Тайна Лоринг-Чейза - Фарнол Джеффери. Страница 21

– То это была бы ваша вина, сэр!

– Моя?! – Дэвид опешил. – Каким образом?.. Ради всего святого…

– Вы разбудили в нем дьявола – в сэре Невиле, конечно, а не в жеребце – и он… Ах, да что там говорить… В общем, я седлаю Брута, только когда меня доводят до белого каления! После вашего визита сэр Невил словно обезумел. Что вы сделали? Почему он так разозлился?

– К сожалению, ничего, сударыня.

– Когда он в таком состоянии, его все боятся. Все, кроме меня. Чем скорее вы уйдете, тем лучше для вас… Это правда, что вы отняли у него пистолет – ну тот, что мне показывали?

– Да, мэм.

– Как это случилось? Расскажите.

– Мне просто повезло… Я первым дотянулся до ящика стола.

– Значит, вы его не украли? Это точно?

– Можно сказать, позаимствовал… чтобы предотвратить несчастный случай.

– Значит ли это, что сэр Невил угрожал вам? Или вы имеете в виду, что…

– Он был недостаточно проворен, мэм.

– Я рада, что вы не вор.

– Искренне благодарен.

– Вы смеетесь надо мной?

– Ни в коем случае, сударыня.

– Ну ладно, вор вы или не вор, а лучше вам поскорее уйти из этих мест.

– Думаете, он захочет мне отомстить?

– Не знаю… Но, когда он впадает в такое холодное бешенство, это всегда опасно.

– В таком случае я остаюсь. Поселюсь где-нибудь поблизости, а Лондон может и подождать. Придется временно разбить лагерь в Лоринг-вилледж.

– В таком случае вы – глупец! – воскликнула она разгневанно. – Самый настоящий глупец! Потому что остаетесь ради того, чтобы потешить свою дешевую гордость!

– Не только, сударыня. Помнится, совсем недавно кто-то что-то говорил о страхе и одиночестве. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: у вас поблизости есть друг, который, если в том возникнет нужда, с радостью придет на выручку и на которого вы можете опереться в любой беде, потому что… Впрочем, этого достаточно.

– Потому что – что?

– Потому что моя мать учила меня помогать всем, кто попал в беду, особенно женщинам.

– Должно быть, это удивительно, когда у тебя есть мама, – сказала Антиклея, опустив голову и хмуро уставившись на журчащую воду. – А я вот никогда не знала своей матери… Она была парией… нищей… и умерла от измождения, когда я родилась… Иметь мать, которую помнишь и любишь… Наверное, я многое потеряла. Правда, у меня есть Белинда, она мне больше, чем…

Антиклея резко оборвала себя, взгляд ее моментально стал жестким, и в то же мгновение Дэвид вскочил на ноги, ибо в каком-нибудь ярде от ствола дерева, картинно опираясь на свою трость, стоял сэр Невил. Его породистые орлиные черты смягчала печальная улыбка.

– Прошу простить, если помешал, – заговорил он удивительно мягким баритоном. – Я ковылял мимо, но, услышав голоса, осмелился полюбопытствовать. Вы были так поглощены беседой, что, боюсь, я напугал вас.

– Действительно, сэр, вы изволили подойти совсем бесшумно! – Выпятив подбородок, с вызовом ответил Дэвид.

– Да, да, – вздохнул сэр Невил. – Моя хромота, как вы могли заметить, крайне безобразна, и я, чтобы лишний раз не смущать людей, стараюсь ходить как можно тише и незаметнее. Однако, сэр, я несказанно рад, что встретил вас и получил возможность выразить свое искреннее сожаление за прием, оказанный вам сегодня утром. Да простит меня Бог, я вспыльчивый, несдержанный старик, подверженный припадкам уныния и внезапного гнева. Моя дорогая Антиклея подтвердит, если захочет… Таким образом, сэр, я по доброй воле признаю свою вину и, моля вас о прощении, протягиваю вам свою руку в знак дружбы… Только вот примете ли вы ее?

Антиклея незаметно для сэра Невила бросила на Дэвида выразительный взгляд и едва уловимым движением покачала головой. Дэвид засомневался, но руки не протянул.

– Сэр Невил, – сказал он, покраснев. – Ваша неожиданная доброта… любезность… и это смирение, сэр… Я изумлен и не нахожу слов…

– Значит, я напрасно беспокоился…

Грустный, тихий голос, печаль задумчивого лица растрогали и устыдили Дэвида. Он не выдержал, порывисто шагнул вперед и пожал протянутую руку.

– Прошу, ни слова больше! Ваши недавние сомнения относительно меня – вполне оправданны. Да и кто не засомневался бы, явись к нему нечесаный, небритый бродяга в этом диком наряде…

– Благородный юноша, – остановил его сэр Невил, – ваше великодушие безмерно тронуло мое сердце – гораздо глубже, чем я могу выразить словами…

Но его благородную речь внезапно прервал насмешливый хохот.

– О, сэр! – вскричала Антиклея, продолжая смеяться. – Не надо! Прошу, не надо больше! Мой носовой платок промок насквозь и не впитает больше ни слезинки!

Губы Антиклеи презрительно кривились, широко открытые глаза полыхали гневом. Потрясенный Дэвид даже отпрянул.

– Сударыня… – начал было он.

– Не трудитесь, сэр, – вздохнул сэр Невил. – Не браните и не упрекайте ее. Я один во всем виноват. Антиклея – лишь результат моего воспитания… В ней с детства чувствовались задатки неистового, необузданного нрава, а я упустил… Но она еще дитя, чье сердце и чьи чувства пока дремлют. Когда-нибудь ты проснешься, моя Антиклея, да… проснешься для любви и женственности. И – кто знает? – может быть, тогда ты станешь чуточку добрее к старому, безобразному калеке…

И сэр Невил быстрым движением коснулся тонкими пальцами влажного золота волос. Он как будто собирался мягко, бережно погладить ее, но Антиклея вздрогнула и отшатнулась, посмотрев на его руку так, словно увидела змею.

– Нет! Не смейте! – закричала она и мгновенно очутилась на ногах.

Прижавшись спиной к стволу дерева, она задыхалась, словно затравленный зверек, и в этой позе и во всем ее облике было столько гадливости и ярости, что Дэвид застыл, онемев, и лишь испуганно переводил взгляд с Антиклеи на сэра Невила.

А тот опустил голову и, помолчав, заговорил едва слышно:

– Ах, моя дорогая, моя дорогая! – И, повернувшись к Дэвиду, беспомощно улыбнулся. – Увы, сэр, – произнес он горестно – юность бывает так жестока!… И все-таки я не имею права обижаться. Ведь я сам подвержен припадкам отчаяния и черного юмора. Чего ждать, когда перед глазами ребенка постоянно такой пример?.. Я наказан справедливо, но поистине как жестоко ранит меч справедливости! Впрочем, довольно об этом… Надеюсь, вы окажете мне честь и будете сегодня моим гостем. А завтра, если пожелаете, лошади и экипаж – к вашим услугам. Или нет, я сам отвезу вас в Лондон, ведь это дело жизненно важно для нас обоих. Но сегодня вы непременно должны воспользоваться гостеприимством Лоринг-Чейза. Уважьте старика.

Тут Дэвид снова поймал страстный отрицательный жест Антиклеи.

– Так вы доставите маленькое удовольствие одинокому инвалиду? – мягко настаивал сэр Невил.

– Сэр, я почту это за честь, – после некоторого колебания ответил Дэвид.

– Вот и прекрасно, – сказал сэр Невил. – В таком случае позвольте мне опереться на вашу руку. А ты, моя Антиклея, ступай вперед и предупреди, что у нас гость.

Мгновение она стояла, хмуро переводя взгляд с одного на другого, потом, не произнеся ни слова, подобрала длинную юбку и торопливо удалилась.

– Прекрасное, но какое своенравное дитя, – вздохнул сэр Невил, когда они рука об руку последовали за ней. – И все же, если я потеряю ее… Вы, конечно, поведали ей свою романтическую историю? Открыли свое имя, цель своего приезда… Полагаю, она очень заинтересовалась?

– Нет, сэр, – ответил Дэвид, – я ничего ей не сказал. Только то, что меня зовут Дэвид.

– Похвальная сдержанность. Женщины, даже самые лучшие из них, любят посудачить… Смотрите, уже луна. Ночка будет великолепная. Завтра отправимся в Лондон, где наш адвокат Гиллеспи разрешит тайну Дэвида, который мертв и похоронен, и Дэвида, который жив.

Шагая рядом со своим дядей, слушая, как он вспоминает прошлое и рассуждает о будущем, вслушиваясь в доброжелательный мелодичный голос, Дэвид время от времени поглядывал на красивое лицо баронета и чувствовал, как его помимо воли все сильнее тянет к человеку, о котором он поспешно составил столь превратное мнение.