Одиссея Грина - Фармер Филип Хосе. Страница 7

Герцогиня, обычно скучавшая во время таких разговоров, вдруг сказала:

— Давай устроим охоту на следующей неделе. Я так устала за последнее время, что не могу уснуть по ночам. Мне кажется, это потому, что я буквально заперта в этом старом унылом здании. И стул в последнее время у меня плохой. Мне нужен свежий воздух и движение, — и она пустилась в подробности насчет своего пищеварения.

Землянин, который думал, что уже привык к местному обычаю вслух обсуждать такие проблемы, даже позеленел.

На предложение об охоте герцог откликнулся не сразу, он воздел глаза, обращаясь к богам. До тридцатилетнего возраста он наслаждался охотой. Но, как большинство людей своего класса, он быстро набрал вес после тридцати и стал домоседом. Вера в то, что жир продлевает срок человеческой жизни, бытовала среди них. Большой живот и двойной подбородок доказывали также аристократичность происхождения и толщину кошелька. К несчастью, упадок энергии, который сопровождал процесс накопления жира, наряду с обязанностью вступать в зимние браки, породили еще один обычай при дворе: молодая жена аристократа должна иметь невольника. Именно на Грина и посмотрел герцог.

— Почему бы ему не сопровождать тебя на охоте? — с надеждой спросил он. — У меня так много дел здесь.

— Да уж, сидеть на своей толстой подушке и перекладывать своих птичек, — сказала она. — Нет!

— Очень хорошо, — отозвался он уступчиво. — У меня есть раб в бараках, которого нужно наказать за драку со старшим. Мы используем его вместо дичи. Но, я думаю, надо дать ему недели две — потренировать ноги и легкие. Иначе это трудно будет назвать охотой.

Герцогиня нахмурилась.

— Нет. Мне скучно сейчас. Я не могу ждать так долго.

Она бросила взгляд на Грина, и он почувствовал, как у него свело живот. Наверное, она заметила холодноватое отношение к себе. Эта охота была предложена отчасти для того, чтобы намекнуть ему, какая судьба его ожидает, если он не взбодрится и не станет внимательнее. Но не эта мысль заставила сердце екнуть. Ведь в конце следующей недели ветроход Майрена должен поднять паруса, и Грин должен находиться на его борту. Теперь же ему придется сопровождать охотников в предгорья.

Грин с надеждой посмотрел на Майрена, но купец лишь, пожал плечами, как бы говоря: «Что я могу поделать?» Он был прав. Майрен не мог предложить себя в компанию охотникам и тем дать шанс Грину проскользнуть на корабль после охотничьей вылазки. День, в который «Птице Счастья» предстояло отойти от ветролома, был последним из возможных. Он не мог допустить, чтобы дожди захватили корабль посреди бескрайней равнины.

6

Весь следующий день Грин был слишком занят составлением распорядка охотничьей вылазки, чтобы хандрить. Но, когда пришла ночь, он оказался наедине со своими мыслями. Может быть, стоит притвориться больным и остаться в замке, когда отряд отправится на охоту?

Нет, ведь они тотчас же объявят, что им овладел демон, и отправят его в храм Апокваза, бога здоровья. Там он будет торчать взаперти, пока не объявит себя здоровым. Незавидная участь у попавших в храм Апокваза смерть для них неминуема. Если не от собственной болезни, так от еще какой-нибудь заразы. Сам Грин не боялся подхватить одну из многочисленных зараз, что лютовали в храме. Как и все люди звездного поколения, он носил в своем теле хирургически имплантированный орган, который автоматически анализировал любой внедрившийся посторонний микроорганизм или вирус и производил антитела для борьбы с ним. Этот орган размещался на месте удаленного аппендикса. Когда внутренний лекарь занят работой, ему требуется питание и он излучает тепло, что лишний раз напоминает хозяину о его присутствии. Возросший аппетит плюс легкая лихорадка свидетельствуют, что борьба с врагом заканчивается и через несколько часов его благополучно выдворят за пределы организма. За те два года, что Грин находился на планете, было не меньше сорока таких случаев. Грин убедился, что в каждом случае он был бы мертвее мертвого, если бы не симбиоз с новым органом.

Но и это ему сейчас не поможет. Если он прикинется больным, его запрут в храме и он не сможет попасть на ветроход. Если он отправится вместе с охотниками, не видать ему судна, как своих ушей. А что, если исчезнуть в ночь накануне охоты и спрятаться на корабле, пока в замке будут понапрасну его искать? Не слишком надежно. Первым делом Зьюни прикажет задержать все корабли за ветроломом и обыскать их, чтобы найти беглеца. И тогда Майрену придется задержаться настолько, что он не рискнет отправляться в путь. И даже если он, Грин, спрячется в каюте Майрена, где будет, вероятно, в безопасности, все равно это будет неоправданная и бесполезная задержка.

Тогда, может быть, следует исчезнуть на несколько дней раньше, так, чтобы Майрен мог успеть перегрузить товар? Надо завтра повидать купца. Если Майрен согласится с его планами, Грин должен исчезнуть через четыре ночи начиная с этой, для того чтобы иметь в запасе еще дня три на перетряхивание и перегрузку ветроходов. К счастью, емкости не нужно будет снимать, потому что любому дураку ясно, что беглец не станет прятаться среди рыб.

Он облегченно вздохнул и расслабился — выход нашелся, хотя и очень опасный выход. Он сидел на скамье, что стояла в нише возле пешеходной дорожки на стене замка. Небо было прекрасным — звезды на нем были намного крупнее и ярче, чем на земном. Восходили большая и малая луны. Большая только-только осветила горизонт, а малая уже поднялась в зенит. Смешанный свет лун и звезд несколько смягчал мрачный вид трущоб лежащем внизу города и даже придавал пейзажу налет романтизма и красоты. Большая часть Квотца таилась во мраке — на улицах не было фонарей, а окна были плотно зашторены: обитатели боялись воров, вампиров и демонов. Лишь иногда пламя факела в руке слуги загулявшего рыцаря или богатея мерцало в темном ущелье между нависающими громадами домов.

Позади города высился амфитеатр, сформированный холмами, уходящими на север, и огромной кирпичной стеной, построенной, чтобы продолжить естественный ветролом. Широкий проход был оставлен, чтобы протаскивать через него ветроходы со спущенными парусами.

Сразу за ним начиналась бескрайняя равнина, будто какой-то великан-строитель сгладил рукой холмы и объявил, что отсюда и дальше не должно быть никаких неровностей. К западу расстилалась необыкновенно ровная травянистая равнина Ксердимура. Десять тысяч миль плоской, как доска, поверхности, лишь иногда вздымаемой островками лесов, руинами городов, колодцами, палатками бродячих варваров, стадами диких животных, стаями травяных котов и страшных свирепых собак, а также таинственными и, по-видимому, воображаемыми двигающимися островами; как говорилось в легендах — эти горы камней и грязи передвигались по равнине по собственной воле. Как им вздумается, так и двигались.

«Как и многое на этой планете, — думал Грин, — величайшая опасность для навигации существует лишь в предрассудках ее населения. Ксердимур невероятный феномен, не имеющий аналогов. Ни на одной из открытых землянами планет нет ничего похожего. Удивительно, как равнина сохраняет свою ровную поверхность, если грязь из-за эрозии почвы во время дождей постоянно стекает с окрестных холмов и гор. Дожди, конечно, тоже должны вносить свою лепту в процесс разрушения гладкой поверхности равнины. Трава, которой поросла равнина, длинная, с очень прочными корнями. И если правда то, что мне говорили, то корни связывают почву в своеобразный монолит».

Была и другая вещь, над которой стоило задуматься: ветра, что постоянно дули над равниной и двигали колесные парусные суда. Чтобы дул ветер, в атмосфере должна существовать разность давлений, а эта разница обычно возникает из-за перепада температур. И хотя Ксердимур был окружен горами, на всей его десятитысячемильной территории не было ничего, что могло бы усилить потоки воздуха. Так казалось Грину, хотя он и не особо доверял своему опыту в метеорологии. С другой стороны, дули же земные ветра над морями и не теряли своей мощи даже за тысячи лиг от мест своего зарождения. Или они каким-то образом усиливались? Он не знал. Он знал лишь, что такой аномалии, как Ксердимур, просто не должно существовать. Ко всему этому и само существование здесь человека было столь же удивительно, сколь и нелепо. Хомо сапиенс был разбросан по Галактике. Куда бы ни попадали корабли землян, они обнаруживали, что каждая четвертая из населенных планет заселена разумными существами, относящимися к их собственному виду. Доказательством этому была не только схожесть внешнего облика землян и жителей других планет, но и возможность иметь потомство. Земляне, сирианцы, альдебаранцы — разницы не было. Мужчины с этих планет могли иметь детей от женщин с любой другой планеты.