История ислама с основания до новейших времён. Т. 2 - Мюллер Август. Страница 15

Когда известие о гибели главнокомандующего дошло до Мухаллаба, недолго размышлял полководец, как ему поступить. Он понимал очень хорошо, что ему, представителю арабского владычества в Персии и заклятому врагу секты хариджитов, совершенно безразлично, кто бы ни стал разыгрывать роль халифа там, далеко на западе – Абд-аль-Мелик или ибн Зубейр. И он объявил без дальних околичностей, что готов признать Абд-аль-Мелика. Халиф утвердил его в прежнем сане и тем охотнее, что полководец был по происхождению йеменец, подходя как раз к преобладающему в Сирии направлению. Хотя в 72 (691) новый наместник, посланный Абд-аль-Меликом в Басру, вздумал было без ведома халифа сменить этого полководца, но уже в 74 (693) его снова назначили. Преемники его терпели постоянные поражения от неутомимого Катари, отстаивавшего свое дело по образцу старинных героев степей – мечом и песней. Мы скоро увидим, каким образом даровитый военачальник успел окончательно разрешить свою трудную задачу, пока же Абд-аль-Мелик довольствовался и тем, что по крайней мере Басра не попадет снова в руки хариджитов. После присяги, принесенной куфийцами новому повелителю Ирака, первой заботой халифа стало, понятно, покорение священных городов и уничтожение Абдуллы ибн Зубейра. Медина была занята без сопротивления; наместник Ибн Зубейра рассудил заблаговременно скрыться. С Меккой, однако, требовалось обойтись поосторожней. Если Абд-аль-Мелик сам распростился раз и навсегда со своим Кораном, то многие из его подданных так или иначе держались еще крепко священного писания. Надо было хорошенько дообдумать, где бы отыскать человека, подобного Муслиму либо Ибн Нумейру совесть которого не помешала бы в случае нужды обстреливать хотя бы святой храм. Старинные приверженцы, единственное вероисповедание которых, если они какое и имели, заключалось в преданности к дому Омейи, пали все искупительной жертвой мщения за Хусейна. Приходилось действовать на авось. Высшие чины брезгливо устранялись от исполнения далеко не лестного поручения. Выискался, однако, один из второстепенных офицеров, до сих пор ничем особенно не отличившийся; он сам навязывался под предлогом, что ему приснилось, будто он сдирает кожу с Ибн Зубейра. Человеку этому – звали его Аль-Хаджжадж Ибн Юсуф, из племени Сакиф – не часто приходилось прежде грезить: он был бедный школьный учитель из Таифа, за что потом нередко корили его прошлым. Во всяком случае, он принадлежал к числу тех исключительно редких школьных учителей, которым удалось закончить великую войну. По какому-то странному капризу ему-то и вручил Абд-аль-Мелик начальство, а Хаджжадж вскоре же выказал себя, каков он есть на самом деле. Новый полководец, который так же мало, как и Ибн Нумейр, стеснялся святостью Мекки, обложил город со всех сторон. Заработали без перерыва метательные машины, а вылазки осажденных каждый раз были отражаемы с успехом. Шесть месяцев стойко выдерживали мекканцы осаду, но ряды друзей Ибн Зубейра поредели от страшного голода. Хаджжадж и не думал питать злобы к врагам: стоило только сложить оружие, и в лагере принимали каждого благосклонно. Вскоре кругом Абдуллы остались лишь немногие. За последнее время претендент только и делал, что усердно проповедовал. Но наконец араб взял верх над духовным владыкой. Как передают, склоняясь на увещания своей столетней матери, Абдулла решил покончить свою неудачную жизнь честной смертью воина и пал вместе с горстью преданных 14 (или 17) Джумада I (14 октября 692).

Итак, с антихалифом было покончено, но все еще Абд-аль-Мелик не достиг конечной цели – воссоединения всей территории ислама под одним скипетром сынов Омейи. В сущности он властвовал ныне лишь в Сирии, Египте, северо-западе Аравии и Ираке. В большей части Аравии, Мидии и Персии хозяйничали хариджиты, а Хорасан был раздираем племенной враждой аздов, мудари-тов и раби’итов. Сходство основных черт управления халифа с приемами Му’авии высказалось и тут в яркой форме. Захотелось и Абд-аль-Мелику иметь своего Зияда, и он нашел его готового в лице Хаджжаджа, школьного учителя из Таифа. Все чаще и чаще стали получаться халифом в 75 (694) жалобы Мухаллаба. Этот полководец никак не мог справиться с хариджитами благодаря тому именно обстоятельству, что жители Куфы и Басры после восстановления спокойствия в Ираке и слышать не хотели о тягостной борьбе с раскольниками в персидской и мидий-ской гористой местности. Когда наместники высылали на подмогу к полководцу отряды, люди попросту, никого не спрашиваясь, возвращались к себе домой при первой возможности. В это время Хаджжадж, распоряжавшийся по-свойски и весьма грубо в Медине с остатками староверующих, вдруг получает приказ о своем назначении на пост наместника всего Ирака. Тотчас же отправился он в Куфу, а в Раджабе 7 5 (ноябрь 694) уже въезжал в город. Подобно Зияду сложилось у него правильное убеждение, что прежде всего нужно уметь говорить с народом прямо без обиняков, чисто по-арабски. С утренней зарей нагрянув неожиданно в город, новый наместник направился в мечеть и приказать собрать всю общину. Между тем куфийцы, с тех пор как им удалось прогнать Убейдуллу, несколько поотвыкли от повиновения наместникам. Не принимая даже в расчет восстания персов при Мухтаре, положения совершенно исключительного, за последние десять лет жители делали что хотели и почти всегда наперекор воле так называемых эмиров. Поэтому толпы беспечно повалили в мечеть. Говорили, что какой-то человек, приехавший с закрытым лицом, хочет там что-то сообщить общине. Многие спешили в надежде принять снова участие в свеженьком, веселеньком скандале. Их постигло, однако, неприятное разочарование. Когда вся община собралась, поднялся на кафедру какой-то никому не известный человек. Вместо обычного «хвала тебе, Создатель», которым начиналась каждая речь в этом священном месте, незнакомец провозгласил, срывая с лица покрывало и цитируя строфы одного языческого поэта [33]:

«Я сын того, кто светит [34] и над горами воспаряет. – Лишь только я сорву покрывало, вы меня узнаете!

О, клянусь Богом, – так продолжал он далее, – я взвалю на зло всю тяжесть ответственности за него, я выкраиваю наказание по мерке [35], и за равное воздаю равным. Клянусь Богом, я вижу головы, которые уже созрели, настало время скосить их, и мне чудится, что кровь уже струится меж чалмами и бородами…»

Через несколько строф он воскликнул:

«Жители Ирака, я вам не винная ягода, которую можно сдавить, и не верблюд, которого можно запугать, гремя старым бурдюком [36]. Меня ощупали, чтобы узнать мой ум [37], и на ристалище я уж добежал до столба. Повелитель правоверных, Абд-аль-Мелик, рассыпал свой колчан и испробовал зубами древки стрел своих [38]. Меня он избрал – крепчайшего из всех и на излом тугого. И вот он послал меня к вам – давно уж вы упорствуете в заблуждении, блуждаете в своем ослеплении. Клянусь Богом! Драть кожу буду с вас, как дровосек кору с деревьев, и скручу вас и буду бить, как мимозовые ветви (листья мимозы употребляют на дубление. Шипы препятствуют обрыванию, поэтому стягивают и связывают ветви веревкой, а затем бьют палкой по связке. Листья падают на землю, и их собирают.), и исколочу вас, как бьют чужого верблюда… (его подгоняют к воде вместе со своими, а потом прогоняют).

В таком же тоне продолжал наместник и далее. Можно себе представить, до какой степени возмущены были слушатели подобной речью. Когда же под конец по заведенному издавна обычаю новый правитель повелел прочесть официальное послание, в котором Абд-аль-Мелик объявлял ко всеобщему сведению жителям Ирака о назначении Хаджжаджа, и произнесено было вступительное обращение: «От Абд-аль-Мелика, повелителя правоверных, к верующим и муслимам Ирака. Мир с вами!» – не нашлось ни одного в толпе, кто бы произнес согласно этикету. – «Мир также и тебе, о повелитель правоверных!» – Хаджжадж немедленно же крикнул, обернувшись к чтецу: «Стой! А вы, рабы палки (то есть заслужившие палочные удары. – Л. М.), повелитель правоверных вас приветствует, и никто из вас не нашелся воздать должное на привет? Так вот как понимал вежливость Ибн Нихья (бывший доселе начальником полицейских в Куфе. – Л. М.)! Клянусь Создателем, я вас приучу к другой!» – И когда снова по знаку эмира начал чтец послание, все присутствующие в один голос как бы по команде произнесли: «Мир тебе, повелитель правоверных!»