Грех межзвездный - Фармер Филип Хосе. Страница 19

А Жанетта уж и все свои страхи позабыла. При слабом свете от приборов на панели она подняла взгляд на Хэла. И ахнула:

– Хэл Ярроу, что с тобой сделали?

А Хэл был – краше в гроб кладут: щеки ввалились, одну из них судорогой свело, на другой четкий шрам от семихвостки, под глазами синие круги, на лбу сыпь, как после приступа лихорадки.

– Сумасшедшее дело, всякий скажет, – отозвался Хэл. – Сунул голову в пасть ко льву. Как видишь, не откусили. Кое-кому не по зубам оказался Хэл Ярроу, кое-кому теперь стоматолог нужен.

– Объясни, что случилось.

– Ты слушай. Не удивляет, почему это при мне Порнсена нет, почему это он мне святым духом в затылок не дышит? Не удивляет? Плохо ты нас знаешь. Есть только один способ получить вид на жительство вне корабля в Сиддо. Так, чтобы АХ не болтался рядом и за каждым шагом не следил. И чтобы тебя не оставить навечно в этих дебрях. Вот этого я уж никак не мог допустить.

Она погладила кончиком пальца складку от носа до уголка губ у него на лице. Обычно он от такого ежился, не выносил чужого прикосновения. А теперь даже не дернулся.

– Хэл, – ласково сказала она. – Мо шек.

В жар бросило. «Милый мой». Ну, а почему бы и нет?

Чтобы не поддаться хмелю от ее прикосновения, одно было средство – говорить без умолку.

– Только один способ был. Добровольно пойти на детектор.

– Уо дете'ток. Что это такое?

– Избавитель от АХ'а. Прошел детектор – значит, чист, значит, вне подозрений. По крайней мере, в теории. Ох, и всполошилось начальство, когда я подал бумагу! Чтобы хоть один ученый добровольно пошел, такое не в заводе. Иное дело – уриелиты или аззиты, у них другого средства пробиться в иерархи нет.

– Укиелиты? Аззиты?

– Ай! Попы да полицаи, так их испокон веку называли. Впередник переименовал. По прозваниям ангелов. В видах государства и церкви. В талмуде выискал. Ясно?

– Нет.

– Потом объясню. Короче, на детектор рвутся одни фанаты. Остальная толпа идет по принуждению. Уриелиты на мой успех не рассчитывали, однако закон есть закон: заявление есть – не допустить нельзя. Да и скучно им, поразвлечься охота. На их манер, на живодерный.

Невеселые воспоминания.

– Подал заявление, и назавтра велят мне в 23. 00 по корабельному явиться в психушник между спецслужбой и санчастью. Я перед этим заскочил к себе в каюту и достал из шкафчика пузырек с наклейкой «Витамин ясновидения». Порошок. По идее, на пейотле замешан. Гриб такой, наркотик жуткий, им когда-то знахари индейские пользовались.

– Не понимаю.

– А ты слушай. Главное схватишь. Этим «витаминчиком» предварительно пичкают там каждого. «Очищение» называется. На двое суток сажают под замок, жрать не дают, одни молитвы, электроплетка, и с голоду, да от этого «витаминчика» всякая дурь мерещится. Как будто ты хронопаломничество совершаешь.

– Не понимаю!

– «Не понимаю», «не понимаю»! Кончай ты эти свои «не понимаю»! Дуррология сплошная, времени нет объяснять. Я десять лет бился, чтобы все это по полочкам разложить. И вполовину не разложил. А спросить нельзя. Еще подумают, я усомнился. Но у меня-то в пузырьке совсем другой «витаминчик». Я его еще перед отлетом с Земли изготовил. Оттого-то так смело и попер на детектор. Оттого-то и не дрейфил до бессознания, как у них задумано. Хоть и обдрожался порядком. Уж поверь.

– Верю. Ты смелый. Ты поборол страх. От смущения в краску бросило. Впервые в жизни его похвалили.

– За месяц до отлета прочел я в одном журнале из тех, что мне читать положено, статеечку одного химика, как он синтезировал очередной препарат. Противовирусный. От марсианской лихорадки. А под статеечкой внизу – примечаньице. Мелкими буковками по-еврейски. Стало быть, автор понимал, что за мину закладывает.

– Пфукуа?

– Ах, «пуркуа»? А пуртуа, что написал по-еврейски, чтобы поняли только те, кому следует. О таких вещах вслух не говорят. В том примечании пропечатано, что у пораженных лихорадкой этой самой на блюдался иммунитет к гипнотику. И что поэтому уриелитам прежде испытаний на детекторе следует убеждаться, что испытуемый не является носителем вируса.

– Мне не уследить за мыслью, – сказала она.

– Могу и помедленнее. Гипнотик еще называют «сывороткой правды». Я сразу понял, где собака зарыта. В статье-то напрямую говорилось, что марсианскую лихорадку у испытуемых вызывали искусственным путем. Каким именно, не указано было, но в других журналах я быстро сыскал, что за препарат ее вызывает и как с ним обращаются. И подумал: если натуральная лихорадка дает иммунитет к гипнотику, то не даст ли того же и искусственная? Сказано – сделано. Я приготовил дозу, ввел себе препарат, ввел гипнотик и проверил, смогу ли врать тестеру. И вышло, что смог, хоть накачался гипнотиком будь здоров!

– Какой же ты умница! Как отлично придумал! – промурлыкала она.

И потрогала его бицепс. А он напряг руку. Чепуха, конечно, но так хотелось, чтобы его посчитали богатырем.

– Да чушь собачья! – сказал он. – Слепой и то разобрался бы. По правде сказать, не удивился бы, если бы того химика аззиты зацапали и дали указание срочно разработать новую «сыворотку правды». Может, так оно и было, но нас не коснулось. Поздно. Мы уже отбыли… В первые сутки обошлось без треволнений. Зарядили тест на двенадцать часов, сначала письменный, а потом устный. Сериализм. Дур-рова теория времени в развитии Сигмена. Не раз проходил. Пустяки, хоть и утомляет. На следующее утро встал пораньше, принял ванну, глотнул своего лжевитаминчика. Пожрать не дали, загнали в камеру. Двое суток провалялся там на койке. Лжевитаминчик ел и водичкой запивал. Кнопочку нажимал, электроплетку включал. Чем больше себе порки задаешь, тем больше к тебе доверия. Никаких видений мне не было. Лихорадкой перебил. Тут все чистенько. Если усекут, что реакция не та, можно сослаться, что у меня к «витамину ясновидения» нечувствительность. Такое редко, но бывает.

Глянул вниз. Внизу был лес, застывший в лунном свете. Кое-где светлые квадратики или шестиугольнички – огни на хуторах. Впереди забрезжила холмистая гряда, за которой притаился город.

– Так и отвалялся я свои двое суток «очищения», – продолжил Хэл, безотчетно ускоряя речь по мере приближения к городу. – Встал, оделся, церемониальную трапезу мне подали. Мед и акриды.

– Фу!

– А что? Кузнечики как кузнечики, особенно если с детства их жевать привык.

– Ой, кузнечики – это очень вкусно, – ответила она. – Я их столько раз ела. Но с медом! Меня стошнило бы.

Он пожал плечами. И сказал:

– Внимание! Гашу свет. Ложись на пол. Плащ накинь, маску надень. Сойдешь за жучу.

Она послушно соскользнула с сиденья. Потянувшись к выключателю, он глянул вниз. Она наклонилась, расправляя плащ, и стала видна линия ее великолепной груди. Соски были алые, как губы. Отвернулся, но образ так и стоял перед глазами. И проняло до глубины души. Но не от застенчивости, это Хэл при всем том понял. Застенчивость на время куда-то делась.

Не ко времени было, но он продолжил:

– И явился иерарх. Сам сандальфон Макнефф. Со свитой: богословы, дуррологи, психонейропараллелисты, вмешателисты, подкорковисты, хроноэнтрописты, псевдотемпоралисты, космообсервисты. Посадили меня на стульчик в фокусе модулирующего магнитодетекторного поля. Вогнали дозу гипнотика. Выключили свет, помолились за меня и давай распевать главы из «Талмуда Запада» и «Пересмотренного Святого писания». Один элохимметр светится…

– Эуо-имметк? Что это?

– «Элохим» – по-еврейски «бог». А «метр» – ну, вот эти штучки, – указал он на панель управления. – Только он здоровенный, круглый, стрелка с мою руку, на месте не стоит, туда-сюда мечется. И шкала еврейскими буквами размечена, считается, какой-то смысл за ними есть для тех, кто тест проводит. А все остальные – в этом деле полные тумаки. Но ведь я – то ШПАГ. У меня доступ есть ко всем книгам, в которых этот тест описан.

– И ты знал, как отвечать?

– Конечно. И все это ерунда, потому что гипнотик всю правду вытягивает… Но только не у тех, кто болен марсианской лихорадкой, без разницы, натуральной или искусственной.