Надежда узника - Файнток Дэвид. Страница 10
– Это нечестно! – вскричал я. – Аманда была не в себе. Она потеряла ребенка…
– Ты тоже не в себе, но не сознаешь это, – перебил меня Де Марне.
– Нет! Я все сознаю! Я…
– Посмотри на себя! – рявкнул адмирал, поднимаясь на ноги. – В твоих глазах сумасшедший блеск! Твои кулаки сжаты, а ты этого даже не замечаешь! Ты отдаешь себе отчет, каким тоном разговариваешь со мной?
Словно обухом по голове! Я ошарашено молчал.
– Ты уже сделал столько, сколько другим и не мечталось, – спокойнее заговорил адмирал. – Хватит с тебя заслуг. Я не хочу, чтобы тебя в конце концов заперли в сумасшедшем доме. Ты заслужил отдых, Сифорт. Отдыхай.
Я чувствовал себя раздавленным, не смел вымолвить ни слова. Наконец я прошептал:
– Я не могу долго слоняться без дела, сэр. Пожалуйста, дайте мне работу. Любую.
– Если ты сумеешь получить разрешение у доктора Тендреса, я подыщу тебе работу на этой планете. Позже мы подумаем, можно ли доверить тебе корабль. Все.
Я открыл было рот, но вовремя сообразил, что сейчас лучше не возражать, – это обернется против меня. Поэтому я отдал честь и поплелся вон из кабинета.
Обратная дорога к моей квартирке показалась мне бесконечной: мимо космодрома, мимо стандартных домиков, мимо баров и ресторанов, контор и жилых зданий.
Поначалу Анни пыталась о чем-то болтать, но мой мрачный вид и невежливые ответы заставили ее замолчать.
– Извини, дело не в тебе, – пробурчал я, прижимая большой палец к считывающему устройству замка, когда мы добрались наконец до двери.
– Черт бы тебя побрал! Тогда почему ты дулся на меня всю дорогу? – возмутилась она. Я вымученно улыбнулся:
– На ком же еще мне срывать свою злость?
– Он вернет тебя на работу?
– Да, если разрешит психолог.
– Значит, теперь тебе придется идти к психологу?
Опять этот психолог! Может, наврать ему ради спасения карьеры? Или сказать правду и навсегда потерять космос?
– Конечно, лапочка, – ответил я. – Позвоню ему завтра.
Анни принялась шуровать в холодильнике, выискивая что-нибудь подходящее для ужина. Я без сил плюхнулся в легкое кресло.
– Ты боишься идти к нему. Мой Никки, оказывается, не такой храбрый, как мы думали. – Анни положила снедь в микроволновую печь и приказала встроенному компьютеру:
– Две минуты грей, потом еще минутку покипяти.
Затем она попыталась меня обнять.
– Я никогда не был храбрецом, – проворчал я, отстраняя ее руки. Мне было не до нежностей.
– Значит, ты не был крутым? Тогда обещай мне, что не будешь звонить доктору несколько дней.
– Какому доктору? Почему?
– Психическому. Обещай!
– Но я…
Однако она уже устроилась у меня на коленях, поцелуем закрыла мне рот, а рукою ласкала грудь, постепенно спускаясь ниже и ниже.
– Но у тебя готовится ужин… потом… – залепетал я.
– Обещай!
3
Через четыре дня я пошел в госпиталь. Он был еще дальше от моего дома, чем Адмиралтейство, и я чертовски устал. Я щурился под ослепительным местным солнцем, старался идти помедленнее, но все равно вышагивал как какой-нибудь гардемарин в Академии и пришел на целый час раньше назначенного доктором времени. Может, я и впрямь ненормальный?
В комнате ожидания я нашел на столике крошечные дискеты, вставил одну из них в свой электронный блокнот и начал просматривать земные журналы. Они были относительно свежими, двухлетней давности, а значит, их доставили сюда всего восемь месяцев назад.
– О вас написано в передовой статье, мистер Сифорт, – раздался рядом женский голос. Я поднял глаза. Это была медсестра.
– Простите, я не…
Но экзальтированная медсестра не слушала моего смущенного лепета.
– Эта статья сразу после рекламы, переверните страницы с объявлениями, – объяснила она.
Я пролистал на экранчике несколько страниц и, к своему ужасу, увидел собственный портрет. Какое изможденное лицо!
– Я не искал эту статью, – начал оправдываться я, – просто хотел…
– Вначале о вас писали во всех журналах! – стрекотала медсестра, не давая мне вставить и слова. – Герой орбитальной станции планеты Майнингкэмп, спаситель «Гибернии» и так далее. Потом эта шумиха затихла. – Я выключил блокнот, а она, непрестанно улыбаясь, продолжала тараторить:
– А когда вы отбились от рыб и спасли «Дерзкий», журналы пуще прежнего разразились статьями о вас. «Голоуик» назвал вас самым престижным женихом, которого не портит даже ожог.
– Бог мой, что вы несете, – пробормотал я, неуклюже встал и уронил на столик блокнот.
– Если вы собираете вырезки о себе, мистер Сифорт, то мы можем вам помочь…
– Нет! – поспешно крикнул я.
– Привет, Сифорт, – выглянул из кабинета доктор Тендрес.
– Спасибо, мисс… э… мисс. Спасибо за указание… то есть за предложение, – замямлил я, вконец растерявшись, и улизнул от нее в кабинет доктора.
– Как вы себя чувствуете? – бодро спросил он. Шторы в кабинете были подняты, но стол доктора стоял в тени.
– Гораздо лучше, – ответил я, присел на стул прямо перед столом и положил фуражку на колени.
– Вам все еще снятся кошмары?
– Уже нет. – В последние дни мне и вправду ничего не снилось. По ночам я был занят совсем другим, так что мне было не до сна.
– Расскажите о ваших кошмарах.
Я вспомнил, что этот же вопрос доктор задавал мне несколько недель назад. Тогда я отказался отвечать, но это оказалось ошибкой. Я набрал в грудь воздуха и начал выкладывать:
– В одном из кошмаров отец приводит меня в Академию. Вы знаете, это записано в истории болезни. Иногда мне снятся люди, которых я убил: Туак, Рогов и другие. Они приходят ко мне во сне, чтобы отомстить. Иногда снится мое жестокое обращение с Филипом Таером. Он погиб лейтенантом, когда на «Дерзкий» напали космические рыбы.
– Вы сильно переживаете?
– Что касается мистера Таера… Пожалуй, я был к нему несправедлив, причинил ему слишком много страданий. Теперь я раскаиваюсь. А что касается других… – Я задумался, пытаясь ответить честно. – Не знаю. Понимаете, я вынужден был их казнить.
– Вы очень хотите снова командовать кораблем?
– Да, очень, – тут же выпалил я.
– Тогда вы должны рассказать мне всю правду.
– Все, что я сказал, чистая правда.
– Верю. Но может быть, это лишь часть правды? – Он встал, подошел к окну, сцепил руки за спиной. – Что вы думаете о самом себе?
Пришлось встать и мне.
– Сэр, я обязан отвечать на этот вопрос? – спросил я, терзая свою фуражку.
– Вам тяжело об этом говорить? – Он обернулся и посмотрел мне в глаза.
– Не то слово. Мучительно. – Я с трудом, но заставил себя выдержать его взгляд.
– Вы не обязаны отвечать. Я прошу вас только об одном: или говорите правду, или вовсе не говорите. Я медленно осел на стул.
– Ладно. – Я собрался с духом и заговорил:
– Я считаю себя бестолковым. Я не сумел выполнить свой долг как следует. Из-за меня пострадало множество людей и моя душа. Я знаю, что начальство придерживается другого мнения, но мне-то правда известна.
– О каких страданиях вы говорите?
– О боли, смерти, проклятии.
Последовало долгое молчание. Наконец я понял, что доктор ждет от меня более вразумительного объяснения, и продолжил:
– Я причинил много зла людям. Некоторые погибли, потому что я не принял вовремя надлежащих мер. Всего этого можно было избежать. Кроме того, я сам себя обесчестил и погубил свою душу.
– Вы имеете в виду клятву?
– Конечно. – Я постарался заглушить в себе раздражение. Если доктор не понимает меня, то я должен объяснить так чтоб он понял. – Я застрелил женщину, хотя поклялся не причинять ей вреда. Я сознательно дал эту клятву, чтоб получить возможность проникнуть в помещение, где забаррикадировалась та женщина, и застрелить ее. Как видите, я заранее знал, что нарушу клятву.
– Разве цель не оправдывала средства?
– Разумеется, я пошел на это не забавы ради. Мне надо было спасти корабль и всех людей на его борту. Адмирал Брентли и прочее начальство Адмиралтейства полагают, что спасение «Дерзкого» оправдывает мое клятвопреступничество. Но я считаю иначе. – Разумеется, Господь Бог тоже меня не оправдал.