Великий йогин Шри Шивабалайоги Махарадж. Жизнь, духовный путь, наставления по практике - Сингх Ханут. Страница 5

Накануне того великого события – в субботу, 6 августа 1949 года, – в сознании моем возникло некое предчувствие событий следующего дня. Я был всецело поглощен мыслями о том, что мне нужно отправиться в Какинаду, чтобы привезти оттуда маму и Нанаджи, дедушку по матери. Поскольку для этой поездки мне нужны были деньги, большую часть дня я обходил своих покупателей, которые были должны мне за приобретенный товар.

В воскресенье, 7 августа 1949 года, я легко позавтракал простоквашей и рисом, после чего отправился поиграть с приятелями. Мы играли в шарики с шести утра до двух часов дня. В тот день у меня была полоса везения, и я выиграл все игры. Приблизительно в два часа я проголодался и решил пойти домой. Выигранные деньги я забрал, а выигранные шарики разделил между друзьями. Затем купил овощей и отнес их домой к своей сестре, чтобы она приготовила обед.

Пока я ждал обеда, ко мне в гости заглянул мой приятель Гангараджу и предложил сходить вместе с ним искупаться в канал Годавари, протекающий вдоль окраины нашей деревни. Я ответил, что проголодался и устал, так что мне не хочется идти. Но Гангараджу настаивал, а поскольку сестра сказала, что обед будет готов не раньше, чем через полчаса, я все-таки согласился пойти с приятелем. Когда мы пришли на дамбу канала, там все еще продолжалась игра в шарики, и мы присоединились. Я снова выиграл. Теперь уже было около трех часов дня, и я проголодался дальше некуда. Я отправился в расположенную неподалеку гостиницу и потратил выигранные деньги на обед – пару штук вада и чашечку кофе.

Потом мы возобновили путь к каналу, чтобы, наконец, искупаться. Нам нужно было пройти через рощу из пальмировых пальм. Едва мы туда вошли, на землю сами собой упали три плода. Мальчишки, которые шли вместе с нами, побежали, чтобы подобрать плоды, и, поскольку меня единодушно считали главой нашей маленькой группы, ребята отдали фрукты мне. Плод пальмировой пальмы можно легко разделить на четыре равные части. Поскольку всего нас было двенадцать, включая меня самого и Гангараджу, я смог легко разделить плоды на всех, выдав каждому по кусочку.

Отведав вада в гостинице, я там же зажег одну из своих сигарет биди, и я еще продолжал курить ее, когда делил плоды. Держа сигарету в зубах, я очистил пальмировый плод, а затем стал выдавливать из него сок. И в этот миг по непонятной причине все мое тело задрожало. Я удивился тому, что со мной происходит, когда вдруг внезапно увидел джйоти (свет), исходящий из плода в моей руке. Почти в тот же миг плод также стал испускать омкара дхвани (звук «Ом»). Зачарованный, я глядел на плод пальмирового дерева, а между тем божественный свет и звук окатывали меня волнами блаженства, в результате чего тело мое перестало дрожать и ум мой погрузился в покой и умиротворение. По мере того как я продолжал наблюдать этот странный феномен, плод, находившийся у меня в руке, исчез, и вместо него я увидел шивалингам. Этот шивалингам был черным, приблизительно фут-полтора в высоту. Все это время продолжал звучать омкара шабад (звук «Ом»), а шивалингам испускал все тот же ослепительный свет. Я неотрывно смотрел на этот шивалингам, и вдруг он раскололся пополам. Две половинки распались (полагаю, что в этот же момент из моей руки выпал плод пальмиры), и я увидел стоящего передо мной человека в одеянии джангам дэвара [10]. Человек был более семи футов [11] ростом и обладал сильным, ладно сложенным и пропорциональным телом. Темнокожий, с необычайно красивым лицом и большими выразительными глазами. Его длинные джата (спутанные волосы, какие носят йогины) были собраны на макушке, как их носили риши древности, на шее было надето ожерелье из семян рудракши, также на его широкой груди покоился маленький шивалингам, висевший на шнурке. Еще он носил белое дхоти, опять-таки надев его в такой манере, как его носили древние риши. Он испускал яркое сияние, затмевавшее собой все вокруг. Я мог видеть лишь этого йогина, озаренного светом, и ничего более. Йогин обратился ко мне на телугу – предложил сесть. «Почему вы хотите, чтобы я сел?» – спросил я. Но йогин только повторил свой приказ, чтобы я сел. И я сел. Тогда он велел мне сесть в падмасану (поза лотоса). Я ответил, что не умею сидеть в падмасане. Тогда йогин сложил мои ноги должным образом так, чтобы я сидел в падмасане. Затем он велел мне закрыть глаза. Я снова стал возражать: «Почему вы хотите, чтобы я закрыл глаза?» Он повторил: «Закрой глаза, и узнаешь, зачем». Едва я закрыл глаза, он прикоснулся средним пальцем к моей точке бхрикути (точка на лбу между бровей) и легонько похлопал меня по голове. Мое внешнее сознание тут же отключилось, и я ушел глубоко в самадхи [12]. Я совершенно перестал осознавать собственное тело и все вокруг: все, что я видел теперь, был тот же самый озаренный ослепительным светом черный шивалингам, который ранее появился в моей руке, и все, что я слышал, был омкара дхвани. Мой ум всецело погрузился в это видение и этот звук, отрешившись от всего остального.

Любопытно заметить, что, пока разворачивалась эта духовная драма, все другие мальчишки, товарищи Сатьяраджу по играм, ничего не видели и не слышали. Они с аппетитом поедали плоды пальмировой пальмы или просто играли в свои игры. Однако довольно скоро они обратили внимание, что Сатьяраджу сидит в сторонке с закрытыми глазами в йогической позе. Ребята поначалу подумали, что это такая игра – дескать, он изображает из себя садху, – и стали над ним подтрунивать. Поскольку Сатьяраджу не реагировал на их реплики, мальчишки стали вести себя настойчивее – даже грубо. Некоторые пытались вывести его из падмасаны, другие просто отвешивали ему тумаки. Он оставался неподвижен. Тогда они перемазали его тело соком плода пальмировой пальмы и илом, принесенным из канала. Когда Сатьяраджу не отреагировал даже на это, ребята просто перетащили его к каналу и усадили в воду. Но Сатьяраджу просто не осознавал всех этих проделок, совершаемых товарищами, а поэтому по-прежнему никак не реагировал. В какой-то момент ребятам стало понятно, что Сатьяраджу вовсе не играет с ними, но вместе с тем не могли понять, что на него нашло. Его бессознательное и словно бы даже безжизненное состояние их напугало. Забеспокоившись, как бы их не обвинили в том, что это они довели его до такого, ребята смыли всю грязь, которой измазали тело приятеля, вынесли его из канала и усадили на дамбу. Затем побежали домой и сообщили родственникам о странном и необъяснимом состоянии Сатьяраджу.

Тут нужно напомнить, что мама и дедушка Сатьяраджу на тот момент были в отлучке – в Какинаде. Поэтому, когда мальчишки принесли весть о случившемся в деревню, на дамбу, где сидел погруженный в самадхи Сатьяраджу, отправился его дядя в сопровождении еще четырех или пяти человек. Крайне озадаченные, эти люди просто застыли на месте и таращились на юношу, не зная, что предпринять. Затем один из них – человек по имени Гора Маллана – предположил, что юношей овладел какой-нибудь призрак или злой дух. Чтобы изгнать этого мнимого духа, он принялся колотить юношу деревянной дубинкой, которую принес с собой. При этом он случайно ударил Сатьяраджу по тому самому месту на лбу, куда совсем недавно прикоснулся божественный гуру. В результате этого удара глубокое самадхи Сатьяраджу прервалось, и к нему в некоторой степени возвратилось сознание – в достаточной мере, чтобы он смог отдать себе отчет в том, что вокруг собрались люди. Вместе с тем перед его взором все еще оставался озаренный светом шивалингам, который не позволял ему видеть достаточно ясно. Он еле-еле узнал в одном из собравшихся вокруг него людей своего дядю и попросил, чтобы тот дал ему дхоти вместо шортов, в которые юноша был одет. Дядя дал ему отрез материи, который захватил с собой, и, когда Сатьяраджу поднялся на ноги, чтобы должным образом обернуть вокруг себя эту ткань, двое из пришедших подхватили его под руки, после чего кое-как доставили домой. Все это время люди, которые пришли за юношей, докучали ему всевозможными вопросами, силясь понять, в чем причина его странного состояния. Кто-то допытывался, не овладел ли мальчиком призрак или дух, другие спрашивали, не овладело ли им деревенское божество, а еще кто-то интересовался, не стал ли он садху. Но Сатьяраджу не отвечал. Он весьма смутно понимал, что происходит вокруг, и ум его в любом случае был почти полностью погружен в Божественное Видение шивалингама, который постоянно оставался перед его взором.