Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович. Страница 33

— Можете не сомневаться, Скорика Мунаковна, — солидно и авторитетно уверила клиентку Екатерина Семеновна. — Этот барбос через две недели будет стоять перед вами на четвереньках и выполнять все ваши желания, млея от восторга. Данные и фото вы приготовили, как уговаривались? Мы хотели бы видеть вашего барбоса в профиль и фас.

— На четвереньках я его не хочу видеть, — брезгливо покривилась женщина, — лучше мертвым, а еще лучше — пусть возвращается ко мне таким, каким ушел. Если у вас это получится, моя душечка, — женщина вдруг наклонилась вперед и потрепала Екатерину Семеновну по начавшему проявляться второму подбородку, — то я вам лично выдам премию в такую же сумму, что уже заплатила.

— Хи-хи-хи, — от неожиданности захихикала Екатерина Семеновна, но тут же взяла себя в руки и сделала ответный ход, тоже перегнулась через стол и энергично потрепала леди за куда более эстетичный подбородок. — У нас все получится, доченька, — ласково уверила она ошеломленную ее выпадом женщину. — Я даже знаю, куда потрачу эти, так кстати идущие мне в руки, сто тысяч долларов. Я куплю себе красную «фелицию».

— Дай-то Бог, — восхищенно посмотрела на нее дама и, потрогав себя за подбородок, как это делают мужчины, пропустившие удар, уточнила: — А за мной не заржавеет, получите сполна.

Скорика Мунаковна на самом деле не была Скорикой Мунаковной. Майор Шифра Евгеньевна Щадская была двоюродной сестрой Капитолины Витальевны Щадская и старшим оперуполномоченным ростовского уголовного розыска, расследующей смерть журналиста из «Ночной газеты» и странную аккордность несчастных случаев со смертельным исходом вокруг его трупа…

Электронную почту центра «Семьи и брака» начали просматривать еще до убийства журналиста. Оперативники отдела «Р» проверяли деятельность всех центров такой направленности в регионе, и центр Мурада Версалиевича Левкоева не стал исключением. В первую очередь, это было связано с тем, что людей, собирающихся за деньги помогать другим людям, необходимо проверять как можно чаще, ибо сама постановка такого вопроса несет в себе классические элементы мошенничества. Во вторую очередь, проверка центров и прочих салонов, с магическим и психологическим уклоном, носила сугубо прагматический характер, в этой проверке первую скрипку играла налоговая инспекция, а уголовный розыск, как говорится, был на подхвате, ибо бизнес на магии невозможно представить без ухода от налогов и дачи взяток должностному лицу.

Шифра Евгеньевна помнила тот момент, когда, зайдя на сайт центра «Семьи и брака», она увидела, что кроме обычной услуги была еще одна подловато-прогрессивная, носящая вывеску «Наука против приворота». Шифра Евгеньевна, один из лучших оперативников Ростовской области, кончиками пальцев, соприкасающихся с клавиатурой, почувствовала за этой вывеской преступление и с этого момента приступила к более детальной проверке таганрогского центра «Семьи и брака», да и вообще всего пользующегося услугами компьютера Таганрога.

— Красота и внешность, — Шлыков был одет в мечту своей юности, белый костюм за две тысячи триста пятьдесят долларов, который приобрел у режиссера, известного в узком кругу профессионально-глубокомысленных кинодокументалистов, — в женщине третичны, душа на первом месте…

Шлыков стоял на палубе новенькой шестиместной белой яхты, купленной им у вдовы недавно уехавшего и не вернувшегося из Нью-Йорка директора таганрогского пивзавода за восемьдесят пять тысяч долларов.

— На втором месте, само собой, у женщины должна быть чувственно-артистичная тяга к мужчине и домашнему очагу. — Он резко повернулся к своей собеседнице и от неожиданности чуть не упал за борт. На месте девушки, к которой был обращен его монолог, в шезлонге сидела Екатерина Семеновна Хрущ, до этого дремавшая в каюте, и с пониманием смотрела на него.

— Юная дама ушла к себе в каюту, — объяснила она бывшему директору клуба железнодорожников и нынешнему главврачу психиатрической больницы Дарагановка, — а я вот вышла подышать воздухом. Шлыков, — Екатерина Семеновна окинула партнера скептическим взглядом, — ты в этом костюме похож на ананас в марле, хотя бы причесался, что ли. Или это у тебя не волосы, а свежая поросль кустарниковых рогов?

— Ну, в чем дело? — наконец-то пришел в себя Шлыков. — Что надо?

— Мне ничего не надо, — печально улыбнулась Екатерина Семеновна, подставляя лицо легкому вечернему бризу, — кроме уютно-обеспеченной старости. А посему готовься, Шлыков, к работе, которая тянет на пятьдесят тысяч. Купишь себе артистично-чувственную женщину на эти деньги, с первичными признаками души и с третичным совершенством лица и зада. Она будет готовить тебе борщ из водорослей, стирать раз в месяц твой носовой платок и сушить его на твоих рогах.

— Оставь в покое мои виртуальные рога. — Шлыков оперся о борт яхты. — Все прекрасно, а с Леной у нас серьезно, мы любим друг друга. Давай лучше о деле.

— Давай, — легко согласилась Екатерина Семеновна, покидая шезлонг, — поговорим. Видишь эту рожу? — Она вытащила из сумочки фотографию. — Надо его вернуть в постель одной тусовочной лав-щепке, с ярко выраженными третичными и конкретно — вторичными половыми признаками.

— Знаю я эту рожу. — неожиданно заявил Шлыков, внимательно разглядывая фотографию. — Это наш бывший, сейчас мы таких не берем, пациент, офицер-десантник, воевал в Афгане. У него, по-моему, блочный психоз, он глаза себе завязывает платком и видеть никого не хочет.

— Дай сюда, — смутилась Екатерина Семеновна, выхватывая фото у Шлыкова. — Это не та рожа, это мой садовник на трудовую книжку фото принес. Вот, — она сунула в руку Шлыкова другую фотографию, — это нужная рожа.

— Это еще не рожа, — Шлыков с некоторой опаской посмотрел на свою бывшую начальницу, — это еще ваш садовник, но только голый и ниже пояса, лица не видать.

Шлыков и сам стал пороть чушь, настолько его испугало выражение, появившееся в глазах Екатерины Семеновны.

— А я что говорю, — выхватила она фото из рук коллеги и партнера. — Это новые трудовые документы по найму, фото во всех ракурсах.

Екатерина Семеновна нервно хихикнула и неожиданно для себя и Шлыкова пихнула его обеими руками в грудь так, что тот улетел за борт.

— Караул! — облегченно закричала она во весь голос. — Человек за бортом!

И сняв с борта спасательный круг, швырнула его прямо на вынырнувшего и отфыркивающегося Шлыкова, ничуть не беспокоясь за него. Таганрожцев можно обвинить в чем угодно, но только не в неумении плавать.

Экипаж и гости яхты «Единственная», услышав клич Екатерины Семеновны, выскочили на палубу. Если быть точным, то экипаж — штурман, рулевой, моторист и ответственный за ветер в парусах в одном лице — палубу не покидал, а находился в рулевой рубке. «Экипаж» высунулся оттуда и крикнул Екатерине Семеновне:

— Эй ты, тетка психиатрическая, зачем хозяина за борт выпихнула?

Это был старый браконьер, старый моряк, хронически непредсказуемый и навсегда обрусевший грек Петя Апостолаки.

— Помолчи, Петр, — крикнула ему в ответ Екатерина Семеновна и посоветовала: — Стопари машину, я же крикнула, что человек за бортом.

Петя Апостолаки кроме того, что был бывшим греком, моряком и браконьером, был еще и местным жителем села Дарагановка, постоянно, при всех сменах персонала и начальства, работающий завхозом в загородной психиатрической больнице.

— Вот я тебя ужо изумлю, стерва, — вспомнил пастушье детство глуховатый рулевой. — Спихнула мужика в море и довольна, как огурец в маринаде. — Он даже не оглянулся в сторону хозяина, который красно-белой точкой спасательного круга удалялся далеко в море.

Шлыков лежал спиной на безмятежности азовского штиля, смотрел на возникшую в еще светлом небе вечернюю звезду и грустно думал: «Вот и я, как эта звезда, могу загреметь лет на десять в тюрьму, и прости-прощай, жизнь молодая».

— Да ты, девка, не грусти! — продолжал веселиться завхоз, моряк и грек психбольницы Дарагановка, обращаясь к гостье, вышедшей из каюты на палубу. — Мой хозяин, ты не смотри что пузатый и лысый, из любой передряги выплывет, — орал рулевой, по большой дуге разворачивая яхту к месту выпада Шлыкова в море. — Таких не топить, а расстреливать надо на месте, хорошие люди не должны так долго жить.