Психология свободы - Ткачёв Виктор Григорьевич. Страница 116

 

По режиму силы – о чём ещё возможно поговорить? А вот о следующем. Перетяжелённость психики фиксируется в жизнесмыслах. Ну, неспецифические психосоставители перетяжелённости, да перманентно стремятся запасть в какой-либо из смыслов, в лице коих себе разворачиваем жизнь. В "подвернувшееся под руку" жизненное значение – на предмет предъявы его тебе непринимательным негативом.

Так что специально не давать психоперетяжу проявлять себя тебе в жизнесмыслах. Держать его в "подвешенном по жизни" состоянии, не допуская до них. Через находимость подспудом в понимании, что дело не в смысловом жизненаполнении – его характере и виде, припуски для коих очень велики, – а дело в самом психоперегрузе. Ну, причина. Внутреннего дискомфорта.

Такое вот удерживание в себе психоперегруза. Поначалу через настрой "не знаю где быть и чем заниматься!" – в альтернативу имеемости того и другого гнётоиспытыванием от смыслооконкретившегося психоперегруза.

 

К четвёртому пункту четверика. Ещё раз "перепоём" его базовый методистский смысл. Коль закритично психоперегружен, то все психореакции тем и отменяются – заведомо. Поскольку каждая есть нагруз, а объявлен разгрузочный аврал – в качестве реакции на факт той закритичности. То есть все наличные психореакции – заведомо становятся без права на наличие, так что если и присутствуют, то лишь в заведомой подразумеваемости "подвешенности" их в тебе.

 

У кого высокая психоэнергетика, у того пихика как норовистый призовой скакун: сможешь удержать – покажет рекордные результаты, а не сможешь – так лишь беспорядочные скачки и метания: всю силу и́м отдаст, на них потратит.

 

Апелляция к будущей полноценной жизни, наличная при СОЖе, есть увод себя от борьбы с истерогеном, причём уводу этому истероген всячески в тебе способствует. Если его сечáс не убирать, он сохранится и в новых обстоятельствах, и будет так же мешать жить, как и ныне. То есть смена обстоятельств – сама по себе – его в тебе никак не ликвидирует: останется и будет "путаться под ногами" не хуже, чем сейчас. Изо всех сил припирать себя к этой соображёнке, и тогда, быть может, начнёшь-таки изживать в себе истероген.

Всё что дадут новые обстоятельства, это продемонстрируют, что ничего в тебе в принципе не изменилось. То есть что они не помогают и тем ничего не остаётся, как браться за себя самому. Но если это таки придётся, то глупо ведь ждать до того часа, вместо чтоб начать сейчас.

 

Младенцы тратят психосилу прежде всего трансцендентальным путём. Теургически влияют на мир – чтобы располагался в их пользу. Потом – по мере жизни – эта составляющая траты уменьшается – в пользу физических. У подавляющего большинства, лишь у немнóгих не давая затенить себя физическим, – и тем остаётся значительной.

 

К режиму силы. Имеешь себя наличной психонабранностью. Постоянно держишь себя за неё. Или её за себя, если угодно. То есть неизменно предстаёшь для себя ею, характер самопредставанья взяв такой! Чем перманентно и самопредставительствуешься ею, по-возможности гомогенатно. То есть с поглубже в неё распространённой обратной связью. Ведь "гомогенатно" – значит все психообразования на равных в тебе правах, а на равных два пробных из них иметь не можешь, если с ними одинаково не установил обратную связь.

 

Крайний выход: как понятие растворить истероген в более общем понятии психонабранности, в лице коей единственно себя и воспринимать. Или сказать – коей единственно самопредставаться. Тем оказываясь в позиции психомонизма. Наилучшего из возможных, на мой искушённый взгляд. Ещё бы нет, ведь лишняя набранность в психике сразу ощущается – неудобством и тяжестью, – и тем только и остаётся, что её распускать – по градиенту того ощущения.

То есть что? Набор психосоставляющих, который называли истерогеном, неспециально тонет у тебя в подразумевании вообщé всех возможных психосоставляющих, часть множества которых ныне тебя определяет. Выступает тобой. Частью множества которых на рассматриваемый момент самоявляешься. Тонет, и психотехнически такое – лучше. За истерогеном в себе нисколько не гоняешься, но тем не меней он прищучивается – неспециально. В порядке апериодического разрежения тобой всей наличной психонабранности, частью которой он – хочет не хочет! – выступает.

 

А перетяжеляем психику прежде прочего неспецифическим психонабиранием. Неспецифическая психонабранность как моторная настрополённость на психореакции! Введённость себя в готовность реагировать на жизнь, в её изменчивости. Но конкретика никоим образом не задана, оттого и говорим о неспецифике. Которая естественным образом стремится оспецифичиться. Воплотившись в конкретную по смыслу психореакцию – на базе наличного  поля жизни.

Так вот, отрабатывать конкретные психореакции, возникающие при психоперегрузе, это воевать с ветряными мельницами – подобно Донкихоту. Такие реакции плодятся как вши, когда на смену одной до конца исполенной – и тем снятой! – приходят две новые, что называется. Виной чему – как раз повышенность неспецифической психонабранности. Вот и надо ей противостоять напрямую, повышенности этой! Перманентно присаживая в себе неспецифичную набравшесть. Путём аннуляции всех тех своих былых дел, что тебя в эту внутреннюю реагентную неспецифику неспециально засадили. Ну, не шло каждое такое дело без общереагентной накачки, вот ты и "накачивался". С тем что дело заканчивалось, а накачка частью оставалась. Так и накопился порочный  внутренний фон. С коим теперь вот приходится разбираться.

Отказ от содеянного! От того, чем жил. Дескать, надо было или по-другому, или совсем не надо – если по-другому никак "не выгорало". Где по-другому – это чтоб мотивационно не напрягаться так, как напрягся. Подобной "чисткой себя" последовательно перебирать жизнь – до самого её начала! Выпалывая остаточные психонапряги, коих незаметно нахватался. До той степени, что в сумме вот предстали порочной "заведённостью на жизнь".