Альфа Эридана - Колпаков Александр Лаврентьевич. Страница 9

Лишенный отдыха, Руссов почернел и осунулся, ему некогда было как следует поесть; он торопливо проглатывал то, что удавалось найти в ящичке пилота; он боялся заснуть более чем на два-три часа. К исходу двенадцатых суток он настолько ослабел, что почти равнодушно воспринял сообщение расходомера топлива о том, что в корабле осталось всего сорок процентов первоначального запаса энергии. "Когда стрелка покажет ноль процентов, я, наконец, отдохну..." - вяло подумал Руссов. Его охватило тупое безразличие отчаяния, он страшно устал и почти с радостью прислушивался к коварному голосу энтропии: она звала его в мрачные океаны вечного небытия. Он закрыл глаза и бессильно сидел в кресле пилота, опустив руки. В таком положении он оставался долгие минуты, пока корабль изнемогал в борьбе с притяжением сверхкарлика.

Но вот где-то в глубине памяти возникло видение: "спящие" в анабиозе товарищи, которые ждут от него помощи; яркие картины родной Земли, деятельной и счастливой жизни людей, тружеников и его братьев. Они продолжают бесконечно совершенствовать Царство Свободы, скачок в которое начали совершать еще в дни его далекой юности, в дни, когда "Циолковский" уходил к Альфе Центавра. Он почти наяву увидел Светлану, услышал ее грудной голос.

Руссов с усилием поднял отяжелевшую голову. "Надо бороться до конца... до последнего эрга", - прошептал он, включая главный двигатель на полную мощность и стараясь не смотреть на шкалы расходомеров топлива.

Счетчик Времени равнодушно отбил еще двадцать восемь часов собственного времени ракеты. Оставалось тридцать пять часов собственного времени ракеты. Оставалось тридцать пять процентов энергии... двадцать шесть... "Паллады", содрогаясь, раскачивалась в черном пространстве. На экранах обзора бесстрастно полыхали какие-то причудливые сияния. Он понял, что это означает: пространство, смятое чудовищным тяготением сверхкарлика, почти замыкалось само в себя, неузнаваемо искажая ход лучей света от далеких светил: звезды с холодным равнодушием взирали на песчинку, барахтавшуюся в могучих объятиях космоса. Одиннадцать процентов от исходного запаса топлива!.. Внезапно он заметил, что стрелка указателя скорости корабля стоит на месте! Это могло означать только одно: реактивная тяга "Паллады", в течение четырнадцати суток израсходовавшей три четверти своих гигантских энергетических запасов, уравновесила, наконец, невообразимое тяготение звезды Цвикки, которая так и не показала свой страшный лик на экранах обзора. Корабль мучительно вибрировал в гибельном равновесии. Его двигатели не могли ни на грамм увеличить силу своей тяги они давно уже работали на опасном пределе, а сверхкарлик уже не мог ничего прибавить к силе порожденного им колосса гравитации. Руссов в отчаянии посмотрел на белый диск регулятора мощности радиоквантовой генерации: он был выведен до отказа. Сознание неотвратимости скорой гибели астролета исторгло у Руссова крик ярости и бессилия. Он уже ни на что не надеялся, даже на чудо. И вдруг пришла робкая мысль: "Стартовые двигатели!.. Два миллиона тонн дополнительной тяги!" Руссов рванул диски включения стартовых двигателей, ясно сознавая, что, расходуя стартовое, а, следовательно, и посадочное топливо, лишается возможности посадить впоследствии корабль на Землю или другую планету солнечной системы...

Короткий гром стартовых двигателей прозвучал, как песня побеждающего разума. Стрелка указателя скорости сразу ожила, затрепетала и лениво поползла вправо. Три часа гремела эта песня и умолкла: кончилось ядерно-водородное топливо. По лицу Руссова текли слезы радости: он знал, что победа осталась за ним, - сверхкарлик разжал, наконец, свои объятия. Пронзительный вой проснувшегося гравиметра показался ему небесной музыкой. По мере того как "Паллада" все дальше уходила от сверхкарлика, этот вой постепенно сменялся басистым урчанием; потом звук стал повышаться, в нем появились музыкальные тона - и вот уже снова полилась убаюкивающая песня - сказка свободного пространства!..

Руссов выключил главные двигатели, переводя корабль на инерциальный полет. У него еще хватило сил подняться и дойти до дверей анабиозной каюты. Он хотел сказать "спящим" товарищам, что они спасены во второй раз, но упал на пороге, погрузившись в непробудный сон смертельно уставшего человека... Однако, проснувшись много часов спустя, он все-таки вошел. Подобные гигантским вытянутым грушам, голубые корпуса ванн встретили его мягким сиянием прозрачных стен, торжественной тишиной сладкого забытья. Он долго всматривался в лица друзей и беззвучно плакал. В этих слезах было все: и радость спасения, и надежда еще увидеть товарищей живыми, и сознание непреходящей радости бытия, когда сердце бьется в унисон с сердцами всех людей. Ему показалось, что лицо Светланы, которое туманно рисовалось в недрах мерцающей жидкости, вдруг ожило в улыбке, а губы невнятно произнесли слова одобрения и привета...

Координаты звезды Цвикки, которые он узнал столь дорогой ценой, помогли ему с абсолютной точностью нацелить "Палладу" на солнечную систему. Это было теперь так просто: перо автомата вычертило на курсовой карте уже две стороны треугольника, в вершинах которого лежали Солнце, Альфа Эридана и звезда Цвикки. Ему оставалось лишь соединить прямой линией точку на карте, обозначавшую местоположение сверхкарлика, с условным знаком Земли, - он замкнул, таким образом, геодезическую мировую линию движения "Паллады" в пространстве. Уточнение и исправление программы заняло не более пяти дней.

...Израсходовав ровно половину оставшегося одиннадцатипроцентного запаса внутринуклонной энергии, Руссов разогнал "Палладу" до скорости равной - увы! - лишь восьми тысячам километров в секунду: больше тратить топливо было нельзя, ибо нечем было погасить достигнутую скорость при подходе к солнечной системе. Огромное нервное и физическое напряжение последних недель не прошло для него даром: он был близок к полной прострации и желал только одного - покоя. Покоя и отдыха, небытия и забвения! Поэтому Руссов почти равнодушно воспринял эти две цифры - "девять" и "восемь тысяч". Девять парсеков, которые нужно было пройти до Солнца, и 8 тысяч километров в секунду - скорость, с которой вынуждена теперь ползти "Паллада", не имея топлива для дальнейшего разгона... Не страшило его и то, что в результате столь малой скорости между кораблем и Солнцем пролегло теперь шестьсот лет пути. "Анабиоз... отдых... забвение", - шептал он, как в бреду, настраивая реле времени одной из пустующих анабиозных ванн. Но все же, прежде чем погрузиться в анабиоз, он гигантским усилием воли заставил себя тщательно проверить показания всех приборов управления, прослушать стройную симфонию, которую они разыгрывали в честь победы над космосом, и заложить в управляющее устройство сверхмощного радиопередатчика короткую программу, которая спустя шестьсот лет оживет в его сигналах: радиопередатчик будет монотонно слать в эфир позывные "Паллады" и слова, исполненные великой простоты: "Я - "Паллада"... Шестьсот лет иду по инерции... Могу затормозиться только до планетарной скорости... Для посадки нет топлива... на борту мертвый экипаж".

x x x

"Паллада" достигла солнечной системы через 594 года после того, как Руссов лег в анабиоз. Он не слышал и не мог слышать, как роботы, повинуясь заложенной им программе, в последний раз включили квантовые генераторы, как мощно запели магнитные поля, направляя поток радиоквантов, как затем умолкли двигатели, израсходовав последний киловатт энергии, но погасив скорость корабля до пятидесяти километров в секунду. "Паллада" вторглась в окрестности Плутона, посылая в пространство крик отчаяния: "Я - "Паллада"... Спасите нас, люди Земли!.."

Руссов ошибся ровно на пять лет при настройке реле времени, которое должно было "разбудить" его при подлете к солнечной системе. Поэтому он не мог видеть картину собственного спасения. Радиоголос "Паллады" был услышан и расшифрован станцией межзвездных кораблей на Титане [Титан - крупнейший спутник Сатурна.]... Два гигантских спасательных звездолета настигли мертвую "Палладу" в тот момент, когда она, пройдя по инерции всю солнечную систему, готовилась опять - теперь уже навсегда - кануть в космос. Уравняв свои скорости с ее скоростью, корабли заключили ее в могучие объятия соединительный ферм, а затем бережно понесли на Титан.