Алмаз сознания - Смирнов Терентий Леонидович \"Странник\". Страница 32
Периодически обучаясь смещению точки своего сознания под руководством «зелёного» Учителя, и в то же время не находя смысла собственного существования, тоскуя по чему то далёкому и прекрасному, я вновь обратился к составлению дневниковых записей. Читал многих писателей-классиков и периодически захаживал в местную городскую литературную студию. Вскоре я делаю пробу пера и экспериментирую в области рассказа и сатиры. Вино очень способствовало возникновению оригинальных идей, ярких, сочных художественных образов. Известно, что многие гениальные писатели были хроническими алкоголиками. Через книги я входил с некоторыми из писателей в очень глубокий контакт. Моими литературными наставниками стали И. Бунин и А. Куприн. В особенности, с последним я находил так много общего, так живо сопереживал персонажам его произведений и самой жизни писателя, что не удерживался и плакал, читая Куприна и его автобиографию.
Как я сейчас вижу, алкоголь позволял мне накапливать остановки внутреннего диалога по Кастанеде, расшатывал мою точку сознания и способствовал тому, чтобы видеть мир не таким, каким его видит большинство, а со своей, уникальной и оригинальной точки зрения. Кстати, сравните выражения: точка сборки — точка зрения. Ведь, такие совпадения неспроста! Энергия вина или пива способствует собиранию так называемого «второго внимания», или внимания Сновидения, и служит для перемещения точки сознания на уровень энергетического двойника. А по-настоящему творить можно только с этого уровня, так как здесь присутствует и обострённость восприятия, и повышенная чувствительность, и наплыв ярких образов, и оригинальных идей и форм.
Я — нерв, нерв, находящийся в глубинке России, в её сердце…
И хотя алкоголь способствовал изменённым состояниям сознания, кроме нескольких оригинальных рассказов, мне нечего было, по большому счёту, сказать другим людям. Я писал для самовыражения, но, естественно, мечтал покорить мир своим «талантом». Некоторые литературные способности у меня были, а вот таланта не было. Чтобы он появился, необходим был серьёзный труд, к которому я был не готов и не приспособлен.
Я примерял на себя маски хроникёра, литературного наблюдателя, описывающего жизнь, как она есть. Меня влекло обилие человеческого материала. Я был жаден до любой оригинальной человеческой истории и загадки, которую можно было подслушать в случайной пивной. У меня был отдельный журнал, где я собирал свою коллекцию литературных портретов, в которой были проститутки, «голубые», барыги, неудачники, карьеристы и честолюбцы. Жизнь, убеждён был я, надо черпать из самой жизни! А описывать надо лишь только то, что пережил и увидел сам. Тогда появится и достоверность, и образность, и художественность, и талантливость…
Ал. Куприн учил и наставлял меня в этот период и как писать, и как жить: погружаться опытно во всё и искать, как ищет охотничья собака, развивая литературный нюх…
Одновременно я испытывал серьёзные внутренние противоречия, разочарования и сомнения в своих литературных способностях. Я писал только по наитию, под напором сильных эмоциональных волнений и впечатлений. И под «бутылочку»… Алкоголь в действительности никого не смог сделать талантливым. Но, тем не менее, именно его энергия смещала мою точку сознания к первичным, неуравновешенным и буйным творческим потокам. И здесь неожиданно впервые на меня обрушился Дух!..
Как-то в полночь, сидя за очередным рассказом, я вошёл в глубокое, почти трансовое эмоциональное состояние. Поток понёс меня всё дальше и выше — ночь была на излёте, время перестало существовать — и я впервые пережил, узнал, постиг творческий экстаз. Когда максимальное напряжение вдруг достигает своего апогея и мгновенно оборачивается сладостным освобождением, упоением и восторгом, — и ты заливаешься слёзами Любви и счастья… В этот момент, изливая свои чувства на бумагу, я сострадал, болел, любил и одновременно был неизреченно счастлив и свободен. Это было спонтанным потрясением…
Подобного со мною ранее не случалось. Однако первый творческий прорыв оказался всего лишь пробным «подключением»…
Постепенно мои литературные потуги потеряли для меня свою значимость. Я полностью разочаровался в своих творческих целях и в самом литературном процессе. А лихой зелёный Змий всё чаще сжимал свои кольца и закручивал меня в свои грубые, давящие, колючие тиски. Но судьба оказалась милостивой ко мне..
И, заложив очередной вираж, она подтолкнула меня к новому познанию. Остро чувствуя потребность в обретении насущного смысла жизни, которую ещё более разбередил зелёный Змей, и нежданно получив от него избавление, я отправился в удивительный мир эзотерики на встречу с духовными Учителями, впечатления от знакомств с которыми и описываю здесь. И почти одновременно я возвратился к своим дневниковым записям.
Новые литературные наставники и новый период писательской увлечённости застали меня уже после встречи с самим доном Хуаном. Это было на природе, в деревне моих предков…
Из своей деревни я запускал руку в небольшую библиотеку в соседнем посёлке и выуживал оттуда литературные золотые слитки. Я наслаждался в одиночестве и зачитывался Лесковым, Толстым, Достоевским, Чеховым, Булгаковым…. Я проникался среди русской природы русским сознанием. Я пропитывался творческими вибрациями и глубиной проникновения в жизнь этих классиков. Под их неусыпным вниманием я вновь стал писать сам. Мне теперь уже было, что сказать другим людям. У меня появился опыт самопознания…
Здесь-то и случилось то самое эзотерическое приобщение и настройка — открылись какие-то двери и началось «горение»…
Удивителен процесс творческого поиска. Он сливается с духовным и вмещает в себя разнообразнейшие чувства и переживания — от страдания и боли, до радости и восторга… Я навсегда полюбил состояния эмоционального накала и вдохновения. Все эти состояния я переживал в глубоком уединении и отрешении от жизни, но я не был одинок! Более того, временами, я переживал не просто беспричинную радость, но упоение и тонкое блаженство от того, что могу свободно двигаться, купаться, плыть в творческих потоках. Упоительно наслаждение творческим одиночеством! Ты один, но твоё сознание способно простираться в неописуемую глубину, ширину и распространяться по всем немыслимым направлениям жизни…
Иногда я приносил свои литературные пробы, которые, конечно же, были в большей степени автобиографические, — хотя я писал и чисто художественные вещи, — соседу по деревенскому дому, старому еврею, алкоголику Грише, и читал ему вслух. Между продолжительными запоями Григорий очень любил читать книги, в том числе и классиков…
Признанные мастера прозы незримо делились со мной техникой литературного ремесла. А я, с эзотерической точки зрения, видел, сколь много они прозревали, «угадывали» в человеке. Через своё творчество они близко подходили и к собственному самопознанию, но не осмелились двинуться дальше. Вижу своё призвание, чтобы идти в этом направлении… Так появился в моей жизни ещё один Учитель, собирательный Герой, абстрактный русский писатель. Иногда он неожиданно приходит на помощь и даёт мне свои советы — и нередко в живой плоти литераторов-профессионалов! Открылись и тайны эзотерики литературного процесса, и тайны духовного «горения».
Однажды «Писатель» подарил мне самое ценное: чувство глубокой, непрестанной, внутренней неудовлетворённости тем, как я пишу, и необходимость работать над слогом, оттачивать его. Только спустя годы я понял, как надо писать. А понять ещё не значит уметь: в собственном критическом анализе у меня пока всё выходит недостаточно сильно… Изданы несколько моих книг по проблемам духовного поиска и эзотерической психологии. Но я ещё не написал своих главных работ, не выразил себя.
Неумолимо несётся, скачет время. Будет ли в нём место для того, чтобы создать всё задуманное?
— Ещё напишешь, — слышу я голос русского Писателя. — Бог даст, напишешь…
Творчество стало одним из смыслов моей жизни. Оно приближает меня к загадочному СОЗНАНИЮ. Но, как стало полностью очевидным, это, как и всё остальное, человеку — даётся, спускается свыше…