Седина в бороду - Фарнол Джеффери. Страница 11

Сэр Мармадьюк ограничился кивком.

– А как же врач? – Дентон заглянул через плечо Брендиша. – Должен присутствовать врач.

– К черту врача! – вскричал эсквайр. – Когда я уложу этого наглеца, врач ему больше не понадобится.

– А секунданты?

– К черту секундантов! Ты будешь и свидетелем, и секундантом.

– Это не по правилам, Брендиш! – возразил Дентон.

– Да, не по правилам. А что скажет наглый джентльмен?

Сэр Мармадьюк взглянул на него и презрительно пожал плечами.

– В половине девятого! – бросил он и повернулся спиной.

Эсквайр Брендиш изверг новые потоки брани и зашагал прочь, стуча каблуками и звеня шпорами.

– Дуэль, сэр? – спросил Бен и печально покачал головой.

– Да, дуэль, – ответил сэр Мармадьюк и выглянул в сад.

– Говорят, что эсквайр Брендиш уже убил человека на дуэли, сэр.

– Тем больше оснований убить его, Бен.

– В половине девятого, сэр?

– Да, я могу без спешки поужинать.

– Да, да, сэр, но ведь для стрельбы будет несколько темновато.

– Ну, мы можем встать поближе друг к другу.

– Боже! – в испуге воскликнул Бен, его добродушное лицо побледнело. – Это звучит уж слишком кровожадно, сэр.

Затем, словно осененный внезапной мыслью, он выбежал из комнаты и вскоре вернулся с чернильницей и листом бумаги.

– Что это? – удивленно спросил сэр Мармадьюк.

– Учитывая обстоятельства, сэр, ваше завещание…

– Вот это да! Ну и предусмотрительность!

– А что вы думаете, сэр, капитан Чомли однажды дрался на дуэли, но прежде на всякий случай составил завещание. Я был свидетелем.

– Хорошо, – кивнул сэр Мармадьюк, – у меня, кажется, появилась мысль! – Он сел за стол, обмакнул перо в чернилах и написал следующее:

– Необходимы два свидетеля, ваша честь!

Сэр Мармадьюк кивнул. Бен извлек из кармана боцманскую дудку, выглянув в окно и издал пронзительный свист. Вскоре в дверях появился краснолицый парень с буйной шевелюрой.

– Джордж умеет писать свое имя.

– Превосходно! – сэр Мармадьюк вручил еще сильнее покрасневшему Джорджу перо, а впридачу полкроны, и показал, где тому следует поставить свое имя.

– Не торопись, Джордж, – несколько обеспокоенно посоветовал Бен. – Сделай глубокий вдох и успокойся.

Подбодряемый подобными советами, Джордж расправил плечи и, высунув язык, принялся за работу с внушающим страх усердием выводя скрипящим пером бесчисленные завитушки. Но вот дело было сделано, он с облегчением вздохнул, поклонился и, сияя как медный таз, удалился. Теперь уже его хозяин схватил перо так, словно это был гарпун, окунул его в чернила, с силой встряхнул, склонился над бумагой и, вытаращив глаза и закусив нижнюю губу, поставил свою подпись. После этого сэр Мармадьюк посыпал лист песком, сложил его и передал удивленному трактирщику.

– Бен Бартер, – сказал он, – я желаю, чтобы вы хранили эту бумагу до тех пор, пока я не попрошу ее обратно. Согласны?

– Да, сэр.

– И никому ни слова!

– Буду нем, как рыба, сэр! Можете на меня положиться!

– Спасибо, Бен.

– А теперь можно поговорить и об ужине, сэр. Что вы скажете о тушеной в каперсовом соусе баранине?

– Превосходно, Бен.

– Тогда все будет готово в течение часа, сэр.

Он тотчас удалился, предоставив сэру Мармадьюку возможность в одиночестве прогуляться по саду. Через несколько шагов джентльмен наткнулся на беседку, укрывшуюся в зарослях жимолости. Вдохнув благоухание, он вспомнил, что в последний раз этот аромат… Тут чуткое ухо нашего героя уловило быстрые легкие шаги, и он, оглянувшись, увидел ту, о которой только что думал. От неожиданности джентльмен застыл на месте – его поразили безыскусная красота и природное изящество девушки. Роскошные волосы, выбивавшиеся из-под чопорной шляпки, непослушными локонами спускались вдоль щек; серьезные большие глаза под изогнутыми бровями; алые пухлые губы; решительный подбородок; великолепная фигура, утаить которую не могло даже скромное серое платье, броней укрывшее ее стройное тело. Наблюдая за ее быстрой грациозной походкой, сэр Мармадьюк позабыл обо всем на свете.

А девушка уже схватила его за запястья своими сильными маленькими руками, встревоженно заглянула в лицо и, стараясь справиться с волнением, спросила:

– О Джон… Джон Гоббс, что… что это такое о тебе рассказывают? Неужели ты собираешься драться с эсквайром Брендишем, с этим ужасным человеком… из-за меня…

– Нет, – ответил он, бодро улыбаясь. – Нет…

– Так ты не собираешься драться?

– Собираюсь, но не из-за тебя, Ева-Энн.

– Тогда почему, почему?

– Потому что я питаю сильнейшее отвращение к его персоне…

– Нет, Джордж все видел и слышал, и Бетти тоже слышала. Бетти рассказала мне, что дуэль назначена на вечер, на половину девятого, в дальней роще. О Джон, ведь драться – это смертный грех.

– Но весьма свойственный человеку, – беззаботно ответил сэр Мармадьюк. – А я стал гораздо больше похож на человека с того момента, как встретил… то есть с недавнего времени.

– Ты хочешь сказать, с тех пор как встретил меня?! О, Джон, неужели я действительно сделала тебя более человечным?

– Вынужден это признать.

– И именно поэтому ты облил эсквайра Брендиша и ненавистного Дентона… – ее губы дрогнули, – и поставил на карту свою жизнь! – Она вздохнула и стиснула его руку. – О, друг Джон, я прошу тебя, я умоляю тебя – откажись! Брендиш очень жестокий и дурной человек, и все же, если он оскорбил или обидел тебя, ради Господа нашего, прости его.

– Нет, дитя мое…

– Тогда ради самого себя…

– Энн, это невозможно.

– Тогда, о, Джон, ради меня.

Она взглянула на джентльмена с такой страстной мольбой, что он смутился. Сэр Мармадьюк склонился и поцеловал ее руки, сначала одну, потом другую. Девушка поняла: ее просьбы ничего не изменят.

– Джон, – прошептала мисс Ева, – мой добрый друг, если тебя убьют…

– Это разрешит многие трудности, дитя мое.

– И разобьет мне сердце, ибо я останусь опять одна, а ты ведь мой друг… мой единственный друг.

– И всегда им буду! – с жаром воскликнул он.

– И ты все равно не откажешься от дуэли?

– Нет.

– В дальней роще, в половине девятого! Если ты умрешь таким греховным образом, если он убьет тебя…

– Ну, вообще-то, я не собираюсь умирать.

– Ах, Джон, не надо насмехаться надо мной, ведь я действительно с ума схожу из-за твоего упрямства. И даже если ты убьешь этого дурного человека, то его кровь навсегда запятнает тебя! Зачем подвергать опасности свое тело и свою душу, Джон?

– Быть может, ради того, чтобы снова стать человеком, – спокойно ответил он.

– И ничто не поколеблет твоего решения?

– Ничто.

Она расплакалась и сквозь слезы продолжала укорять, умолять, уговаривать, но сэр Мармадьюк остался при своем, лицо его затвердело. Наконец Ева-Энн отвернулась, безнадежно махнув рукой.

– Бог простит тебя, Джон. Он защитит тебя!.. – в отчаянии воскликнула девушка, повернулась и убежала вглубь сада.

Сэр Мармадьюк, проводив ее взглядом, вошел в беседку, сел на скамью, опустил голову и предался мрачным думам. Несмотря на свой немалый дуэльный опыт, он не мог избавиться от тягостных мыслей о смерти, о том внезапном переходе к великой неизвестности, что лежит по ту сторону могилы. Душа его наполнилась благоговейным ужасом, хотя до сих пор наш герой вел самую беззаботную жизнь, не омраченную мыслями о смерти. Печально сэр Мармадьюк взирал на солнце, клонившееся все ниже, на прекрасный вечерний сад, полный грустного предзакатного очарования.

Наконец, услышав жизнерадостный зов Бена, он тяжело поднялся и направился к постоялому двору, где его приветствовали аппетитные запахи. На столе сэр Мармадьюк обнаружил великолепное, дымящееся и ароматное рагу из баранины и воздал ему должное.