Я убиваю - Фалетти Джорджо. Страница 18

Интересно, подумал комиссар, какой Ницца видится американцу. Наверное, городом совсем из другого мира. Может быть, даже с другой планеты. Невысокие дома, маленькие кафе, простые люди. Никакой тебе американской мечты, никаких небоскребов, которые можно рушить, только скромные мечтания, порой выцветшие от морского воздуха, как и стены домов. Скромные мечтания, но если вдруг они оказывались несбыточными, тогда тоже оборачивались настоящей бедой.

На стене напротив дверей управления кто-то приклеил антиглобалистский плакат. Люди, которые боролись за то, чтобы сделать весь мир одинаковым, выступали против других людей, которые боролись за то, чтобы не утратить собственного лица. Европа, Америка, Китай, Азия… Всего лишь раскрашенные пространства на географических картах, сокращенные обозначения на таблицах обмена валют, слова в словарях… Признаки наших дней: интернет, средства массовой информации, новости в режиме реального времени. Приметы расширяющегося или, напротив, сжимающегося мира, в зависимости от того, с какой точки смотреть.

Действительно сокращало расстояния только зло, вездесущее, говорившее всегда на одном единственном языке и неизменно писавшее свои послания одними и теми же чернилами.

Фрэнк закрыл дверцу машины и повернулся к другу.

Перед Юло стоял человек тридцати восьми лет со стариковским взглядом, которому, похоже, изначально не свойственно было благоразумие. Смуглый, угрюмый южанин, темные глаза, черные волосы, заросшие щеки. Человек могучего сложения, и ему уже приходилось убивать людей под защитой полицейского значка, действуя во имя справедливости. Наверное, зло неизлечимо, против него нет противоядия. Зато были такие люди, как Фрэнк. В далекие времена, во время эпидемий чумы, именно такие, как он, занимались перевозкой больных и трупов – немного чокнутые и получившие иммунитет против болезни.

Войне не было конца.

Юло запер машину, и тут подошел комиссар Фробен из отдела убийств, помогавший следствию.

Фробен широко улыбнулся Юло, обнажив крупные ровные зубы, словно осветившие его характерное лицо. У него была массивная фигура, отчего костюм из «Галереи Лафайет» едва не трещал на его массивной фигуре, сломанный нос говорил о боксерском прошлом. Легкие шрамы над бровями подтверждали это предположение.

Фробен пожал Юло руку. Улыбка стала еще шире, а серые глаза превратились в щелочки, отчего шрамы смешались с сетью морщинок.

– Привет, Никола. Как поживаешь?

– Это ты мне скажешь, как я поживаю. Барахтаюсь в этом море дерьма, где того и гляди разразиться буря; мне нужна помощь всех друзей.

Фробен перевел взгляд на Фрэнка. Юло представил их.

– Фрэнк Оттобре, специальный агент ФБР. Очень специальный. Американское командование подключило его к нашему расследованию.

Фробен ничего не сказал, но посмотрел на Фрэнка с явным уважением, одарив его такой же открытой улыбкой, и протянул руку с крупными и сильными пальцами.

– Клод Фробен, скромный комиссар из отдела по расследованию убийств.

Отвечая на крепкое рукопожатие Фробена, Фрэнк подумал, что при желании тот запросто мог бы сломать ему пальцы. Этот человек ему сразу понравился – сильный и осторожный одновременно. Фрэнк не удивился бы, если б увидел, как тот после работы собирает с детьми модели корабликов, причем с поразительной ловкостью монтируя самые хрупкие детали.

Юло сразу перешел к делу.

– Какие новости на пленке?

– Я поручил это Клаверу, нашему лучшему технику, волшебнику, можно сказать. Я только что от него, он изучает пленку с помощью своих приборов. Пойдемте, я проведу вас.

Они прошли в здание и направились по недлинному коридору, освещенному рассеянным светом из окна за их спиной. Юло и Фрэнк шли за Фробеном, глядя на его затылок с волосами цвета соли с перцем, на короткую шею и широкую спину, пока тот снова не повернулся к ним лицом, остановившись возле лестницы, ведущей вниз.

– Прошу, – жестом указал он.

Они спустились на два лестничных пролета в просторное помещение, заполненное электронной аппаратурой, залитое холодным светом неоновых трубок, дополнявшим слабое дневное освещение в полуподвале.

За стойкой сидел худой парень с наголо остриженной головой, очевидно чтобы скрыть начинающуюся лысину. Он был в клетчатой рубашке поверх джинсов, и в расстегнутом белом халате. На носу – кривые очки с желтыми стеклами.

Все трое остановились у него за спиной, парень сосредоточенно манипулировал потенциометрами. Наконец он обернулся к вошедшим. Да он, пожалуй, слепнуть должен, когда выходит на солнце в таких очках.

Фробен не стал никого представлять парню, и молодой человек, похоже, не нуждался в этом. Видимо, он полагал, что если эти люди тут, значит, так надо.

– Ну, Клавер, что скажешь о записи?

Техник пожал плечами.

– Мало чего скажу, комиссар… Новости не слишком хорошие. Я исследовал запись всеми доступными мне способами. Ничего. Голос поддельный и никак не может быть идентифицирован.

– То есть?

Клавер начал издалека, понимая, что не все присутствующие располагают нужными техническими познаниями.

– Каждый человеческий голос раскладывается на свой уникальный набор частот. Их можно идентифицировать точно так же, как сетчатку глаза или отпечатки пальцев. Это определенное количество верхних, низких и средних звуков, и они не меняются, даже при попытке изменить голос, перейдя, например, на фальцет. С помощью специальной аппаратуры эти частоты можно представить в виде диаграммы. Речь идет о довольно простых приборах, без которых не обходится ни одна студия звукозаписи. Они необходимы, чтобы равномерно распределять частоты и чтобы в том или ином музыкальном фрагменте не оказывалось слишком много высоких или низких частот.

Клавер обратился к клавиатуре «макинтоша» и взялся за «мышку». Несколько щелчков – и появилось белое окно, пересеченное параллельными горизонтальными полосами. В середине находились две крупные – зеленая и фиолетовая, неровные, как бахрома.

Техник указал курсором на зеленую линию.

– Вот эта линия – голос Жан-Лу Вердье, диджея «Радио Монте-Карло». Я проанализировал его, и вот звуковая диаграмма.

Он опять кликнул «мышью», и схема превратилась в график. На экране возникла желтая линия, двигавшаяся на темном фоне между двумя голубыми. Клавер указал на экран.

– Горизонтальные голубые линии – это частоты. Желтая показывает, на какой из них движется изучаемый голос. Взяв голос Вердье из разных точек записи и наложив их друг на друга, можно убедиться, что они полностью совпадают.

Клавер вернулся к предыдущей картинке и кликнул фиолетовую линию.

– Это другой голос.

Снова появился график, теперь желтая линия двигалась рваными толчками и лишь в немногих местах.

– В этом случае человек, говоривший по телефону, пропустил свой голос через несколько фильтров и перемешал входные частоты, полностью исказив их. Достаточно лишь слегка изменять значение одного из фильтров, чтобы получать каждый раз совершенно иной график.

Тут вмешался Юло. Он спросил:

– Можно ли по записи понять, какой именно прибор тут был использован? Или хотя бы узнать, кому он был продан?

Техник выразил явное сомнение.

– Не думаю. Такие приборы приобрести совсем несложно. К тому же, существует множество модификаций и типов с различными характеристиками в зависимости от цены и фирмы-изготовителя, но для такой простой цели, как эта, годится практически любой прибор. Кроме того, электроника ведь постоянно развивается, поэтому существует довольно обширный рынок бэушной аппаратуры. Она, как правило, попадает в руки любителей домашних записей, и почти всегда без выписки счета. Честно говоря, не думаю, что это нас куда-нибудь приведет.

Фробен, похоже, не совсем разделял пораженческое настроение Клавера.

– В любом случае посмотрим еще, что можно сделать. У нас так мало материала в руках, что ничем нельзя пренебрегать.

Юло обернулся к Фрэнку. Тот явно думал о чем-то своем, будто уже во всем разобрался. И все же комиссар был уверен – ничто из сказанного не ускользнуло от него, и он все запомнил.