пригрезился строгий облик отца. «Стыдись своих ошибок, но не стыдись признавать их». Конечно, отец.
Но почему я так боялся говорить тебе о своих мелких пакостях? Ведь признания приносили мне облегчение. Кил Дрю съежился под моим хмурым взглядом.
– Я должен извиниться перед вами, – наконец выдавил я из себя, стараясь смотреть кадетам в глаза. – Извиниться перед всеми троими. Я напрасно отзывал вас из Фарсайда в Девон. Рассчитывал вам помочь, но не помог. Не сумел. Я видел, как тяжело отразилась смерть Дастина Эдвардса на тебе, Кевин, и на тебе, Кил. У вас резко снизилась успеваемость. На самом деле в гибели Дастина виновны мы, ваши начальники. Мы обязаны были предусмотреть все, но не приняли необходимых мер предосторожности. Ты должен знать это, Кил. Ты невиновен. Я думал, тебе легче будет понять это в другой обстановке, в Девоне. И у тебя, Йохан, тоже была очень низкая успеваемость.
– Сэр, вы выгоните нас из Академии? – выпалил Кевин Арнвейл, не выдержав моего длинного и бестолкового монолога.
– Нет, конечно! – Я встал, начал расхаживать по кабинету. – Я просто хотел вам сказать, что не знаю, как вам помочь. Мне казалось, что помогу, а потом выяснилось, что не получается. Я не уделял вам должного внимания, фактически игнорировал вас. Вот за что я прошу у вас прощения.
– Меня вы не игнорировали, сэр, – горячо возразил Арнвейл, зардевшись.
– Чепуха. Тот разговор, когда мы ходили к мистеру Торну и не застали его дома, не в счет.
– Мне было очень интересно, сэр. Ваш рассказ мне очень помог!
– Прежний начальник Академии капитан Керси не был таким мягкотелым, как я. Однажды он жестоко выпорол меня вот на этом столе. Мы, кадеты, входили в этот кабинет с ужасом, как и должно быть. Не знаю, какие чувства испытываете здесь вы, но точно знаю, что не гожусь в воспитатели кадетов.
– Мы больше не будем вашими специальными кадетами, сэр? – выпалил Стриц.
Мне действительно хотелось избавиться от них, но теперь это выглядело бы как наказание за их откровенность. Я снова устроил себе ловушку.
– Нет, я попробую исправиться. Только давайте установим новые правила: отныне вы имеете право задавать мне вопросы и делиться со мной своими соображениями. А чтобы повысить вашу успеваемость, я разрешаю вам делать домашние задания в приемной моего кабинета. – Боже, что я такое заладил? Совсем спятил! Черт дернул меня за язык сболтнуть еще одну глупость:
– Возможно, я иногда буду вам помогать.
Ошеломленные, кадеты молчали. Что они обо мне думали? Начальник рехнулся! Придется околачиваться возле сумасшедшего почти целый день!
– Вот и все, – растерянно сказал я и, поколебавшись, зачем-то добавил:
– Не возражаете?
Господи, что я несу?! Чушь несусветную! Я попер против традиций! Они же кадеты!
20
Вечером по дороге в столовую я признался Толливеру, что извинился перед кадетами.
– Прекрасно, – прокомментировал он с обычным сарказмом.
– Что ж тут прекрасного? – буркнул я.
– Конечно, это лучше, чем то и дело на них рычать, но еще лучше, если ты будешь поддерживать между вами правильную дистанцию. Капитан не должен извиняться перед кадетами.
– Тут особый случай, я должен был извиниться. Ошибки надо исправлять.
Мы подошли к двери столовой. Толливер пропустил меня вперед, я вошел в огромный зал. Пятьсот кадетов встали как один.
Я занял место за круглым офицерским столом и спросил:
– А где лейтенант Бьен?
– Улетела, сэр, – ответил Толливер.
– Куда? Зачем?
– В отпуск. На прошлой неделе я дал вам завизировать расписание отпусков, вы подписали его без возражений.
После ужина я снова бродил по базе; встретил Сандру Экрит и Антона Тайера, зашел в служебное помещение, спустился по лестнице на самый нижний уровень, заставленный всякими машинами и агрегатами; миновал пункт управления гравитронами, охраняемый круглосуточно, зашел в зал управления термоядерной электростанцией. Дежурный техник, читавший журнал, вскочил и вытянулся по стойке «смирно».
– Вольно, – разрешил я.
– Чем могу быть полезен? – вежливо поинтересовался он.
– Ничем. Что это? Пролитый кофе? Вытереть!
– Есть, сэр.
Дав нагоняй, я с чувством удовлетворения вернулся обратно, поднялся в свои апартаменты и лег спать.
Прошло несколько дней. Вечером я просматривал в своем кабинете электронную почту. Сообщение из Портсмута гласило, что интендант Серенко сознался в воровстве и предан суду за хищение на сумму сто тысяч унидолларов. О родственной связи Серенко с сенатором Уиверном ничего не говорилось. Возможно, утаивание этого обстоятельства и было одним из пунктов договора между Уиверном и сенатором Боландом.
Из Адмиралтейства сообщили, что мое предложение о создании автоматического корабля со встроенным ядерным зарядом и двигателем, генерирующим искаженные N-волны («кошачий концерт») передано, наконец, в инженерную группу. Приказано выполнить предварительную разработку этого важного проекта.
Следующее сообщение: капитан Причер выздоровел и назначен церемониймейстером при адмирале Дагани. Командиром «Веллингтона» стал капитан Тенер, отец Адама.
Сообщение от Эдди я перечитал дважды. Анни ест хорошо. Эдди нашел в сарае мой старый велосипед, отдал его Анни, себе тоже купил крепенькую двухколесную машину, и теперь они оба – Анни и Эдди – ежедневно катаются по городу, объезжают магазины и возвращаются домой с провиантом.
Слава Тебе, Господи! Наконец с Анни все хорошо.
В дверь постучался и робко заглянул Кил Дрю.
– Разрешите?
– Входи, – сказал я. В последние дни мне удалось рассеять страх кадетов передо мною и установить новую форму общения, непривычную как для меня, так и для них. – Что так поздно? – Я глянул на часы. – Не пора ли тебе в казарму?