Надежда узника - Файнток Дэвид. Страница 100

– Лейтенант, вы тоже не забывайтесь! – рявкнул я и тут же скривился от жуткой боли.

– Брэм, я разберусь с ним, – вышел вперед лейтенант Кан. – Вы еще не приняли командование кораблем, Сифорт. Извольте объяснить, кто заставил капитана Хольцера остаться на станции.

– Никто не заставлял.

– Тем не менее вы покинули станцию, а он остался, – нагло настаивал Кан.

Я взглянул на доктора – почему он позволяет им мучить меня? Но доктор Зарес делал вид, будто внимательно изучает рентгеновский снимок.

– Я покинул станцию не по своей воле. Видите, что Вакс со мной сделал? – Я раззявил беззубый рот. – Он бросил меня в отсек и пустил его на автопилоте.

– Зачем он это сделал?

– Чтобы сохранить мне жизнь.

– Почему он остался на станции?

– Потому что… – Я встал, чтобы по въевшейся привычке расхаживать, обдумывая ответ, но свободного места в кабинете не оказалось.

Нельзя взваливать на Вакса свое преступление. За этот ядерный взрыв мое имя будут упоминать в учебниках истории в одном ряду с Гитлером, ханом Аттилой и Ван Рорком. Нельзя вплетать в этот темный ряд светлое имя Вакса. Надо взять всю вину на себя.

Да будут слова уст моих и помышление сердца моего богоугодны пред Тобою, Господи, твердыня моя и Избавитель мой!

– Отвечайте!

– Он остался, чтобы… – Я посмотрел Кану и Стейнеру прямо в глаза. – Чтобы обезвредить бомбу. Он пытался спасти станцию.

– Ты был прав, Брэм, его надо отстранить! – прорычал Кан и толкнул меня в кресло. – Его мало повесить!

– Вешайте, – простонал я.

– Давай, Брэм. Зачитай приговор!

– Нет, Джеф, – покачал головой Стейнер. – Пусть его судят на Земле. Устав не позволяет нам его отстранить. Если мы это сделаем, нам придется доказывать трибуналу свою правоту. Вспомни историю с Дженнингсом. Что, если суд признает его вменяемым? Сифорт не стоит того, чтобы мы ради него подвергали опасности свои жизни.

– Но он может сбежать! – взревел Кан. – Он может направить наш корабль не к Земле…

– Вот тогда мы и возьмем корабль в свои руки. Но не раньше.

– Брэм, опомнись!

– Подумай, всего девять месяцев. Его повесят, и я поставлю тебе пиво. Отпразднуем. – Стейнер повернулся ко мне. – Принимайте командование где хотите, капитан, здесь или на капитанском мостике. Нам все равно. – Он повернулся кругом и вышел.

За ним последовали остальные. Настала жуткая тишина.

Скоро я пришел в себя. Взяв на складе первую попавшуюся рубашку, наскоро отмыв от крови китель, я заглянул в капитанскую каюту. Анни, напичканная седативными таблетками, спала. Я пошел на капитанский мостик. Лейтенант Стейнер не встал при моем появлении, но я проигнорировал его вопиющую невежливость.

Я проверил состояние корабля. Гидропоника, системы регенерации, бортовая электростанция – все работало нормально.

– Координаты точки всплытия? – сухо спросил я у Стейнера.

– Солнечная система, – столь же натянуто ответил он.

– Сколько прыжков?

– Один. Девять месяцев.

Этот срок я, наверно, выдержу.

– Вызовите сюда всех офицеров.

Стейнер отдал приказ в микрофон. Через несколько минут офицеры корабля выстроились в две шеренги. Два лейтенанта, два гардемарина, доктор, инженер – вот и все. В несколько раз меньше, чем на «Гибернии» или «Дерзком».

– Где остальные? – проворчал я. – Я же приказал позвать всех! Где офицеры, прибывшие на шаттле?

Стейнер вызвал по внутренней связи моих офицеров. Через несколько минут гнетущей тишины явились Тол-ливер, Берзель и Алекс.

– Я, капитан Николас Сифорт, принимаю командование этим кораблем, – объявил я. – Представьтесь.

– Старший лейтенант Эбрэм Стейнер.

– Сэр! – рявкнул я.

– Сэр, – нехотя повторил Стейнер.

– Возраст?

– Тридцать девять.

– Следующий.

– Лейтенант Джеффри Кан, сэр.

Его я уже встречал раньше, еще в Сентралтауне, где он сообщил мне о прибытии на орбитальную станцию нового секретного корабля «Виктория». После того случая я посмотрел его личный файл: до «Виктории» Кан служил на «Британике» и «Валенсии». Лейтенантский стаж пять лет.

– Следующий.

– Доктор Турман…

– Мы уже знакомы, – перебил я. – Следующий.

– Инженер Сандра Аркин, сэр.

О ней я тоже кое-что знал: пятьдесят лет, тертый калач, раньше служила на трехуровневых кораблях.

– Следующий.

– Первый гардемарин Томас Росс, сэр.

Он стоял, выпятив грудь, словно по стойке смирно, хотя я давно дал команду «вольно». Внешний вид безукоризненный. Восемнадцать лет. До «Виктории» сменил два корабля.

– Хорошо.

– Гардемарин Рикардо Фуэнтес, сэр.

– Знаю, – Как я ни крепился, сдержать улыбку не смог. Слишком хорошо его знал. Я сел в капитанское кресло, повернул его к офицерскому строю лицом и начал речь:

– Лейтенант Тамаров находится в отпуске по болезни, у него не будет никаких обязанностей, а во всем остальном остается полноправным офицером. Мистер Росс, поскольку гардемарин Толливер старше вас, командовать гардемаринами будет он. – У Росса сжались кулаки, а на лбу вздулась вена. – Мистер Фуэнтес, теперь, когда на борту есть мистер Берзель, вы уже не являетесь самым младшим гардемарином. – Рикки довольно заулыбался. Теперь ему больше не надо будет шустрить в гардемаринской каюте в качестве салаги. – Когда мы причалим к орбитальной станции Земли, я сам сдамся властям. Никого из вас это не касается. А до тех пор я ваш командир. Вопросы есть?

– Вы угробили Хольцера, – с вызовом произнесла Сандра Аркин.

– Это вопрос?

– Нет! Ответ очевиден.

– Я понимаю ваши чувства в связи с гибелью капитана Хольцера. Никакой необходимости демонстрировать их мне постоянно нет. Разойтись! Мистер Росс и мистер Толливер, останьтесь.

Как дежурный остался и Стейнер. Несмотря на болеутоляющее, моя челюсть побаливала, но надо было еще кое-что сказать.

– Мистер Стейнер, выйдите с мистером Россом в коридор, – попросил я. Мы с Толливером остались наедине. – Постарайтесь не придираться к гардемаринам по пустякам.

– И не собирался, – пожал он плечами.

– Особенно корректно держитесь с мистером Россом. Не надо раздувать их враждебность.

– Есть, капитан Сифорт, сэр, – с нескрываемым презрением процедил Толливер и вдруг взорвался:

– Я должен был пристрелить вас еще на шаттле! Из-за вас погиб Хольцер! Вы взорвали крупнейшую орбитальную станцию! Ядерной бомбой! Это тягчайшее преступление! Я жил у границы радиоактивной зоны вокруг Дублина и видел, что делает с людьми радиация!

– Поскольку я жив, вам придется дождаться возвращения в Солнечную систему, где вы выступите на суде надо мной свидетелем. Довольствуйтесь званием первого гардемарина, пока я не отправил вас в отставку.

– Не сомневайтесь, я выдержу и это испытание!

– Я буду терпеть от вас подобные дерзости, раз уж их заслужил, но наедине, а на людях соблюдайте офицерскую вежливость. Иначе горько пожалеете. Идите.

Он ушел. Несколько минут я сидел в одиночестве. Потом нашел в себе силы позвать Стейнера и Росса. Стейнер сел в свое кресло, а Росс стоял передо мной навытяжку.

– Покажите гардемарину Толливеру ваш корабль, чтобы он быстрее освоился. – Я смотрел на пышущего злостью юнца, на его красивое лицо, не обезображенное даже ненавистью. Вот он, юношеский максимализм. – Мистер Фуэнтес сильно страдает?

– Конеч… – На мгновение замешательство Росса проступило наружу и опять спряталось под маской ненависти. – Нет, сэр.

– Мы с ним служили на одном корабле.

– Знаю, сэр. – Поколебавшись, Росс неуверенно добавил:

– Он много рассказывал о вас… С восхищением. Я тоже восхищался вами, пока… Пока вы не убили капитана Хольцера!

– Росс! – рявкнул Стейнер, приподнявшись из кресла. – После разговора с капитаном явишься ко мне в каюту для порки!

– С удовольствием, сэр!

– Плюс шесть нарядов!

– Хватит! – прикрикнул я на обоих. – Стейнер, я сам разберусь с дисциплиной на моем корабле. Отменяю порку, Россу уже восемнадцать. А шесть нарядов останутся. Мистер Росс, отработаете их не в спортзале, а в моей каюте. – Отработка нарядов, полученных из-за меня, при свидетелях вызвала бы у Росса еще большее негодование.